Лето, Крым, два миллиона
Принято считать, что женское счастье — это найти себе мужчину, нарожать детей и довольствоваться жизнью за крепкой мужской спиной, совершенствуя кулинарные навыки. Александра Иванова, казалось, ухватила то самое женское счастье за хвост аж два раза. Свой первый брак она вспоминает тепло. Саша вышла замуж за известного хоккеиста Романа Дерлюка и, несмотря на то, что детей у них не было, жила в полной гармонии с мужем в их доме в Коктебеле. Как это часто бывает, даже самые теплые отношения не вечны, а браки распадаются, — эти отношения завершились спустя восемь лет после свадьбы.
Александра по соглашению с мужем получила тот самый дом, машину и два миллиона рублей, все основное имущество осталось у хоккеиста. На эти деньги она планировала купить квартиру, чтобы сдавать ее в аренду и иметь пассивный доход. Но ее планам не суждено было сбыться из-за появившегося в ее жизни нового мужчины, который сейчас пытается отсудить у нее 623 миллиона рублей.
С Михаилом Мартыновым Саша познакомилась спустя месяц после развода, в августе 2017 года. Он представился риелтором — «все расскажет о недвижимости», подскажет, какую покупать квартиру, у кого, и оградит от обманщиков. От покупки приглянувшихся вариантов стал отговаривать: найдет что-то получше. Начал звать гулять по вечерам.
«Я была только после развода и не интересовалась отношениями, но он не сдавался, постоянно писал: “Лето, Крым, чего дома сидеть, пошли на набережную, хоть пройдешься”. Стала выходить, гулять. Мне показалось, что человек адекватный, мы стали переписываться, он меня сопровождал по всяким ЖКХ-ведомствам, помогал. Мне это было непривычно — привыкла действовать самостоятельно», — рассказывает Саша «Таким делам».
«Побудь девочкой»
Через два месяца отношения завязались, и Мартынов переехал в дом Александры: лучше строить любовь в доме у моря, чем в его квартире, говорил он. Себя называл бизнесменом — по его словам, в Смоленской области у него процветает магазин стройматериалов. После переселения под предлогом затрат на утепление фасада начали таять два миллиона рублей, оставленные мужем-хоккеистом.
«Я давно хотела этим заняться, и Мартынов взял на себя управление строительными работами, — вспоминает Александра. — Говорил: “Побудь девочкой, я — мужчина, это мои задачи”. Даже упомянул о моем разводе, мол, если бы я была более женственной и податливой, “делала все правильно”, то и не развелась бы».
Михаил заказывал стройматериалы, деньги на это давала Александра. Уже потом она поняла, что в реальности на все работы требовалось максимум 300 тысяч рублей, 500 — потолок. К моменту осознания двух миллионов не стало.
«Он окружил меня максимальной заботой, говорил: “Ни о чем не думай, у меня все под контролем”, — рассказывает Александра. — Я действительно была как выжатый лимон, много спала. Постепенно я переставала общаться с друзьями, мы проводили вместе практически [все время] 24/7. В декабре он сказал, что у него сложности с ИП и с его магазином и ему нужна крымская прописка. Прописаться в квартире он не может, и, как я потом выяснила, это вообще не его квартира была. И я его прописала».
Постоянную сонливость девушки Михаил списывал на стресс после развода, однако она подозревает, что в этом виноваты вовсе не переживания. «У него в аптечке я видела такие препараты, как фенозепам, имован. Поэтому я подозреваю, что мое состояние было связано не с разводом», — говорит она.
Сто миллионов, которых не было
В конце января начались побои, рассказывает Саша. Первый случай произошел после того, как он увидел старый ее аккаунт в инстаграме. Еще до этого она удалила все снимки с бывшим мужем, но один оставила — где они сфотографированы с их двумя собаками. Михаил увидел и предъявил претензию насчет «каких-то мужиков в инстаграме». После ее возражений начал бить.
«Я поняла, что убежать у меня не получится, — вспоминает Саша. — Я теряла сознание несколько раз, у меня было сотрясение. Повредил нос, скулу, ухо. После этого я лежала, не вставала несколько дней, никакой медицинской помощи он мне не обеспечил, сам ездил в аптеку, ставил мне какие-то уколы, давал таблетки».
После произошедшего поведение Михаила изменилось кардинально.
«Он стал говорить со мной совсем иначе, — вспоминает Саша. — Стал рассказывать, что сидел в тюрьме, лежал в психбольнице, пил с прокурорами. Что у него везде друзья — и в органах, и на зоне. А я — никто, и мне никто не поверит. Угрожал убийством — меня и моих родственников. Мне было страшно, и бежать было некуда».
Так побои стали постоянным вечерним явлением. По словам девушки, «прилететь» могло за что угодно, и в один из таких вечеров после очередного «акта воспитания» Мартынов сказал, что она должна написать долговую расписку на 100 миллионов рублей. Якобы для профилактики, чтобы девушка не ушла от него и не стала писать никаких заявлений.
«Когда меня спрашивают сейчас, почему такая сумма, почему я согласилась, — я отвечаю, что если бы там был триллиард, я бы и триллиард написала, — поясняет Александра. — Смысл не в сумме был, я просто хотела, чтобы меня не били, чтобы я легла спать».
Позже Михаил сообщил, что теперь самое время расписаться в ЗАГСе.
«Это не было предложение руки и сердца. И я, конечно же, не кричала “Да, любимый!” Это было такое жуткое состояние, животный страх, нечеловеческий, и надежда, что все закончится, что наладится. Позже, после того, как я сбежала, мне поставили диагноз посттравматическое стрессовое расстройство».
Попросить помощи девушке было не у кого, идти некуда. Мама жила в трех с половиной тысячах километрах от Коктебеля. За время жизни с Мартыновым исчезли и подруги, а телефон Александры полностью перешел под контроль Михаила, который не только писал от ее имени сообщения матери о том, как все хорошо, но и для перестраховки имитировал романтическую переписку с самой Сашей, рассказывает девушка.
«Тебе никто не поможет»
В середине июня 2017 года Мартынов вывез ее на пруд недалеко от Коктебеля и, по ее словам, пугал, что будет топить, однако из машины так и не вышел — помешали отдыхающие. По словам Александры, на протяжении полутора часов Михаил бил ее в левое плечо, в бок, из-за тонировки этого никто не видел. Позже окажется, что у Саши сломано два ребра. Будет и экспертиза, в которой зафиксированы побои, но, вспоминает девушка, в полиции ей скажут, что наносило их неустановленное лицо [экспертиза, постановления МВД и официальные показания Александры есть в распоряжении редакции, — прим. ТД].
Периодически к Михаилу приезжали некие люди в форме, с погонами, в машине с надписью «Военная автоинспекция», рассказывает Саша. «Он говорил мне: “Видишь, со мной какие люди? Тебе никто не поможет”».
По словам девушки, Михаил забрал все документы на дом и на машину, заставил написать договор дарения на имущество. После выхода из больницы она дважды пыталась покончить с собой. Третьего раза не случилось, потому что в гости прилетела ее мама, которая вместо дочери увидела изрядно похудевшую девушку с проплешинами на голове из-за выдранных мужем волос. Приезд мамы придал Саше сил — она решила бежать.
16 августа Михаил забыл дома ключи от машины. Александра выключила видеонаблюдение в доме, усадила маму в машину и рванула из своего же дома. По дороге девушка взяла у мамы подаренный ей свой старый телефон и начала звонить по всем своим контактам, которые там были.
Больше всего Саша хотела сбежать и как можно дальше, поэтому тут же за рулем решила сразу ехать в Москву. Там отыскала друзей, которые помогли найти адвоката, прийти в себя.
«Я весила 48 килограммов, выдранные волосы, паранойя, постоянно боялась, что меня найдут. Я в центре Москвы стояла и думала, что везде его люди и меня сейчас убьют. Вот прямо сейчас убьют, все его угрозы были в моей голове».
Счет за спасение
Через две недели девушка с адвокатом вылетели обратно в Крым, в феодосийском отделении МВД она написала заявление о возбуждении уголовного дела, где подробно изложила все обстоятельства избиений. В постановлении полиции сохранены ее показания, однако местные феодосийские правоохранители продолжают упорно писать, что побои наносились неустановленным лицом.
Бюро независимой судмедэкспертизы «Эталон» пришло к заключению [есть в распоряжении редакции, — прим.ТД.], что у Александры перелом двух ребер, перелом ушного хряща, перелом костей носа и носовой перегородки со смещением.
Несмотря на это, по всем своим заявлениям Саша получила отказы. Только после того, как она попала на прием к министру внутренних дел Крыма, полиция зашевелилась. Было возбуждено два дела — по статьям «Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью» и «Мошенничество в особо крупном размере». Расследование по обоим делам до сих пор не завершено.
«При этом все дела возбуждены по факту — не в отношении него, — говорит девушка. — То есть неустановленное лицо ломало мне кости и неустановленное лицо заставило меня написать расписку “с целью хищения принадлежащего мне имущества”».
А вот феодосийский горсуд назвал это лицо — местные судьи постановили, что по той самой расписке Саша должна вернуть Мартынову не только 100 миллионов рублей, но и колоссальные проценты: согласно рукописному документу, она «одолжила» деньги с условием платы за пользование денежными средствами в размере 10% в месяц от общей суммы долга. Поэтому вернуть девушка должна 623 миллиона рублей.
«Он хочет машину и дом — это его главная цель, — говорит Саша. — Он прекрасно понимает, что никаких 100 или 623 миллионов не получит, и пытается обратить все во взыскание моего имущества в счет долга».
Александра проиграла и в первой инстанции, и в апелляции, несмотря на то, что обосновать происхождение этих ста миллионов Мартынов не может.
По словам девушки, в суде он утверждал, что часть денег дал отец, часть принадлежала ему. Подтвердить эти показания не смог даже Росфинмониторинг: никаких доказательств о наличии этих средств у Мартынова и его отца нет, однако Феодосийский городской суд, а также Верховный суд Крыма не сочли этот факт юридически значимым, а доводы Александры были признаны несостоятельными. Сейчас жалоба на эти судебные решения рассматривается кассационным судом в Краснодаре.
Адвокат Александры Дмитрий Лесовой пояснил «Таким делам», что даже незаверенная расписка имеет юридическую силу в гражданском процессе, однако лишь в том случае, если деньги фактически передавались. Эти обстоятельства могут быть подтверждены свидетельскими показаниями и заключениями финансовых организаций.
«В данном деле таких подтверждений нет, эта расписка является безденежной, — говорит адвокат. — Была проведена аудиторская проверка, также проводил проверку Росфинмониторинг и установил, что ни у Мартынова, ни у его отца не было соответствующих доходов. Документальные подтверждения все были предоставлены в суд. Однако судьи не принимают во внимание показания свидетелей, учитывают лишь голословные показания Мартынова о том, что он якобы передавал деньги. В связи с чем принимаются такие решения, можно только гадать».
Историей Саши заинтересовался Андрей Малахов, который в феврале 2019 года собрал в студии канала «Россия 1» множество спикеров, включая бывшую жену Михаила. Для закрепления абсурдности происходящего Сашу «прогнали» через полиграф, который подтвердил, что она говорит правду, а также то, что она до сих пор любит бывшего мужа.
Большая часть гостей осудила девушку. «Скорее всего, изменила», «ты хоть раз в жизни работала-то сама?», «а почему детей нет?», «в инстаграме умеет себя подать, но травмы не сфотографировала», «слабоумная, признайте ее больной», «нет фото — нет доказательств», «сама спровоцировала, заслужила», «хотела заработать» — все это толпа посторонних людей кричит ей в лицо всю передачу.
Только один из приглашенных гостей, адвокат, без сомнений вступился за девушку. По словам юриста, условия, на которых Мартынов якобы давал Александре деньги, не снились даже микрокредитным конторам, и просто так, в спокойном состоянии, такую расписку не напишет никто. Кроме того, адвокат недоумевает, почему суды становятся на сторону Михаила, если документ даже не заверен нотариально. Если следовать логике судей, то такую же юридическую силу могла бы иметь шуточная расписка с триллионами долларов в качестве долга.
Сам Михаил в студии отсутствовал, однако с представителями передачи все же поговорил. По его словам, Александру он очень любил, заботился о ней, сто миллионов рублей давал и теперь не знает, как кого-то любить после такого предательства. Мартынов сообщил, что сделает все, чтобы она вернула ему эти деньги. С процентами.
Мартынов отказался отвечать на вопросы «Таких дел». По его словам, Александра лжет, а он устал давать комментарии СМИ.
Кулачная правозащита
Ирина познакомилась с Сергеем [имена изменены по просьбе собеседницы, — прим. ТД], когда ей было всего 19 лет, ему — 28. Они поженились летом 2016 года, всего через полгода после начала отношений.
«Я вышла за него замуж практически тайно, так как моя семья была против, — рассказала девушка “Таким делам”. — Но он меня уговорил. Я думала, что это “прикольно”. Сейчас теряюсь в догадках: о чем я тогда думала».
Сперва все было хорошо, влюбленные периодически находились в разных городах, и это расстояние тоже вносило свою романтику. Занимались активизмом в студенческой правозащитной тусовке, в студсовете. Сергей помогал людям, которых пытались привлечь за участие в оппозиционных митингах, Ира ушла в журналистику.
Проблемы в отношениях начались довольно скоро. В паре все чаще стали возникать ссоры.
«Я постоянно была виновата во всем, а он меня “воспитывал”, — вспоминает Ира. — Уходил из дома без телефона, в качестве наказания мог закрыть в комнате и не выпускать. Когда я пыталась выбраться, хватал за руки и не пускал, а он намного больше меня. Когда с кем-то виделась, кроме него, выслушивала постоянные упреки. Ставил передо мной обязательства по готовке, за малейшие провинности сразу ругал, и многое другое. Это были абьюзивные отношения во всей красе. Мы ругались постоянно».
После очередной ссоры Сергей стал оскорблять девушку, она ударила его рукой по плечу, после чего тот заломил ей руку, повалил на пол и начал пинать ногами.
Ира не стала ждать, пока это повторится снова, и сбежала к подруге. О произошедшем она написала в своем твиттере сразу же, пока ехала в метро, приложив несколько фото с незначительными синяками. Однако на утро этих публикаций уже не было — Сергей удалил их, воспользовавшись забытым ей ноутбуком.
«Я понимала, что в полицию мне идти смысла нет, потому что нет никаких следов, кроме красных следов от его рук. Я понимала, что ни о каких побоях тут речи не идет и в полиции мне не помогут».
Чуть позже скриншоты из твиттера появились в паблике со сплетнями вуза, кто-то успел снять их до удаления. Как раз в тот год Сергей получил премию за свою правозащитную деятельность, и инцидент обсуждался в комментариях.
Об этом посте Ира, по ее словам, узнала спустя полтора года, когда Сергей подал первый иск.
«Причем судится он сейчас даже не лично со мной — в истцах указаны “ВКонтакте”, потому что пост был анонимный. Также он пытался возбудить против меня уголовное дело [за клевету], но полиция отказала».
Сейчас суды рассматривают два иска от Сергея в Петербурге и Москве — один к «ВКонтакте», второй к некой девушке. По всей видимости, пост с фотографиями опубликовала анонимно именно она, а администрация ресурса выдала Сергею необходимые сведения.
«Я указана в исках как третья сторона, и тут я поражаюсь его наглости: он заявляет, что порочащие сведения распространяются в отношении меня, — говорит Ира. — Насколько я знаю от наших общих знакомых, если суд скажет, что в посте неверная информация, то после этого он будет подавать иск ко мне лично с требованием денежной компенсации и запрета говорить о побоях».
Как позже выяснилось, точно так же Сергей поступил и с бывшей девушкой, которая боится обнародовать свою историю, однако написала Ире, рассказала о своем опыте и выразила сочувствие и понимание.
«Он ведет себя так из года в год, но никто его не наказывает. Он выбирает девушек значительно младше себя, слабее него морально и подавляет».
Сергей в разговоре с корреспондентом «Таких дел» назвал информацию об избиениях недостоверной.
«Это некая фантазия. У нас были бытовые конфликты, которые бывают в любой молодой семье, с выяснениями отношений и так далее. Мне совершенно не надо применять физическое насилие, чтобы доказать свою точку зрения. Если на меня кто-то бросается с кулаками, я, конечно, могу оттолкнуть, но это максимум».
Комментировать ситуацию с удалением постов в твиттере Сергей отказался. Иск ко «ВКонтакте» он аргументировал тем, что пост с информацией, которую он считает недостоверной, был опубликован на страницах соцсети анонимно и должен быть удален. Девушку он по иску ни в чем не обвиняет, однако защищаться ей все же придется.
«У меня не предъявлено к ней ни одного требования. Она выступает третьим лицом, потому что я уважаю ее точку зрения, и было бы несправедливо исподтишка провести процесс так, чтоб она не могла представлять свою позицию».
Будет ли он в случае победы выдвигать дальнейшие иски уже к Ирине, Сергей пока не знает.
«Мне сложно говорить в сослагательном наклонении. Сейчас у меня нет таких планов. Жизнь длинная, все может быть, но на сегодняшний день нет».
Традиции страха вместо закона
Истории этих девушек объединяет одно: обе расплачиваются за то, что стали жертвами насилия со стороны своих партнеров. Во многих подобных ситуациях их можно было бы спасти гораздо раньше, чем наступит драматичная развязка. Однако до сих пор в России практически отсутствуют законодательные меры защиты от преследования и насилия со стороны близких.
Пока домашнее насилие в России не декриминализовано, побои внутри семьи крайне нечасто становятся предметом именно уголовного разбирательства. Положение ухудшилось в январе 2017 года, когда Госдума перевела первый случай домашнего насилия из уголовной ответственности в административную [ст. 6.1.1 КоАП РФ]. Максимальное наказание за первичные побои по этой статье — административный арест до 15 суток, либо обязательные работы до 120 часов, либо штраф до 30 тысяч рублей. Чаще всего назначают минимальный штраф, говорит юрист «Зоны права» Валентина Фролова.
Ситуация, когда женщину привлекают к ответственности за то, что она публично рассказала об актах домашнего насилия, встречается в практике правозащитников довольно часто, говорит юрист Гаяне Штоян.
«И сейчас ситуация такова: в первую очередь необходимо подать заявление и только потом рассказывать о случившемся в очень корректных, сжатых, почти юридических формулировках при том, что часто жертвы насилия находятся в состоянии аффекта. Но говорить и действовать нужно. У меня есть доверительница, которая в процессе дела предложила его прекратить, потому что давно не было никаких актов агрессии. Я ей объясняю, что, если не довести дело хотя бы до суда, если агрессор не окажется в зале, он будет чувствовать себя безнаказанным, и все повторится — если не с ней, то уже с другими женщинами, и, возможно, все будет еще хуже».
Необходимо привлекать психологов и к судебным процессам, однако, как показывает практика, суды такие заключения принимают в расчет крайне редко.
«Это прямая обязанность адвоката, — утверждает Штоян. — При этом добиться справедливости возможно, хотя и очень сложно. В подобных категориях дел следует вести защиту параллельно в двух судопроизводствах: уголовном и гражданском.
То есть с параллельным взаимодействием жертвы насилия и правоохранительных органов, а также с постоянной фиксацией происходящего в семье. Необходимо думать наперед: писать голосовые сообщения родным, писать заявления в полицию, пусть его даже не рассмотрят, пусть оно будет анонимным. В дальнейшем это можно будет использовать, чтобы защититься в случае преследования. Я понимаю, что, когда ты живешь в стрессовой ситуации, психологически подавлен, рассчитывать шаги наперед сложно, я не осуждаю ни в коем случае. Но ответственность за свою жизнь надо брать в свои руки».
По словам Штоян, без подобных превентивных действий доказать что-либо практически невозможно: ни побои, ни то, что их наносило конкретное лицо.
«Если человек не фиксировал, сбежал, пришел в себя через полгода-год, вы ничего, к сожалению, не сможете доказать. У меня была доверительница, которую держали взаперти, она не имела физической возможности зафиксировать причиненные телесные повреждения. Девушке удалось в итоге сбежать, но привлечь к уголовной ответственности мужа было невозможно из-за отсутствия доказательств причинения ей побоев. Радует, что хотя бы удалось в судебном порядке признать недействительным договор купли-продажи добрачной квартиры доверительницы, которую супруг переоформил на себя».
Фиксировать необходимо не только насилие, говорит юрист.
«В качестве примера того, какими способами пытаются “обороняться” от уголовного преследования агрессоры, приведу кейс из практики, когда после многолетних побоев и истязаний доверительница осмелилась обратиться в правоохранительные органы с заявлением [после побоев] в отношении бывшего супруга. Нам удалось возбудить уголовное дело по нескольким эпизодам, в том числе по истязанию. Ответной реакцией последовал шантаж обязательствами по совместной ипотеке, по которой она ранее добросовестно передавала бывшему супругу денежные средства в качестве исполнения обязательств в рамках своей доли наличными на руки».
По словам Штоян, мужчина инициировал судебное дело о взыскании с бывшей жены денежных средств, которые она на самом деле уже передавала ему для погашения обязательств перед банком, хотел, чтобы она заплатила по второму кругу.
«В связи с тем, что при передаче денежных средств расписок не составлялось, доказать необоснованность иска моей коллеге, которая вела гражданское дело, привлекала в том числе специалистов-полиграфологов, не удалось».
Но самое главное в насилии и его последствиях — проблему надо признать, говорит глава центра «Насилию.нет» Анна Ривина.
«Это вопрос политической воли. Необходимы две вещи: первая — соответствующее законодательство, которое и превентивно может работать с насилием, а также наказывать за содеянное, шелтеры, в которых можно укрыть жертву, а второе — это изменение отношения к проблеме, социально-культурной модели поведения. Это борьба с теми мифами, стереотипами, религиозными предубеждениями, массовой культурой, которая обвиняет женщину в неправильном поведении, оправдывает поведение автора насилия, и далее по списку».
Закон о декриминализации семейного насилия в России не просто резко контрастирует с подходом, существующим в Европе, он подрывает основное право женщины на жизнь без насилия и жестокости. Даже сама формулировка — штраф за первичные побои — подразумевает тот самый принцип «звоните, когда убьют».
Параллельно с фактической легализацией побоев Россия отказывается ратифицировать Стамбульскую конвенцию, которая является первым юридически обязывающим документом, который «создает всеобъемлющую правовую базу и подход к борьбе с насилием в отношении женщин» и направлен на предотвращение бытового насилия, защиту жертв и судебное преследование виновных.
Просветительская работа — так же важна, как и изменения в законодательстве, утверждает в разговоре с ТД психолог Марина Травкова. В частности, это касается и закона о домашнем насилии, против которого выступают не только власти с религиозными активистами, но и рядовые граждане.
«У наших людей очень много опасений, — говорит специалист. — Кто-то по старой памяти боится ювенальной юстиции, которая будет отбирать детей, кто-то — гипотетических жен, которые будут доносить на мужей и сажать их в тюрьмы. Это все безграмотность. Люди не знают до конца, как это все будет работать. Есть и низкое доверие к государству. Поэтому эти инициативы отягощены таким страхом».