Шестого ноября в пабликах «ЧП Новосибирск» и «АСТ 54» был размещен видеоролик с шокирующим сюжетом: медсестра хватает ребенка за волосы и швыряет его на кровать. Автор этого видео — молодая женщина Ирина, лежащая с ребенком в Новосибирской детской туберкулезной больнице (ДТБ). «Проснулась от шума в соседней палате в семь утра и решила заглянуть туда, — рассказывает в описании к видео Ирина. — Увидела, что бежит девочка, а медсестра ловит ребенка за волосы и бьет по лицу. Я решила поставить на сончас камеру. Потом на записи увидела, что та же самая медсестра берет ребенка за волосы и швыряет в кровать». Сюжет стал достоянием общественности и открыл ящик Пандоры, который хранился в ДТБ десятилетиями.
Били по лицу
В «деле медсестры» у маховика справедливости времени на раскачку не было — социальные сети шилу, которое раньше годами таилось в мешке, теперь шанса не дают. Минздрав Новосибирской области (НСО) начал служебную проверку, Следственный комитет (СКР) возбудил в отношении медсестры уголовное дело по статье 156 УК РФ, женщина была уволена и стала объектом общественного хейта на главных каналах страны. Но не успели стихнуть ток-вопли в программе Первого канала «Гражданская оборона», как из шкафа детской туберкулезной больницы вывалился еще один скелет. Следователи СКР установили следующий факт жестокого обращения с ребенком: в сети появился второй ролик о буднях детской туберкулезной больницы, где уже другая медсестра бьет маленького мальчика по лицу во время сончаса.
Следственный комитет возбуждает второе уголовное дело по статье 156 УК РФ и открывает третье дело, но уже по статье «Халатность». Тем временем Минздрав заканчивает служебное расследование — по его итогам уволен заведующий детским филиалом Новосибирской областной туберкулезной больницы Дмитрий Коломеец, а старшая сестра филиала и старшая сестра отделения, где произошли инциденты, понижены в должности.
Ситуация в ДТБ обсуждается на всех уровнях, в соцсетях пишут гневные комментарии из серии «посадить медсестер на кол», а к уполномоченному по правам ребенка НСО Надежде Болтенко обратились с заявлениями 140 родителей, лежавшие с детьми в ДТБ в разное время. И все они говорят о том, что там плохо. Очень плохо.
Не случай, а система
Как только ситуация в ДТБ стала достоянием общественности, стало очевидно: гуманистическая катастрофа в детской больнице произошла не сегодня. Эта ситуация — порождение системного кризиса, который герметично разрастался в стенах медучреждения на протяжении десятилетий. У сегодняшних уголовных дел есть предыстория, и действия медсестер, названных с легкой руки общественности «садистками», всего лишь следствие, а не причина.
В 2012 году на адрес Российского детского фонда пришло письмо из Новосибирска — от родителей, которые лежали вместе с детьми в ДТБ в то время (стиль и орфография сохранены).
«Пишут Вам родители детей, находящихся на лечении в детской туберкулезной больнице г. Новосибирска по ул. Краснобаева, 6. Обращаемся к Вам как к последней инстанции.
Помогите нам, пожалуйста! Ситуация безвыходная! У нас складывается ощущение, что это не больница, а зона строгого режима. Детей от года до двух лет, живущих в больнице без родителей, не выводят на улицу: так и сидят они в кроватках по 2-3 года, раскачиваясь, пока сами не смогут одеваться. В лечебном учреждении находится один психолог, но мы как родители подростков, не слышали от своих детей, чтобы с ними беседовал психолог. Дети сбегают. Жалуются на дедовщину. Такие же беседы не проводятся с родителями, которые находятся по уходу за детьми, и которые посещают детей. Досуг у детей дошкольного и раннего дошкольного возраста не организован. Для подростков и детей школьного возраста отсутствует школа при всем том, что они находятся на лечении от 6-ти месяцев до 2-х с половиной лет (в исключительных случаях 5-ть лет). В палатах запрещено наличие телевизора, ноутбука, телефонов, их зарядка. Как же детям тогда развиваться в этих диких условиях? Мы оторваны от мира. Главный врач Эдуард Гулевич запретил игрушки, медперсонал хамит мамочкам, грубо обращается с детьми, которые лежат одни. Как только мы начинаем возмущаться, нас сразу же вызывают на ковёр, запугивают опекой и лишением родительских прав; оскорбляют, унижают, заставляют оставить своего ребенка и написать отказ. “Не хотите? Не устраивает? Оставляйте ребенка! Вас никто не держит!” — слова главного врача Э. А. Гулевича. А после его слов — “что он всем нам сошьет робу с указанием номера дела на спине” мы вообще ничего не понимаем».
«Все, что нам рассказывали о ДТБ в нашей поликлинике, — красивая сказка. На деле же, я считаю, что мы с ребенком провели три месяца в зоне строгого режима, — говорит мне Юлия Томлоп. — Нам запрещали буквально всё. Например, гулять можно было только в строго установленные часы. Выйти на улицу с ребенком, пока он спит в коляске, запрещено, хотя свежий воздух — главное для больных туберкулезом. Если медсестры нас видели, они охали: “Что вы делаете? Быстрее в корпус!” Дети, которые лежат без родителей, вообще не гуляют. Так и сидят в кроватках. С нами лежала двухлетняя девочка Вика с туберкулезом кости, ей год ходить нельзя было. Так сидела все время в палате. Раз в месяц приходила санитарка, выносила ее на руках на свежий воздух».
В 2011 году, рассказывает Юлия, дети старше четырех лет лежали в ДТБ без присмотра — на тот момент в больнице осталось всего два воспитателя. Школьных уроков не было, педагогов сократили «за ненадобностью». Были запрещены прогулки вдоль реки и шумные посиделки в беседках, которые там специально построены для воздушных ванн, — а чтобы ни у кого не оставалось сомнений, доступ к ним преградили высоким забором.
Анна, 2012—2014
В ДТБ Анна Любимец и ее сын Андрюшка попали в конце 2012 года.
«При мне одна воспитательница была груба с детьми, — рассказывает многодетная мама. — Я в первый раз, когда стала свидетелем такого обращения, просто опешила. И смолчала. До сих пор сожалею, что не защитила тогда ребенка. На тумбочке лежали тетрадки. Воспитательница сказала ему, чтобы он “прибрался”. Он сложил их стопочкой. А мальчику лет семь. Она заходит к нему и говорит: “Это ты так тетрадки собрал?! Собирай заново!” И швырнула их на пол. А я как раз мимо палаты проходила. Опешила, помогла ему их собрать. Я помню шок. Как она с высоты своего роста расшвыряла тетрадки по комнате.
В палатах по шесть человек. Дети все обездоленные. Лежат годами. Особенно в палатах контактников. Контактный ребенок сам палочку не выделяет. Но, к примеру, его мама живет с сожителем, который болеет туберкулезом и не лечится, — все, ребенок будет жить в больнице годами. По пять лет лежат, по шесть, по четыре. Пока кто-то из родителей не выздоровеет. Или не умрет. Такой закон.
Понятное дело, что у детей в этом вакууме происходит задержка психического развития. Даже если бы им разрешали накрывать в столовой, уже была бы социализация. А там ни кружков, ни учебы, ни игрушек. Режима дня, когда у кого-то лепка, а у кого-то чтение или учеба, не было. Гулять не разрешалось. Детей, которым по возрасту нужно прыгать и бегать, запирали в палатах. У медсестер волосы дыбом: как справиться с этой оравой, которой нужно выпустить свою энергию?
При взрослых медсестры ничего плохого не делали. Но если я какого-то ребенка приголублю, они говорили: “Ну что ты делаешь? Будто ты чужих детей любишь?! Не надо, не приучай. Ты из больницы уйдешь, а нам потом с ними мучайся”. Дети никому не нужны. Брошены.
Все сотрудники были заложниками Гулевича. Он на них гавкал как цепной пес. И если бы за ним не пошли все эти образованные люди, сегодня не было бы этой ситуации. Я смотрела интервью с нынешней заведующей, которое она давала на Первом канале, — у нее руки от страха тряслись. В этой больнице сложились такие традиции — жестоко обращаться с детьми. И каждый следующий врач только усиливал эту тенденцию. Сама структура в этой больнице такова».
Татьяна, 2012—2014
Татьяна Малыгина провела с дочкой в ДТБ два года и тоже называет это время «двумя годами отсидки».
«Хуже зоны. Когда мне пришлось с этим столкнуться, я в силу своего характера не смогла мириться. Стала писать и в полицию, и в минздрав НСО — везде, в общем. Но из больницы же не выпускают. Особенно когда знают, что ты готов поделиться информацией. По моему заявлению были разборки в министерстве — и главного врача Эдуарда Гулевича сняли с должности. Вскоре после этого мы как-то с ним пересеклись в областной администрации. И он мне ехидно сказал, что у него слишком много друзей и он скоро вернется на свой пост. Так и случилось».
Тогда на основании приказа министерства здравоохранения НСО от 29 января 2014 года в ДТБ были установлены нарушения санитарно-эпидемических норм: не в полном объеме приняты меры по созданию достойных условий пребывания детей и родителей, ухаживающих за детьми.
«Медперсонал обижал детей. Я встревала в это. Там было много детей из детского дома. Их очень обижали. Не пускали гулять. Самое больное воспоминание: домашним детям родители привозили передачки, а детям из детского дома — нет. И вот домашние кушают что-то вкусненькое, а дети из детского дома на них смотрят. А если кто-то не выдержит и стащит печеньку, то его заставляют кусок хлеба жевать.
Шок был, когда пьяная медсестра пришла в палату, перепутала ампулы и поставила ребенку не тот укол. Тогда это вышло за стены больницы. Молчать сил больше не было.
Воспитателей не принимали на работу. А дети боялись в туалет по ночам ходить: им персонал запрещал ночью вставать. А если кто-то пробирался, то наказание прилетало — стой в холодной ванной на голом полу. Или еще — дети спать укладываются. Кто-то уже лежит, а кому-то хочется подурачиться. Дети же. Если медсестра услышит эту возню, то за шкирку и в коридор. На холодный пол босиком. Страшно, когда ребенок живет там один. Медсестры и врачи, которые это видели и ничего не могли сделать, уходили.
Гулевич, чтобы всех разобщить, делал хитро. Есть интеллигентная в палате мамочка, значит, надо подселить к ней неадекватную, чтобы конфликтовали. И с подростками по такому же принципу. Настраивал друг против друга.
И об этом бы никто не узнал, если бы не появился этот ролик. Видимо, Бог терпел, а потом сказал: ну все, хватит. Мама, которая выложила это в сеть, — герой. Ее нужно защищать».
Архивы на помойке
Жестокие порядки в Новосибирской ДТБ были не всегда.
Из архива можно узнать, что в 1932 году на высоком правом берегу села Мочище из разобранных старых домов было построено здание детского туберкулезного санатория. В 1942 году сюда были эвакуированы из Москвы больные дети и врачи-фтизиатры — во главе с основоположником детской хирургии Тимофеем Краснобаевым. Именно он внедрил в Новосибирске новые формы диагностики и лечения туберкулеза, что позволило санаторию превратиться со временем в многопрофильную лечебницу для больных с внелегочными формами туберкулеза.
Санаторий работал по принципу «лечение не отменяет детство»: 36 воспитателей и педагогов занимались с детьми, работала школа, проводились новогодние утренники, лыжные прогулки, игры на свежем воздухе, трудотерапия в санаторном огороде, посиделки в беседках у реки. Об этом рассказывают старые фотокарточки из альбомов ДТБ — черно-белые свидетельства нормальной жизни.
Сейчас никто не вспомнит, когда все изменилось. Может быть, в нулевых, когда туберкулезный санаторий стал детским отделением Новосибирской областной туберкулезной больницы под руководством главного врача Михаила Евсина и финансирование ДТБ резко просело? Но спросить его об этом невозможно — месяц назад Михаил Евсин скончался от коронавирусной инфекции.
А в 2012 году, во время директорства Эдуарда Гулевича, исторический архив больницы был вынесен на помойку. С приказами от 1941 года «о плановой засолке 1,5 тонны огурцов», с заявлениями медперсонала «прошу назначить на мое место имярек ввиду моего ухода на фронт», с фотографиями детей, где на обратной стороне детским почерком выведено «Моей любимой медсестре». С фактами жизни, которую никто не прятал от посторонних глаз.
«Выброшенные на помойку архивы — очень показательный факт, — считает Анна Любимец. — Я, когда их увидела, то тайком вытащила из мусорных баков и спрятала в палате. А потом незаметно передала мужу».
Татьяна Малыгина, Анна Любимец и Юлия Томлоп говорят о том, что в те годы в ДТБ царил «авторитарный режим» Эдуарда Гулевича. «Было обидно за врачей и медсестер, — горько констатирует Анна Любимец. — Они первоклассные специалисты, таких поискать еще нужно, они моему сыну жизнь спасли. А их главврач не уважал. Много раз слышала, как он их унижал. Ходили слухи, что он и не фтизиатр вообще, а бывший психиатр на зоне. Он сам частенько об этом напоминал и добавлял, что он лучший друг Михаила Евсина и ему ничего не будет».
Действительно, Эдуард Гулевич — врач-психиатр. Одиннадцать лет отработал в системе МВД по профилю «лечебно-диагностическая работа», с 2011 года возглавил ДТБ, где шесть лет, как он сам пишет в интернет-резюме, «организовывал взаимодействие структур больницы». Сейчас он ведет психологическое консультирование в одной из частных клиник Новосибирска и своим основным профилем считает «работу с трудными подростками».
Будничная жестокость
Но Гулевича сняли с должности в 2016 году. Человек, установивший в ДТБ негуманные порядки, ушел, а традиции остались. Персонал продолжил жить по инерции.
«Проявления бытовой жестокости характерны для закрытых учреждений, — уверена директор благотворительного фонда “Солнечный город” Марина Аксенова. — Детские отделения туберкулезных и психиатрических больниц — самые закрытые в нашей стране. Лечение в них очень длительное, дети лежат зачастую без родителей, а воспитательного персонала или нет, или не хватает».
Президент организации усыновителей «День аиста» Евгения Соловьева уверена, что «будничная жестокость» — суть всех закрытых детских учреждений. «Практически сто процентов взрослых — это травмированные в прошлом дети, — говорит Соловьева. — Ор, плач, крик пробуждают во взрослом скрытые воспоминания о том, как ему было в детстве плохо. И если тогда его взрослые не утешили, воспоминания становятся ахиллесовой пятой, ранят, делают его слабее. А проявлять слабость не хочется, потому взрослый злится. Злость — сильное чувство, оно помогает отринуть себя маленького. Лишает эмпатии».
«Новосибирская история с жестокостью по отношению к маленькому ребенку не должна пройти бесследно, — пишет на своей странице в фейсбуке уполномоченный по правам ребенка в РФ Анна Кузнецова. — За свои поступки должны ответить должностные лица и персонал. Но не только это будет ответом на вопрос о безопасности детей в лечебных учреждениях. Мы предлагаем разработать стандарт услуги по присмотру и уходу за детьми, оставшимися без попечения родителей и нуждающимися в медицинской помощи, и обеспечивать ею в обязательном порядке. Можно использовать уже имеющийся опыт по разработке стандартов социальных нянь. И установка камер. Это правильно. Это необходимо».
Марина Аксенова считает, что институт больничных нянь или волонтеры, запущенные в ДТБ, не спасут ситуацию. По ее мнению, нужно менять всю систему, чтобы заново создать больничное пространство, где дети будут жить, лечиться и развиваться, а не сидеть в «камерах-палатах» взаперти. И конечно, обязателен мониторинг больниц, где дети проходят длительное лечение, с участием общественных организаций. Нужно «включить свет».
Сегодня в детской туберкулезной больнице пересмотрено штатное расписание — будет увеличено количество нянь. Готовятся документы для получения лицензии на образовательную деятельность, которая позволит принять на работу воспитателя. А в местах общего пользования будет смонтирована система видеонаблюдения. Это первые шаги по изменению системы, которые, надеемся, все-таки вернут детство в ДТБ.
«Мы разбираем все обстоятельства произошедшего, смотрим, как такое вообще могло случиться, что к этому привело, откуда эта история берет начало, — сказал на оперативном совещании в правительстве НСО министр здравоохранения Новосибирской области Константин Хальзов. — У нас большие планы по дальнейшему развитию этой больницы. Есть много моментов, на которые нужно обратить внимание. Мы хотим наметить пути развития, которые помогут нам создать в данном медучреждении комфортные условия для детей».