Человек с тростью поднимался на Везувий. Было слышно, как гудит огонь в глубине, как хрустит расплавленная земля под ногами, сквозь подошвы ощущался жар. Человеку только это и было надо: звуки, запахи. Он шел к самому кратеру, который, похоже, готов был вот-вот взорваться огромным фонтаном кипящей лавы. Спутники предпочитали остаться поодаль: ведь стоит ветру сменить направление, и от них останется горстка пепла. Но человек с тростью бесстрашно шел наверх. Трость уже, похоже, немного дымилась. Человек подошел к самому краю кратера — и повернул назад. Спутники облегченно вздохнули. Чего он только не придумает, этот Холман, Слепой Путешественник. Впрочем, так его начнут звать позже, когда по возвращении из того самого вояжа он надиктует первые путевые заметки. И сразу станет знаменитым.
Юнга северных морей
В 1786 году в семье скромного английского аптекаря Холмана родился сын, которого назвали Джеймсом. В городе Эксетер на берегу Ла-Манша все мальчишки грезили морем. Джеймс не был исключением. В 12 лет он пошел юнгой в Королевский военно-морской флот, в 21 — стал лейтенантом, служил у берегов холодной Канады. Молодого человека ожидало великолепное будущее, но однажды буквально в одночасье у него страшно заболели суставы. Врачи решили, что это обычный артрит, который моряк заработал в ледяной воде.
Курорт Бат, куда Джеймса Холмана направили лечиться термальными водами (клин — клином!), оказался хорош, и артрит отступил, как выяснилось, на время. Зато стало падать зрение и начались жуткие головные боли, которые врачи ни объяснить, ни снять не могли. Но самое страшное: чем меньше болели суставы, тем хуже он видел. К 25 годам будущий блестящий офицер Королевского флота полностью ослеп. Будущего больше не было.
В то время считалось, что слепые — совершенно беспомощные, ни на что не годные люди. Джеймсу назначили пожизненную пенсию Виндзорского замка. Но что такое пенсия для молодого человека, полного энергии и сил? Практически могила! Живи теперь безвылазно в Виндзоре, в обмен на тарелку супа да постель посещай церковные службы дважды в день. Море? О нем теперь и думать не стоит. Нет! Такая жизнь была не для него.
Глаза во рту, глаза в носу…
Для начала Джеймс Холман поступил в Эдинбургский университет, где изучал одновременно медицину и словесность. Как он сдавал экзамены, остается загадкой, ведь шрифта Брайля тогда еще не существовало, а делать записи он по понятным причинам не мог. Рассказывали, что каждую лекцию молодой человек прослушивал по несколько раз и запоминал. Это умение не прошло даром — оно развило крепкую память, которая пригодится позже, когда Холман начнет описывать свои путешествия. Именно из них будет состоять вся его последующая жизнь.
А началось все практически случайно. Врачи настоятельно советовали пациенту отправиться на юг Франции с его благотворным климатом. Они не подумали, что слепому студенту не по карману подобный вояж. Но Джеймс не спорил. Надо так надо. Денег как раз хватало на то, чтобы пересечь на корабле Ла-Манш. Дальше он отправился… пешком. Это был его любимый способ путешествия, ведь именно так слепой получал возможность, как он сам выразился потом, «прочувствовать землю», ощутить запахи, услышать звуки, насладиться солнцем и дождем. «Я лучше вижу ногами», — любил говорить он.
В 1820 году Холман добрался до рекомендованного курорта, несмотря на то, что совершенно не владел языком, а временами просто не понимал, где находится. Мало того, за несколько месяцев пути он приобрел какое-то невероятное количество друзей и даже умудрился завести несколько романов — все-таки внешностью он обладал незаурядной. И стал знаменитостью! Вся Франция рукоплескала ему.
Курорт — врачи не ошиблись — и впрямь оказался очень хорош. Суставы почти уже не давали о себе знать. Тамошние эскулапы посоветовали Джеймсу испытать на себе благотворное действие итальянского солнца, и он снова послушался. Передвигался, как прежде, на попутных повозках, а по большей части — пешком.
Как он ориентировался в пространстве? Ловко и бесстрашно, словно летучая мышь. Сегодня его, наверное, так и прозвали бы — Бэтменом. Новые места не пугали Джеймса. Слух заменял ему зрение. Незнакомые люди часто не понимали, что перед ними слепой. Холману помогала трость, с помощью которой он не ощупывал, а обстукивал предметы металлическим наконечником и прислушивался. Со временем он даже научился по звуку определять не только размер и форму интересующего предмета, но даже какие-то шероховатости на нем! Журналист Уильям Джердан сказал о нем так: «Вместо обычных глаз у него есть глаза во рту, в носу и ушах. Кроме того, у него есть глаза и в голове, которые никогда не моргают».
Кругосветка? Почему нет?
В Неаполе Джеймс нашел себе попутчика, тоже англичанина и тоже морского офицера, но не слепого, а глухого. Бывают же такие совпадения! Вдвоем они прошли Швейцарию, Германию и Нидерланды.
Холман посетил все до единой достопримечательности на своем пути, не заходя — по понятным причинам — только в картинные галереи. Он был в базилике Святого Петра, поднялся на купол, пытался пощупать крест. Это у него не вышло, но он стал первым в истории незрячим человеком, совершившим эту дерзкую попытку. Еще одним совершенно фантастическим поступком стало посещение действовавшего тогда Везувия. Холман стал первым слепым, совершившим подобное восхождение. Потом таких рекордов станет много — десятки, если не сотни. За свою жизнь Джеймс совершил четыре больших путешествия и одолел столько километров, что «можно было бы несколько раз добраться до Луны и обратно».
Однажды в уединенном монастыре монах протянул Холману книгу, в которой редкие паломники оставляли записи. Джеймс задумался на минуту, а потом нацарапал: «Встречаются трудности, много подчас, их вам советую не замечать». Это не самое складное двустишие стало его жизненным девизом.
Чтобы записывать путевые впечатления, Холман пользовался так называемой «ночной азбукой», которую изобрел Шарль Барбье в 1808 году — для написания военных шифровок. Вернувшись домой, Холман очень быстро надиктовал книгу о путешествии, которая тут же стала бестселлером. К своему автографу путешественник порой присовокуплял эти строки.
Слава Холмана нисколько не интересовала. Скорее, деньги. (Кстати, купюрами он никогда не пользовался, предпочитая монеты, которые можно различить на ощупь). Он уже собирался в новое путешествие — кругосветное, в которое отправился в том же 1822 году. Суставы уже почти не болели, а книга принесла кое-какие деньги. Мы уже знаем, что Джеймс Холман легких путей не искал. Он составил оригинальный маршрут, задумав начать путешествие… в дикой России. Петербург — Сибирь — Китай. Прекрасный Китай! Туда его влекло почему-то даже больше, чем в Африку и Америку, куда он намеревался плыть дальше.
В пушке, на троне, в кутузке и на банкете с загадочным зверем
С самого начала путешествие не задалось. В истоке Темзы корабль попал в шторм и лишь чудом уцелел. «Это знак!» — подумали бы мы сейчас. Что подумал Холман, нам неизвестно, но он продолжил путь. Который застопорился уже на российской границе. Таможенники наотрез отказались пускать англичанина в страну — особенно вместе с 20 бутылками доброго виски. Пришлось Холману расстаться с любимым напитком, о русской традиции брать взятки «борзыми щенками» ему никто не рассказал, но он умел мгновенно перенимать обычаи стран, куда попадал. Он был смышлен.
Что еще он взял с собой в далекую северную страну? Запасы лекарств, чай, сахар, несколько мешочков с мелочью, чашки и чайник. О теплой одежде, об оружии, которое непременно пригодилось бы в пути, даже и не подумал. Он, похоже, представлял себе путешествие по России как увеселительную прогулку.
В реальности все оказалось иначе. В самом начале Холман заблудился и ощутил всю прелесть российских дорог. Путешествие по ямам и ухабам, иногда превращавшимся в озера, на колымаге без рессор превратилось в пытку. Он писал: «Какое бы я ни принимал положение, оно было неудобным настолько, что казалось, будто мозг вот-вот выпрыгнет из черепа».
Но потом все пошло легче. Уже в Петербурге Холман вошел в светское общество и даже был представлен при дворе. Зиму он провел в столице, завел несколько интрижек и кучу друзей, а к началу лета перебрался в Москву.
Джеймс Холман был человеком с юмором и, надо признать, изрядным хулиганом. В Кремле, в Оружейной палате, он плюхнулся на трон Бориса Годунова, потом пытался пролезть в ствол Царь-пушки. Неудивительно, что его часто принимали за сумасшедшего, а в Казани упекли в участок.
Почти все новые русские знакомые отговаривали англичанина от поездки в Сибирь. «Казалось, что этот край связан в их сознании только с ужасом», — писал он позднее в своих записках. Но Холман был упрямым. Чтобы не зависеть от обстоятельств, он купил лошадей, повозку, нанял возницу и отправился в глубь страны.
Но, едва перевалив через Урал, понял: москвичи и петербуржцы были правы. Холод, гнус и еще более ужасные дороги. В Сибири его возница сразу подцепил глазную инфекцию, таким образом, у них остался один здоровый глаз на двоих.
К чести Холмана, он не концентрировался на неудобствах, мало того, соблюдал некоторую осторожность. Например питался сухарями и солониной, наотрез отказываясь есть то, что готовил слуга-татарин, «зная о том, что его соотечественники имеют обычай добавлять в свою стряпню восковые свечи, чтобы придать блюду вкус». А тот предлагал ему свежую рыбу из полноводных сибирских рек.
Так или иначе, но спустя какое-то время Холман оказался в Тобольске. Жители города уже были наслышаны о Слепом Путешественнике, и его ожидал торжественный прием, на котором было слишком много шампанского. Там наш герой изрядно оконфузился. Он услышал странное хрюканье и причмокивание и решил, что в комнате присутствует некое сибирское животное. Любознательный путешественник возьми и спроси при всем честном народе, что это за зверь. Оказалось, что звуки издавал… вице-губернатор, у которого был хронически заложен нос.
На всем протяжении путешествий Холману постоянно попадались люди, желавшие вылечить его от слепоты. Врачи, шарлатаны, шаманы, колдуны — кого только не было среди толпы доброжелателей. В Сибири, похоже, он нарвался на садиста. Холман познакомился с местным медиком, который за небольшую плату (всего 10 рублей) был готов вылечить того от слепоты… подавая разряды электричества в его глазные яблоки. «Предложение было великодушным, но мой предыдущий опыт лечения слепоты, кажется, истощил мою веру, поэтому я без энтузиазма выслушал план тобольского медика», — писал он.
Но окончательно вера в чудо не иссякла. В Иркутске Холману предложили съездить в монастырь — приложиться к мощам просветителя Сибири, святителя Иннокентия. Он послушался. Священник вдобавок протер ему глаза шелковой тканью, предварительно смоченной маслом. Но увы. Зрение не вернулось. Позже путешественник напишет: «Полагаю, что именно недостаток религиозного чувства стал причиной моего разочарования».
В Иркутске он застрял надолго — казалось, ему уже никогда не выбраться из этого холодного края. Снова напомнили о себе суставы… Несколько месяцев ушло, чтобы получить документы на проезд. Но Холман не унывал, тем более что и общество в Иркутске находил более образованным и жизнь более разнообразной, чем в других местах. Все кончилось быстро и самым неожиданным образом.
Однажды в город прискакал гонец от самого государя императора. Он привез депешу, в которой англичанина обвиняли в шпионаже и предписывали немедленно покинуть страну. Как выяснилось позже, причиной высылки стал донос, составленный управляющим Российско-американской компании, заподозрившим в Холмане конкурента. А тот всего лишь интересовался заготовкой пушнины и освоением лесных угодий!
Выглядело это бесцеремонно — фельдъегерь вручил краткую депешу: «Вы едете со мной!» Делать нечего, даже губернатор, с которым они успели подружиться, не смог помочь. Холман сел в сани, и его повезли по замерзшей Ангаре в сторону Москвы. Одна из лошадей пала в пути, сани чуть не сорвались со скалы, а однажды чудом не врезались в крестьянские дровни.
В Москве Холмана заперли в гостинице, запретив писать друзьям или разговаривать с посетителями по-английски. После того как разбирательство было закончено, тот же фельдъегерь отвез его на границу с Россией. В Англию Джеймс добирался как привык — пешком.
Малярийный курорт: выживаемость 10%
Вы, может быть, думаете, что Холман вернулся домой в расстроенных чувствах? Куда там! Столько впечатлений! Слегка переведя дух, он принялся надиктовывать книгу о путешествии по Сибири. Удивительно, но до сих пор этот уникальный труд так и не переведен на русский. Книга имела еще больший успех, чем первая, а Холман стал не только знаменитым, но и довольно зажиточным. Теперь он отправился в кругосветное путешествие как все нормальные люди — на корабле. Первая остановка фрегата «Эдем» была в месте, которое называют «могилой белого человека»…
Встревоженным друзьям Холман, не особо напрягая фантазию, сообщил, что поездка в Африку ему необходима для здоровья. А сам потом хихикал в путевых заметках: «Посещать Сьерра-Леоне из медицинских соображений по меньшей мере неразумно». Он хорошо сознавал смертельную опасность нового приключения.
Враждебное местное население, дикие звери, насекомые, малярия, лихорадка, тиф, гвинейский червь, дизентерия, сонная болезнь… Холман отделался легким испугом: падением с лошади и атакой роя диких ос.
После трехмесячного плавания корабль «Эдем» бросил якорь в заливе с черной грязью. Холман с товарищами прибыли на остров Фернандо-По, который сегодня называется Биоко, в 22 милях от южного побережья Камеруна. Через несколько минут возле корабля кружили каноэ. В них сидели мрачные туземцы с копьями и пращами и подозрительно смотрели на европейцев. Мирные отношения установились только после того, как экипаж осторожно обменял железо на батат, пальмовое вино, рыбу и обезьяньи шкуры.
А Холман тут же нашел общий язык с местными жителями. В какой-то момент, находясь на суше, он протянул руку туземцу, и его повели в заросли. Когда он снова появился, то уже знал какие-то слова, чтобы объясняться с аборигенами. Например, ему объяснили, что «topy» означает вино, «epehaunah» — кошелек из овечьей мошонки, а «booyah» — рот.
Но «Эдем» бросил якорь у Фернандо-По не для лингвистических исследований — судно было здесь, чтобы преследовать корабли с рабами. Британская империя, отменившая атлантическую работорговлю в 1808 году, регулярно приказывала кораблям Королевского флота патрулировать африканское побережье. В разгар миссии около шестой части Королевского флота курсировало в водах Западной Африки.
Остров казался идеальным местом для разбивки лагеря. Здесь имелась большая река, на которой, по сведениям капитана, любили останавливаться работорговцы. Их способ заработка вызывал у Холмана отвращение. «Вид бедных африканцев, которых насильно забирают из домов, приговаривают к изгнанию и выставляют на продажу, как стада крупного рогатого скота, на рыночной площади в чужой стране, — это отвратительно и унизительно», — писал он.
Холман помогал преследовать три невольничьи шхуны вверх по реке Калабар в Нигерии. «Эдем» захватит эти корабли и спасет более 330 человек. Но самому экипажу придется несладко. К концу миссии от малярии умерло 90% моряков. Неунывающий Холман оказался среди 12 выживших, хотя избежать малярии не удалось и ему. «Несмотря на то, что вокруг меня умирало так много людей, я все еще сохранял бодрость духа», — напишет он.
Потом Холман вернется в Африку еще раз — на Мадагаскар, Коморские острова, Сейшелы. Их со спутниками примут при местном дворе, они отобедают с принцем и даже посетят маленький гарем. Любитель женщин, Холман подробно опишет, как одеты жены хозяина.
На островах Холман активно посещает невольничьи рынки. Наивный, он пытался там… проповедовать. Хотел объяснить торговцам преступность такого промысла. Наверное, не побили и не убили только из жалости к слепоте.
В Китае — демон, в Австралии — герой
Из Африки Холман на голландском судне поплыл по Атлантике в Бразилию, где тут же снова заболел — пневмонией. Но никакая болезнь не могла сравниться с тягой к приключениям, и, когда Холману предложили совершить поездку по золотым рудникам, тот вскочил с постели и тут же оказался на муле, пробиравшемся через джунгли.
На Цейлоне он участвовал в охоте на слонов, где его едва не затоптали обезумевшие животные, которых расстреливали охотники. У берегов Индии судно преследовали пираты…
И вот, наконец, страна, о которой он так страстно мечтал, его земля обетованная. «Мое сердце бешено билось от восторга при мысли о том, что я наконец ступлю ногой на территорию Китая», — писал он.
Местные жители испытывали совсем другие чувства. Англичан и прочих пучеглазых «варваров» они отправляли в «спецпоселение» на берегу реки. Местные дети издевались над ними, закидывали камнями и считали, что это — демоны. Холман, как обычно, демонстрировал английскую невозмутимость и свою неукротимую любознательность. Он купил бамбуковую шляпу с огромными полями, шлялся в ней день-деньской по деревне и… курил опиум (несмотря на то, что от него нещадно болела голова).
Австралия, которая была следующим пунктом путешествия, компенсировала китайское «гостеприимство».
Вот строчки из газеты Sydney Morning Herald: «В воскресенье Слепого Путешественника, лейтенанта Холмана, видели верхом на лошади с отрядом джентльменов, он держал себя совершенно непринужденно и ехал верхом; подъехав к углу улицы, он развернул животное с предельной уверенностью, чем немало удивил зрителей».
В Австралии Холман присоединился к экспедиции, которая искала пути к многообещающим, но неизведанным клочкам суши на юго-восточной окраине континента. «Приключение было гораздо более романтичным и опасным, чем мы могли представить, когда начинали нашу экспедицию», — вспоминал он. В команду входили осужденный, два проводника-аборигена и два свободных австралийца. Они карабкалась по скалам, слышали крики диких собак и пробирались через болота и топи, где еще не ступала нога белого человека. Когда запасы еды кончались, ловили белок и опоссумов. В какой-то момент они добрались туда, где даже лошади не могли пройти. Холман наслаждался каждым моментом…
После он пересек Тихий океан, обогнул мыс Горн и в 1832 году вернулся домой после пятилетнего странствия. В возрасте 45 лет он завершил свое кругосветное путешествие.
А может, он все это выдумал?!
Казалось бы, теперь можно и отдохнуть. Мечта сбылась. Холман просидел дома почти 10 лет, писал воспоминания: четыре тома восхитительных приключений! Книга продавалась не так бойко, как предыдущие. Многие стали сомневаться в том, что Холман действительно путешествовал, а не выдумал все свои приключения в кабинете.
Годы шли, ныли старые раны и больные суставы. Но Слепому Путешественнику не сиделось на месте. В 54 года он отправляется в свое последнее путешествие. На этот раз недалеко — по Европе. Каких-то 20 лет назад он вышагивал тут, никому неизвестный, неопытный, неискушенный, — и все дороги были распахнуты навстречу ему. Все отзывалось веселым эхом железному наконечнику его трости — только выбирай. Солнышко грело нос, птицы пели, двери гостеприимно распахивались, а из домов пахло свежим хлебом.
Что-то изменилось. Мир, люди или он сам? Холман стал замечать, что… его никто не замечает. Он никому не интересен. На этот раз никто не узнавал его на дорогах Испании и Португалии, а уж тем более в Турции и на Балканах.
Умер Джеймс Холман ровно через неделю после завершения уже никому не интересной автобиографии «Рассказы о моих путешествиях». Эту книгу никто никогда не издавал. Судя по всему, она даже не сохранилась.
Зачем слепому этот мир?
Для XIX века Холман — явление уникальное. Какой смысл перемещаться с места на место человеку, который ничего не видит? Не все ли равно, где сидеть в кромешной темноте? Сам Холман отвечал на этот вопрос своими книгами. Он настаивал на том, что все в каком-то смысле слепы: «Разве каждый путешественник видит все, что описывает? И разве каждый путешественник не обязан зависеть от других, собирая информацию?»
А вот что пишет современный биограф Холмана Джейсон Робертс: «Мы используем зрение как средство упрощения мира. Мы смотрим на стену и говорим: “О, это кирпичная стена!” Но если вы слепы и касаетесь этих кирпичей, каждый из них заявляет о своей индивидуальности».
Холман не романтизировал свою слепоту, он верил, что это дает ему преимущества как писателю. В отличие от большинства путешественников, описания которых во многом зависели от легкомысленных впечатлений, Холману приходилось компенсировать отсутствие зрения общением с местными жителями. Он погружался в культуру и собирал информацию, которую зрячие писатели-путешественники могли пропустить.
Да, последние годы жизни Холмана были печальными. Его незаслуженно считали шарлатаном и выдумщиком. Между тем он был избран членом Королевского и Линнеевского обществ. Сам Дарвин ссылался на его труды, описывая флору Индийского океана. На острове Фернандо-По именем Холмана названа река — та самая, где некогда собирались работорговцы.
С 2017 года общественная организация Lighthouse (в Сан-Франциско) присуждает ежегодную премию имени Джеймса Холмана — грант на дальние путешествия для слепых и слабовидящих. В нынешнем году известный слепоглухонемой профессор Александр Суворов получил приглашение участвовать в этом конкурсе и решил попытать счастья.
«Моя идея путешествий-исследований состоит в том, чтобы делиться своим опытом решения проблем взаимопонимания, ведь я почти всю сознательную жизнь слепоглухой, — так объяснял он свое решение. — Общаясь и путешествуя, мы, инвалиды, не только включаемся в жизнь других людей, но и даем решения межличностных задачек другим. Ведь у людей, которые видят и слышат, часто проблем в общении не меньше, чем у меня!»
К сожалению, путешествие из-за пандемии не состоялось, но профессор Суворов не унывает. Надеется, что в следующем ,более счастливом и спокойном году он сможет совершить его, да и все остальные тоже смогут отправиться в свои любимые или неизведанные края.
Главное — не унывать и помнить двустишие Джеймса Холмана: «Встречаются трудности, много подчас, их вам советую не замечать».