Когда почти девять месяцев назад нас посадили на первый карантин, многим казалось, что это не более чем временная предосторожность, короткая пауза, которую надо взять жизни, чтобы вокруг не стало больше смерти. Сегодня даже самые яростные ковид-диссиденты смирились с тем, что в онлайне нам всем придется просидеть еще не один месяц и лучше адаптироваться к новой реальности, чем ее ругать. Деятели культуры по всему миру тоже вынуждены приноравливаться и выдумывать новые форматы, но пока мало кто из них с оптимизмом смотрит в будущее.
Играть или не играть
Перенос в онлайн церемонии вручения главной театральной премии страны (на самом деле «Золотые маски» в этом году раздавали не только виртуально, но и на полгода позже обычного, в ноябре вместо апреля). Отмена легендарного фестиваля NET, который вот уже двадцать лет привозит в Россию лучшие иностранные спектакли. Переход летнего фестиваля искусств «Точка доступа» из уличного формата в полный диджитал. Перенос в Zoom репетиций чудом все-таки вышедшего 10 октября спектакля «Горбачев» с Евгением Мироновым и Чулпан Хаматовой. Смерть Романа Виктюка, Армена Джигарханяна, Бориса Плотникова, Валентина Гафта. Локальные скандалы в больших и малых театрах, от БДТ им. Г. А. Товстоногова до Красноярского театра кукол, неожиданно ставшие достоянием общественности.
Как видим, по зрелищам коронавирус ударил так же сильно, как по хлебу, то есть экономике, образованию и медицине, хотя, возможно, это не так очевидно. И если в начале первой волны пандемии казалось, что повсеместное закрытие театров приведет если не к изменению и оздоровлению системы, то хотя бы к расширению аудитории посредством обрушившейся на нас лавины бесконечных онлайн-трансляций, то сейчас уже понятно, что вторую волну некоторые коллективы — особенно независимые — могут просто не пережить. Тут дело не только в том, что многие из них лишены возможности полноценно (то есть в прежнем режиме и с обычной — не шахматной — рассадкой) играть спектакли и репетировать уже почти в течение года, но и в том, как отреагирует на все эти противовирусные меры зритель: захочет ли он и дальше терпеть постоянные отмены и переносы, до полугода ждать возврата денег за неиспользованные билеты, не потеряет ли в конце концов желание и навык ходить в театр.
Не говоря уже о том, что вообще-то театр не может существовать без живого человеческого контакта, без связи между зрительным залом и сценой, где бы она ни находилась — в помещении или на открытом воздухе, в буфете или в подвале, в парке или на заводе. И когда на спектакле вместо ста человек — двадцать пять (таковы правила, действующие с 13 ноября в Москве и c 1 декабря в Петербурге; во многих регионах подобных распоряжений властей со страхом ждут со дня на день, а в большинстве стран Европы, в том числе таких театрально ориентированных, как Германия и Франция, театры вообще закрыты), одинаково непросто приходится и тем, кто играет, и тем, кто смотрит: первым нужно изо всех сил «качать энергию» и заполнять ею пустое пространство, а вторым реагировать за себя и «за того парня».
Помимо вопросов идеологических (что ставить во время чумы, о чем говорить и к кому обращаться) и экономических (у государственных — как компенсировать потери от непроданные билетов, где изыскивать дополнительное финансирование, как сохранить штатное расписание при возможном сокращении дотаций и субсидий; у независимых и частных — как выжить в принципе), перед руководителями театров встает вопрос и чисто этический: безопасно ли вообще пускать зрителей в залы, если кто-то из них может быть носителем вируса; можно ли актерам приступать к репетициям, если они только что переболели и еще чувствуют слабость; что делать, если у кого-то из постановочной группы спектакля пожилые родственники? Однозначных ответов тут нет, и каждый решает за себя, но в социальных сетях и в профессиональном сообществе регулярно происходят баталии на тему, играть или не играть.
Кина не будет
Важнейшее из искусств пострадало от пандемии едва ли не больше, чем театры, которые по крайней мере активно внедряли в свой репертуар zoom-спектакли, онлайн-перформансы, игровые тренинги для одного зрителя или «бродилки» для небольших компаний, а также занялись качественной документацией постановочного процесса, мастер-классами для непрофессионалов и просветительскими циклами. Кино же в 2020 году стремительно теряло аудиторию.
Приостановились съемки многих блокбастеров и — тем более — малобюджетных фильмов. Существенно сдвинулись сроки выхода наиболее громких премьер (четвертой части «Матрицы», девятого «Форсажа», нового «Бэтмена» и так далее). Лишились дохода десятки тысяч людей, ранее работавших в киноиндустрии на постоянной или временной основе, — от Голливуда до Восточной Европы, от Англии до Латинской Америки.
Коронавирус затронул не только производство, но и прокат: уже во время первой волны по всему миру закрылись тысячи кинотеатров, и многие из них так до сих пор и не открылись. Причем в некоторых странах — как, например, в Болгарии — кинотеатры не работают даже в условиях, когда театрам (пусть и со многими оговорками) все еще разрешено пускать зрителей. Как говорят сами кинопрокатчики, нынешняя эпидемия грозит если не разрушить, то всерьез пошатнуть индустрию: в ситуации когда фильмов снимается намного меньше, а многие важные фестивали не проводятся (в 2020 году Каннский фестиваль был отменен вовсе, а Венецианский хоть и прошел, но в «более сдержанном формате»), картины имеют все шансы элементарно не дойти до экранов и, как следствие, не найти своего зрителя, разрушая всю цепочку фильм — зритель — новый фильм.
Не менее остро встал и вопрос пиратства: если во всем цивилизованном мире оно до недавних пор было не просто строжайше запрещено, но и особо не практиковалось (неважно, из страха наказания или из каких-то других соображений), то теперь лишенные возможности посещения кинотеатров киноманы не готовы довольствоваться одними сериалами (кто обогатился за счет карантина, так это различные телевизионные сети и стриминговые сервисы вроде Netflix и HBO), пусть даже самыми звездными и модными, и постепенно склоняются к тому, чтобы начать нелегально скачивать контент.
В нашей же стране, наоборот, на так называемых торрент-трекерах выкладывают все меньше актуальных новинок — просто потому, что их неоткуда взять. Да и во все еще открытых (в разных регионах с разными нормами вместимости) кинотеатрах наблюдается весьма печальная картина: похоже, народ постепенно забывает о том, что кино вообще существует, и переходит на менее изощренные телеформаты.
На этой выставке картин сюжет отсутствует один
Ярмарка Art Basel в Гонконге и выставка «Александр Бенуа и его “Мир искусства”» в Третьяковской галерее, давно запланированные «Роберт Фальк» и «Мечты о свободе. Романтизм в России и Германии», над которой работает величайший архитектор нашего времени Даниэль Либескинд (там же), большой совместный проект с неаполитанским Музеем Каподимонте и выставка знаменитого американского видеохудожника Билла Виолы в Государственном музее изобразительных искусств им. Пушкина… Таков далеко не полный перечень музейных отмен этого года. Если добавить к ним перенос сроков проведения Венецианской архитектурной биеннале, моментальное закрытие из-за новых ограничений только что открывшейся выставки «ВХУТЕМАС 100. Школа авангарда» в Музее Москвы и миллиардные убытки из-за простоя, то и в музейной сфере картина складывается унылая.
Как спектакли невозможны без живого контакта, а фильмы бессмысленны без показа на зрителя, так и музеи не существуют без посетителей. Впрочем, со стороны кажется, что по ним пандемия ударила в наименьшей степени: большинство коллекций давно оцифровано и при желании может быть выложено в сеть, образовательные курсы разработаны и могут быть оперативно адаптированы к онлайну. Но на самом деле виртуальный визит в музей или на лекцию по истории изобразительного искусства, какой бы толковой она ни была, — это хоть и выход из положения, но все-таки недостаточный. Хотя бы потому, что никакой — даже самой совершенной технике — пока неподвластно передать игру света и тени, глубину цвета и движение мазка, композицию одной отдельно взятой картины и ее восприятие в контексте многих других. Даже суперсовременные инсталляции и медиаобъекты многое теряют, оказавшись на экранах мониторов вместо реальных галерейных залов.
Кроме того, искусствоведы давно установили, что картины так же нуждаются в нас, как и мы в них: без зрителя они тускнеют и утрачивают выразительность. Нам же визуальное искусство нужно, чтобы абстрагироваться от собственной (иногда совершенно бесцветной) повседневности, включить фантазию и воображение, сменить картинку — особенно в условиях, когда мы лишены возможности путешествовать.
У многих музеи ассоциируются с одиночеством и медитацией: в них обычно спокойно, тихо и довольно безлюдно, даже безо всяких антиковидных мер. Но к сожалению, у московских властей мнение иное.
Теперь, когда экспозиции закрыли во многих городах и странах, частные музеи находятся на грани разорения. Крупные международные и маленькие локальные выставки перенесены на более поздние сроки или отменены вовсе; обмен экспонатами (между прочим, важнейший коммуникационный момент во взаимодействии институций разного статуса и уровня) не происходит; внештатных сотрудников увольняют из-за отсутствия средств, а штатным сокращают зарплаты; на неопределенное время приостановили свою деятельность многочисленные кружки и студии для детей и взрослых, в том числе с инвалидностью и из других социально незащищенных групп, которые особенно интенсивно растут и развиваются как раз на питательной музейной почве. Понятно, что большинство государственных музеев выживет, вопрос в том, как они переживут насильственную и, судя по всему, абсолютно бессмысленную разлуку с посетителями.
Музыка нас связала
Концертные залы во многих странах мира закрыли тогда же, когда и театры: в самом начале первой волны. Сейчас кое-где сделаны послабления и в некоторых городах концерты проводятся либо в полном объеме, либо с 25—50-процентной рассадкой. Но все же пандемия внесла серьезные коррективы и в концертную жизнь, причем в области как академической музыки, так и эстрады. Большинство гастрольных туров отменено. Переформатированы или перенесены и популярные фестивали: от знаменитого «Нашествия», которое прошло в объявленные заранее даты, но не в полях Тверской области, как обычно, а на портале «Наше.ру» и в «Яндекс.Эфире», до легендарного Зальцбургского, который в 2020-м отпраздновал свое столетие, но вместо двухсот выступлений провел лишь девяносто всего на шести площадках (сравните с анонсированными шестнадцатью!).
Концерты классической музыки в Москве, по наблюдениям очевидцев, собирают все меньше зрителей. Вероятно, на посещаемости «Зарядья», Концертного зала имени П. И. Чайковского, Консерватории и Дома музыки сказываются не только постоянные переносы мероприятий с участием иностранных музыкантов и отмены из-за болезни исполнителей, но и средний возраст их основной публики, порой явно превышающий официально разрешенные 65 лет.
Пожилые зрители сетуют на абсурдность ограничения «по возрасту» и говорят, что в случае с концертами лишились не просто возможности не сидеть в одиночестве и хотя бы время от времени выезжать в город, чтобы послушать любимую музыку (напомним, что бесплатный проезд в общественном транспорте для этой категории граждан по-прежнему отменен), но и потеряли деньги за заранее приобретенные абонементы.
Что до юных меломанов, то и их коронавирус коснулся, что называется, по полной программе. Любителям клубной жизни пришлось на время забыть о том, что значит встречать рассвет вне дома, — все заведения в Москве и многих других городах теперь закрываются ровно в 23:00, и ни минутой позже, иначе им грозят серьезные штрафы и санкции вплоть до отзыва лицензии. Поклонники иностранных звезд вынуждены довольствоваться доступными в интернете каверами и синглами. Фанаты отечественных исполнителей могут, конечно, попытаться поездить по провинции вслед за своими кумирами (наиболее отважными из них), но и тут всегда есть риск внезапной отмены мероприятия прямо перед началом.
Дальше тишина?
Вопрос, справится ли культура со свалившейся на нее и всех нас напастью, остается открытым. Не стоит забывать и об экономике процесса. Без поддержки государства и благотворительных фондов многие независимые компании и частные инициативы в области искусства просто умрут.
Одна из разрабатываемых сейчас группой активистов инициатив касается введения безусловного базового дохода для тех независимых художников, которые вовлечены в исполнительскую деятельность. Суть ее в том, чтобы обеспечить всех, кто участвует в создании спектаклей или перформансов — от актеров до монтировщиков, — если не постоянной работой, то хотя бы постоянным минимальным доходом, который позволит им жить, а не выживать в моменты простоя. Чтобы принять участие в программе, ее создатели предлагают предоставлять договоры с предыдущими работодателями и гарантировать прозрачность будущих налоговых отчислений, обеспечиваемую, в частности, переходом на самозанятость. Похожие эксперименты с базовым доходом проводились как в богатых странах вроде Финляндии, так и в бедных вроде Кении, но никогда прежде целевой группой проекта не были люди искусства.
Совершенно очевидно, что культуре жизненно необходимы и новые способы коммуникации с аудиторией, и новые формы взаимодействия художников между собой и с институциями. По сути, коронавирус сделал тайное явным и поставил вопросы, которые прежде мы не слишком хотели поднимать: почему вокруг так много театров и кто в них ходит; почему на концертах классической музыки совсем нет молодых; почему среднестатистический зритель, скорее, скачает пиратский контент, чем пойдет в кинотеатр; почему провинциальные музеи пустуют, а библиотечные фонды не пополняются; почему бюджет федеральных учреждений культуры в десятки раз превышает объем средств, выделяемых всем остальным? Без вдумчивых, честных, возможно болезненных ответов на эти вопросы у нашей культуры, скорее всего, нет будущего: мир меняется прямо у нас на глазах и не замечать это и дальше невозможно.