«Чувства все равно, как ни крути»
7 марта 2004 года в окошко кассы московского кинотеатра на «Калужской» упала роза. 33-летняя кассирша Ольга (имя изменено по ее просьбе) подняла глаза и увидела 21-летнего клинера Назара. До этого момента они не общались, но после их отношения стали развиваться стремительно. Назар вел себя романтично, водил в кафе на свои последние деньги и делал подарки, спустя месяц после неожиданного подарка они поцеловались, и Ольга ушла от своего молодого человека к нему.
В Москву Назар Гулевич приехал в 2002 году из города Молодечно под Минском, окончив техникум по организации делопроизводства. Его целью было не покорение столицы, а желание «стать мужчиной». Хотя о трансгендерности информации тогда было мало, Назар понимал, что собирается сделать хирургическую операцию по смене пола.
Уже в 12 лет он осознал, что не чувствует себя девушкой и испытывал из-за своей идентичности проблемы с одноклассниками, приходя в школу в мужских костюмах. Школьный психолог проводила с ним на эту тему воспитательные беседы и в качестве одного из аргументов против нестандартного самовыражения заявила, что «Жанну д′Арк сожгли на костре за то, что она носила мужские вещи», позже вспоминал Назар.
В 18 лет попал на консультацию в московский сексопатологический центр, где, по его словам, «мурыжили» полтора года, затем обратился в медцентр в Минске, где выявили, что мужских хромосом у него больше, чем женских. Врачи считали, что после операции будет высок суицидальный риск, и отказывались пойти на процедуру. Однако в 2008 году Назару сделали мастэктомию — это был первый этап трансперехода, после которого его мама начала смиряться с гендером сына и философски отметила: «Ну хоть рака груди не будет». Затем он поменял паспорт — взял имя Назар, потому что родился в 5:30 утра, на заре. После замены паспорта стал военнообязанным и отслужил в кинологической службе. Работал в Москве на стройках, учился таможенному делу и мечтал о настоящей семье.
Отношения с Ольгой были бурными и сложными. «Мы жили вместе, потом расставались, потом сходились, и так несколько раз, — вспоминает она. — Когда расходились, я выходила замуж, он женился, проходило время, он появлялся в моей жизни, и я разводилась, потому что чувства все равно остались, как ни крути».
В феврале 2018 года Назар и Ольга сошлись вновь. Но расписались они уже в СИЗО № 6 «Печатники». Преступление, в котором обвинили Гулевича, произошло летом того же года — о том, что произошло, Назар рассказал Ольге в последний момент, 22 августа. Они проговорили всю ночь, а на следующий день его задержали и избрали меру пресечения в виде ареста.
«Если бы он рассказал раньше, я бы приняла меры: пошла бы в полицию, написала заявление. Я человек старше, более реально смотрю на жизнь, чем он», — говорит она. Ольга уверена, что этого дела могло не быть.
Квартирный вопрос
По версии следствия (в распоряжении редакции имеются материалы дела), Гулевич мог быть причастен к хищению уставного капитала фирмы, которая занимается недвижимостью. По документам он значился ее генеральным директором. Сам Гулевич утверждает, что его угрозами заставили подписать необходимые бумаги.
Как считают правоохранительные органы, риелтор Виталий Юрьев планировал получить права на квартиру в Москве, в Староконюшенном переулке, принадлежащей организации «Монолитстрой», стоимостью 141 миллион рублей. Назару отводилась роль подставного гендиректора этой фирмы: в июне 2018 года он должен был подать документы о сделке в налоговую. Для этого остальные участники «Монолитстроя» вышли из общества, оставив единственным участником Назара, якобы получив деньги за свои доли уставного капитала, а не установленные следствием лица подделали документы, по которым Гулевич возглавил эту организацию.
Юрьев подготовил договор для покупки квартиры за 78,5 миллиона рублей, Гулевич его подписал, и вместе они отнесли документы в МФЦ «Хорошевский», чтобы зарегистрировать права на недвижимость. Об этой афере узнал настоящий гендиректор «Монолитстроя» Олег Каширин, когда проверял информацию об организации на сайте налоговой, и написал заявление о преступлении. Следствию он рассказал, что квартира не продавалась, но предыдущий собственник размещал в интернете объявление о продаже за 150 миллионов рублей, объявление не удалили, и посмотреть квартиру иногда приходили потенциальные покупатели.
Как объяснял на следствии сам Назар, в апреле 2018 года ему предложили работу курьера-регистратора. В мае он встретился с некоей Оксаной, которая сказала, что ему нужно будет съездить в налоговую в сопровождении некоего Олега, чтобы подать документы. Он дал ей копию своего паспорта. Через десять дней Оксана вновь попросила его съездить в налоговую за документами. Еще через десять дней Оксана сообщила, что Назару нужно будет поехать к нотариусу с Олегом. За все это она обещала Назару десять тысяч рублей.
У нотариуса Назар понял, что речь шла о квартире. После этого они и Олег пошли в соседний японский ресторан, где к ним присоединился риелтор Виталий Юрьев. Тот изучил документы и попросил Назара переписать какой-то из них от руки. Это был договор купли-продажи квартиры в Староконюшенном переулке, и Назара это насторожило. Гулевич отпросился в туалет и попытался сбежать, но его поймали и пригрозили, что, если не подпишет документы, его девушка Ольга «уедет в лес к узбекам» или «не дойдет до работы», а также спросили про здоровье матери (она была больна онкологией и лежала в больнице). Назар испугался и сделал все, как ему сказали. Затем трое поехали в ближайший МФЦ, чтобы зарегистрировать право собственности на квартиру. Там, по его словам, его продержали девять часов.
Преступление квалифицировали как приобретение права на чужое имущество путем обмана (часть 4 статьи 159 УК России). «Назар Гулевич был номинальным директором, это довольно частый вид мошенничества в России. Людям предлагают подзаработать на доставке документов в налоговую и побыть директором фирмы. Затем руками такого номинального директора мошенники совершают махинации с имуществом», — отмечает юрист Российской ЛГБТ-сети Александр Белик.
Однако суд не согласился с тем, что Назар стал жертвой обмана и подписывал документы под принуждением. 27 июля 2020 года Юрьева приговорили к пяти с половиной годам лишения свободы, а Гулевича — к четырем с половиной годам.
«Выводили в душ — заглядывали»
Завершить операцию по смене пола Назар не успел. Во время предварительного следствия была проведена экспертиза, которая показала расстройство сексуальной идентификации, неприятие «признаков собственного биологического пола», стремление «следовать поведению и внешнему виду противоположного пола». Но суд не принял во внимание эту экспертизу, а государственный адвокат и гособвинитель не касались этой темы, рассказывает Ольга.
«Была справка о смене имени “Анастасия” на “Назар”, “Игоревна” на “Игоревич”, с женского на мужской пол, это суд тоже не учел, — говорит Ольга. — Следователь ходатайствовал об экспертизе по определению пола, Назар отказался, потому что для него гинекологическое кресло — катастрофа. Если бы не отказался, может быть, решение суда было бы другим».
Под арестом Назар находится уже более двух лет. Сначала его определили в мужской СИЗО № 3, но там его не приняли. «Меня раздевают, а кругом другие арестанты стоят, мужчины, все слушают, смотрят… Меня доктор спас. В шоке на грудь мою смотрит и спрашивает: “Что это за шрамы?!” И все глаза — на меня, тишина наступила вокруг. Говорю: самосвалом переехало. Доктор: “Кому ты врешь?” И не принял меня в СИЗО, за что ему спасибо», — рассказывал Назар.
Тогда Гулевича отправили в СИЗО № 1 и поместили при больнице. Через 40 дней, когда его наконец повели на звонок, конвойные при осужденных говорили, что ведут не мужчину, а «женщину в теле». Назар услышал, что «долго здесь не протянет», вспоминает Ольга. Она поехала к начальнику изолятора, чтобы попросить защитить мужа. Тот огрызнулся: «Мне что, спецназ вызывать, чтобы его одного выводили на звонки?» — но в итоге Назара перевели в СИЗО № 6 — единственный женский изолятор Москвы. Первые полгода его держали в подвальном помещении без окон и телевизора.
Несмотря на то, что, согласно международным стандартам, длительное заключение в одиночной камере может приравниваться к жестокому, бесчеловечному или унижающему достоинство обращению и даже пыткам, Гулевич сидит один в камере, рассчитанной на четверых, в целях безопасности. Раз в неделю его выводят на 15-минутные звонки с женой и два свидания в месяц. С матерью он тоже созванивался, пока она не умерла дома в Беларуси 5 декабря.
«На прогулку он не выходит, чтобы не видеть дежурных, он уже смотреть на них не может, потому что в СИЗО к нему относятся, как к “оно”. Были случаи, когда его выводили в душ и пару раз сотрудники заглядывали посмотреть», — рассказывает Ольга. По ее словам, у него также проблемы со здоровьем: он часто простужается, поскольку камера холодная, а отопление дают только на пять часов.
В разговоре с «Такими делами» член ОНК Москвы Ева Меркачева вспоминает, что Гулевич присылал «страшное письмо, в котором он писал, что на грани, сотрудники над ним издеваются: подшучивали над ним, забирали его поделки», и утверждал, что он «с собой что-то сделает». «Его категорически нельзя отправлять ни в одну из колоний, потому что у нас нет специализированных колоний для таких, как он», — уверена правозащитница.
«Личность ломают на раз-два»
Известные в России случаи заключения трансгендерных людей в основном связаны с трансженщинами, поэтому уголовное дело Назара Гулевича можно считать уникальным, говорит «Таким делам» Александр Белик, юрист Российской ЛГБТ-сети, которая защищает Назара. До этого подобным случаем был суд над 53-летней Мишель из Брянска, которую обвинили в распространении порнографии и приговорили к трем годам в мужской колонии, но затем приговор изменили.
«Каждый раз, когда задерживают трансгендерного человека, все моментально понимают, что с ним могут сделать в тюрьме, — уверен Белик. — Известных случаев не больше десяти, но каждый год появляются такие истории».
Одним из первых известных случаев уголовного преследования трансгендерного человека было дело трансженщины Алины Дэвис. Проблемы с законом у нее начались еще в 2009 году, когда она вместе с подругой сделала взрывное устройство и установила его в уборной «Шоколадницы» в Москве. От взрыва никто не пострадал, возбудили уголовное дело за хулиганство. Дэвис содержали в мужском СИЗО, потому что тогда ее внешность соответствовала полу в паспорте. О травле и пытках в изоляторе «Таким делам» узнать не удалось — девушка не ответила на наш запрос.
В 2014 году Дэвис по мужским документам зарегистрировала брак с девушкой, а через год ее обвинили в производстве и продаже амфетамина, когда у нее обнаружили 12 граммов запрещенного вещества. Суд избрал меру пресечения в виде подписки о невыезде, так как не понимал, в какой СИЗО направить Алину — в мужской или женский, затем ее поставили на учет в психбольнице «Бутырки». В 2016 году Дэвис обвинили в изготовлении и сбыте уже 500 граммов амфетамина и поместили в мужской СИЗО. Девушка обратилась в Конституционный суд, чтобы признать трансгендерность противопоказанием для ареста, но просьбу не удовлетворили. Дэвис провела в СИЗО восемь месяцев, после чего суд назначил ей семь месяцев принудительного лечения. В 2017 году ее снова обвинили по статье 228 и опять отправили на принудительное лечение.
В остальных известных случаях трансгендерных людей помещали в одиночные камеры СИЗО и к лишению свободы не приговаривали. Например, в 2013 году трансгендерная женщина Альбина Матюнина получила два года условного и два года испытательного срока за кражу 1,8 тысячи рублей из кассы магазина. Но в 2013 году она переехала в Москву, где перенесла несколько операций в рамках трансгендерного перехода, и оказалось, что срок изменили на реальный, а девушку объявили в федеральный розыск. 10 ноября Матюнину доставили в полицию из отделения ФМС, куда она пришла за новым паспортом. По решению суда ее отправили в СИЗО-4 и поместили в одиночную камеру, а позже этапировали в СИЗО Новочеркасска. На свободу Альбина вышла через месяц, ей оставили условный срок, и она могла вернуться в Москву.
В июле 2020 года трансгендерная активистка Полина Симоненко получила две недели административного ареста за участие в акции протеста против законопроекта Елены Мизулиной, по которому трансгендерным людям запрещали смену документов, заключение брака и усыновление детей. Девушку содержали в одиночной камере мужского СИЗО.
Единственным возможным решением может стать создание отдельных колоний для транслюдей. В 2019 году в Великобритании открылось первое отделение для таких заключенных, также подобные отделения существуют в США. В России же практики распределения по колониям трансгендерных людей нет, хотя они обсуждаются при ФСИН с 2015 года. Но даже в этом случае на международном уровне для предотвращения насилия разработаны различные меры: отбор тех, кто будет проживать в одной камере, внедрение политик, направленных против травли, а также создание системы анонимной подачи жалоб.
Эту проблему нужно решать системно, считает президент Центра правовой помощи и просвещения Татьяна Сухарева, создавшая петицию с требованием не допустить этапирования Назара в мужскую колонию.
«Люди, у которых не соответствует биологический пол паспортному, не должны сидеть с теми, у кого соответствует. Человек, который обладает женскими половыми органами, не должен сидеть в мужской колонии. Ему грозит групповое изнасилование и смерть», — говорит Сухарева в беседе с «Такими делами».
Риск столкнуться с насилием со стороны других заключенных в мужских колониях выше, чем в женских, согласен создатель правозащитного проекта «Женщина, тюрьма, общество» и бывший член ОНК Леонид Агафонов. «Прежде всего это связано с тем, что в женских колониях нет тюремной иерархии. В мужских колониях трансгендерные люди по умолчанию попадают в низшую касту. Будут ли они подвергаться сексуальному насилию, зависит от ситуации в конкретном месте, но ломать психологически такого человека начнут в любом случае», — отмечает он.
С учетом содержания под стражей Назару Гулевичу остается отбывать наказание в колонии около года. Теоретически его могут направить в женскую колонию, но защита пытается не допустить, чтобы он попал в какую-либо колонию, и, если это не удастся, будет добиваться распределения в хозотряд в СИЗО.
«На кону жизнь. Этап мне все равно не пережить», — писал Назар Гулевич адвокату в ожидании апелляции. 9 декабря дело вернули в суд первой инстанции для устранения нарушений: направить прокурору и второму подсудимому копии дополнений к жалобе. Предполагается, что эти нарушения будут устранять до середины января. Все это время Назар по-прежнему будет находиться в одиночной камере СИЗО-6. Пока же он общается только с женой и адвокатом — письмами. Он не смог попрощаться с матерью — ее похоронами занималась Ольга.
«Здесь ты никто, сразу начинают ломать и травить. Личность ломают на раз-два и с таким остервенением и наслаждением. Если ты не такой, значит ты на жизнь не имеешь права. Я еще жив благодаря жене — она в одиночку пошла против всей этой тюремной системы. Измывались надо мной долго да и ей угрожали, теперь хоть она не одна. Я не знаю, что сейчас происходит там у вас, но мне пока дали передышку. Если я все-таки выйду живым, вся правда выйдет со мной», — заявил Назар в своем последнем письме.
Редактор: Лариса Жукова