В публичных дискуссиях последнего времени людям старшего поколения все чаще отводится роль не субъектов, но объектов: да, объектов безусловно дорогих и важных для нас, да, нуждающихся в заботе и помощи — но как будто лишенных собственной воли и желаний. Им настоятельно напоминают о необходимости сидеть дома, в некоторых регионах даже с упреждающей заботой блокируют социальные проездные. Однако главную и, по сути, единственную настоящую свободу — свободу осознанно принять необходимость новой жизни, пусть и состоящей из ограничений, — они выбрали самостоятельно.
«Я обеспечен разными делами»
Яков Ильич, 92 года. Мытищи
С самого начала пандемии я соблюдаю карантин и не выхожу на улицу. В остальном моя жизнь не изменилась. А в чем она могла измениться?
Ко мне пять раз в неделю приходит соцработница, которая приносит продукты, иногда делает кое-какую уборку. Она всегда в маске, но мы и не контактируем близко: она передает мне сумку с продуктами, потом наводит чистоту. Еще ко мне, когда нужно, приезжает одна моя родственница. И все.
Но мне всего хватает. Я обеспечен разными делами. Единственное, что этот вирус нарушил, — мой контакт с книжным издательством. Я хотел переиздать свою книжку, но пока это невозможно. В издательство ведь рано или поздно нужно будет являться лично. Это сборник рассказов «Оранжевый зайчик» — нравится и детям, и родителям. Первый тираж разошелся.
Для общения сейчас существует только телефон. Мне регулярно звонят родные из-за рубежа. А живые контакты ограничены — вернее, практически отсутствуют.
Что представляет собой мой день? Встаю, затеваю завтрак. Сам себе готовлю и обед, и ужин. Мою посуду. Делаю влажную уборку раз в неделю. Выхожу на балкон. Еще у меня есть коллекция монет, я ею занимаюсь. Монетами увлекаюсь с детства, с перерывом на войну и студенческие годы.
Всю информацию о ситуации у нас, в России, я черпаю с прилавка — из цен на продукты. Они говорят мне абсолютно обо всем, что происходит. Они — и еще цены на жилищно-коммунальные услуги. Вектор понятен, а детали мне не нужны. Что касается вируса… меня больше всего интересует погода. По радио в конце каждого новостного выпуска передают прогноз, вот это то, что мне нужно. О вирусе говорят все, и я все слышу, но судить не берусь: я не специалист. Я работал в авиаприборостроении, конструктором на заводе электросчетчиков, потом в научном институте, потом, когда инженерно-техническим работникам перестали платить одновременно и пенсию, и зарплату, перешел на завод рабочим… Немаленький путь. А вот в медицине я стопроцентный невежда и не могу залезать в эту тему.
Стараюсь поддерживать бодрость духа. Все время что-нибудь читаю. Недавно перечитал четырехтомник Лермонтова. Новое? Для меня новый, например, Тендряков — я раньше его не читал. Прочитал что-то у Распутина, Белова — словом, познакомился с когортой писателей, которых в свое время пропустил.
Я привык ежемесячно просматривать журналы. «Знамя», «Звезда», «Новый мир», «Наука и жизнь», «Знание — сила», иногда еще «Дилетант». Читал что-то выборочно. Сейчас, в связи с коронавирусом, доступа в библиотеку у меня нет, и я отрезан от этих журналов. Жаль.
«Нет времени на страх»
Галина Петровна, 87 лет. Обнинск
Ближе к осени, когда обстоятельства в стране стали более серьезными, я резко ограничила контакты. Весной я иногда еще ходила в магазины — такие, которые напоминают ларьки, расположенные на улице, — или в аптеки, не центральные, не людные. Обязательно в маске, конечно же. А вот с осени я в магазины не хожу. Покупка продуктов — дети, аптека — тоже дети. Но я гуляю с палками для ходьбы, потому что возраст уже солидный, без движения нельзя. У меня есть определенные маршруты для ходьбы, там, где поменьше людей, и я с удовольствием гуляю. Обычно час-полтора каждый день, если нет дождя. В первую изоляцию случилось такое: я гуляла — и ко мне подошел патруль, полицейский и девушка-волонтер. Поинтересовались, почему я не сижу дома, я ответила, что мне надо ходить. Они спросили, не нужна ли мне помощь, еще спросили мое имя-отчество и адрес. Имя-отчество я назвала свое, а вот адрес другой. На всякий случай, осторожность сейчас нужна.
Я в прошлом сотрудник одного из научных институтов Обнинска. В библиотеке старого города для нас, старожилов, устраивали концерты, встречи с интересными людьми, чаепития. Собирались ежемесячно, играло пианино, мы пели — вообще, с удовольствием проводили время. Сейчас этого нет, и этого не хватает. С друзьями только перезваниваемся, иногда — редко-редко — получается пообщаться на улице, но коротко и обязательно на отдалении.
Мои контакты теперь — только дочь и сын. С младшим поколением общаться не получается: с марта один разок виделись с внучкой и правнуком на улице. Это непросто, но включается разум: раз нельзя — значит нельзя. И потом, одна из внучек у меня врач, контактирует с разными людьми, предостерегает меня, я понимаю все риски. Она же консультирует меня по телефону — так что я нахожусь под врачебным присмотром.
Я выписываю городскую газету, читаю также центральную газету, слушаю радио, смотрю телевизор, отовсюду беру информацию. Потом могу поделиться с детьми, сказать: «А вот по радио что передавали». А дети говорят мне: «Мама, не слушай, не читай и не смотри!» Но на самом деле они хорошо помнят, что я ученый и умею критически воспринимать информацию.
В моем близком кругу от ковида никто не пострадал, а вот среди хороших знакомых есть те, кто ушел из жизни. В нашем институте тоже много заболевших. Страшно ли? У меня нет времени на страх. Я чем-то все время занята. Читаю, разгадываю кроссворды, гуляю, готовлю, убираю, стираю — я все время в работе, некогда страхами увлекаться. А если вдруг становится скучно или грустно — пеку блины. Дети говорят, что мои блины — самые вкусные.
«Когда снимут ограничения — рвану к людям!»
Кристина Александровна, 83 года. Минск
По-настоящему мы испугались вируса в феврале. Тогда я села на карантин. С февраля по май выходила только на прогулки. Продукты заказывали и привозили дети. У меня много заболеваний, постоянно нужны лекарства — я звонила в поликлинику, мне выписывали рецепты и опускали в почтовый ящик. А эпидемия набирала и набирала обороты, поэтому мы с детьми решили, что мне лучше всего побыть на даче. И время с мая по октябрь я провела в очень живописном месте, в Николаевщине. Рядом Неман — красивейшие места, родина Якуба Коласа. Там я занималась цветами, огородом, много двигалась — очень хорошо себя чувствовала.
А с октября я снова в Минске, сижу дома, не хожу в поликлинику, но обязательно каждый день выхожу на прогулку минут на тридцать, рабочим шагом. У нас рядом парк, я стараюсь выбирать безлюдные маршруты, надеваю маску. Это мы усвоили как азбуку: надо часто мыть руки, носить маску, от людей держаться на расстоянии полутора-двух метров и в толпу не ходить. А у нас и нет толпы.
Самое главное, как мне кажется, не бояться и поддерживать хорошее настроение. Как? Занять себя. Я привыкла за всю жизнь — не умею сидеть без дела. У меня масса дел: уборка, готовка, какие-то пироги все время пеку, шарлотки, новые блюда осваиваю. Люблю книги: правда, сейчас не могу читать, у меня глаукома, но внучка записала мне аудиокнижек — и я слушаю их. Конечно же, телевизор — куда без него. Врачебные передачи очень успокаивают: ведущие говорят, что есть много методов борьбы с вирусом.
У меня много знакомых, подруг, мы часто общаемся: по телефону, по интернету. Стараемся как можно больше посылать друг другу шуток, всяких интересных, занимательных историй. Говорим друг другу, что надо избегать депрессии, не бояться. Это самое первое — спокойствие. В конце концов мы не знаем, чего больше опасаться: ведь у всех нас давление, сердце, холестерин, отеки — все что хочешь есть.
Конечно, когда слышишь, что люди продолжают заболевать, умирать, становится страшновато. Но желания не знать нет. Ведь это же наша страна, мы должны понимать, что в ней происходит.
От страха спасают прогулки, природа, книги, изучение иностранного языка. Я по интернету учу немецкий. В прошлом году учила польский — и он мне давался легче, потому что я в детстве на польском разговаривала.
Но все-таки не хватает движения. Жизнь интереснее, когда ты на свободе. Хочется встретиться с людьми в живой беседе, поговорить, посмеяться, в чем-то поучаствовать. Когда снимут ограничения — первым делом рвану в город, к людям!
«Время идет быстро»
Александр Савватиевич, 86 лет. Москва
Я самоизолировался задолго до того, как Сергей Семенович попросил нас это сделать. Живу на даче. В городе мне делать нечего: практически всех, с кем я не прочь был бы повстречаться, нет в живых. Продавщица в местном магазине узнала, что я вдовец, и сказала: «Как же вы один?!» А я ответил, что не один: ко мне каждую неделю приезжают невестка и внук. С ними дом оживает. По телефону беседую со своей двоюродной младшей сестренкой, еще с кое-какими родственниками, иногда с коллегами с одной из моих работ. Заглядывают соседи.
Весной, когда был запрет на выезды в люди, на работу магазинов, больше всего мне не хватало возможности съездить в парикмахерскую и на хозяйственный рынок. Мне там нужно было нарезать резьбу на трубе определенного диаметра. Также не работало газовое хозяйство, контора, которая отвечает за охрану, — вопросы решались по телефону. Сейчас все работает, и я езжу по надобности. Никто меня никогда не останавливал, не штрафовал: что с меня взять? К тому же, видимо, люди понимают, что, раз такой старый дед куда-то поехал, ему действительно нужно. Когда захожу куда-то — надеваю намордник. То есть маску.
Поездки на длинные расстояния стараюсь не совершать: за рулем я семьдесят лет, но в последнее время реакция стала не та и хуже вижу в темноте, поэтому езжу в светлое время суток. В среднем раз в неделю выезжаю в магазин, покупаю самое необходимое: хлеб, кофе, творог, сырки, иногда селедку, печенье. Остальное привозит невестка, она же готовит. Хорошая хозяйка, но готовит на роту, а сколько я съем один? Все время говорю ей: хватит! остановись!
Гулять не гуляю — так, чтобы специально, но всегда находятся дела на участке, поэтому моцион у меня есть. Дел хватает. Произвожу выбрасывания на чердаке и в подвале. Разбираю документы. Составляю инструкции для невестки и внука — все, что касается электричества, канализации, водоснабжения, оплаты различных услуг. Пока у меня есть силы, я буду заниматься этим сам, но мне уже недолго осталось, так что они должны быть готовы вести дела без меня.
Слушаю радио, смотрю телевизор. Больше всего люблю канал «Живая планета» — из его передач узнаю массу удивительных фактов о животных. Поразительно, как в природе все логично, продуманно. Природа знает, что она делает. Я согласен с некоторыми специалистами, которые выступают по телевидению: пандемия — это реакция природы на увеличившееся население планеты. Ведь это же невообразимо, сколько людей на Земле, черт знает что!
Вируса я не боюсь. Когда болела невестка, то волновался, а лично мне в моем возрасте давно пора думать о вечном. Хотя, конечно, хочется дождаться момента, когда внук поступит в вуз. А время идет быстро — кажется, совсем недавно мой отец купил и перестроил этот дом.
«Все, что я люблю, осталось со мной»
Юлия Семеновна, 60 лет. Москва
С самого начала я к вирусу отнеслась очень серьезно. Было ясно, что это новая штука, о которой мы мало что понимаем. Когда случается тяжелое, неприятное, страшное, но про это тебе что-то понятно, тогда спокойнее. Еще я была уверена, что вторая волна вируса будет и окажется тяжелее первой. Кроме того, я не люблю врачей, боюсь их, попадать к врачам мне не хочется. Поэтому, когда весной сказали: все, садимся по домам — я спокойно села. Если можно не рисковать, зачем рисковать?
Сначала был некоторый перекос: весной я месяца полтора вообще не выходила из дома. Вообще! Потом, летом, трудно было заставить себя выйти: казалось, что везде угроза. Сейчас все немножечко по-другому. Я пару раз повидалась с друзьями, хожу в магазины, бываю в сберкассе, но стараюсь делать это по минимуму. Разумеется, я всегда в маске, в перчатках, но это лично моя позиция, я ни с кем не спорю, никого не обвиняю, просто делаю то, что считаю необходимым.
Дело еще в том, что у меня очень старые родители: 100 лет папе и 92 года маме. С ними живет сиделка, но я — их основная связь с внешним миром. Я получаю по доверенности их пенсию, и поэтому если я, например, попаду в больницу, они просто останутся без денег. Я знаю, как они от меня зависят, как они за меня боятся, я несу за них ответственность. Если я буду рисковать собой, то буду рисковать главным для родителей человеком. Раньше я всегда приезжала к ним раз в неделю, теперь стараюсь приезжать максимально редко: понимаю, что, если я заболею, у меня еще есть шансы справиться, если заболеет папа — шансов нет вообще.
А в остальном… Мне в изоляции очень хорошо! Я самодостаточна. Мне с собой не скучно. Я очень люблю свой дом, это мое место силы. Весной многие взвыли оттого, что оказались в четырех стенах, а я сказала: «Господи, как хорошо! Наконец можно никуда не ходить!»
При этом я работаю. Я занимаюсь театром — и да, очень тяжело ставить и репетировать онлайн. Но это челлендж. Придумывай, выкручивайся! Кстати, я слабослышащая, левое ухо не слышит, и когда ты работаешь в шуме — а в театре ведь постоянный шум — это колоссальное напряжение. А в зуме я все слышу отлично!
А так — все, что я люблю, осталось со мной. Я стала больше смотреть и читать — обычно у меня на это не хватало времени. Теперь могу все успевать. Я не люблю гулять. Не страдаю оттого, что не могу выйти на улицу. Наоборот: прекрасно, не надо себя выпинывать! Я не особо люблю путешествовать. Не испытываю потребности все время с кем-то общаться: с людьми, которых я люблю, у меня внутри ничего не прерывается. Всегда можно созвониться, написать, а тактильность мне не очень нужна.
Единственное, из-за чего я очень горюю, — это Первый московский хоспис. Я уже пять лет его волонтер, помогала там минимум раз в неделю. Весной волонтеров перестали пускать в хоспис. Когда ты делаешь что-либо осознанно, то невозможность делать это — большая потеря.
«Поют птицы — это радость»
Анна Саввишна, 82 года. Обнинск
Я передвигаюсь на коляске. Мой главный помощник — Наташа, дочка.
У меня профессиональное заболевание — бериллиоз, поражение легких. Вирус для меня может быть особенно опасен, и, естественно, мы приняли решение ограничить контакты. При этом с медициной мне повезло, нет больших проблем с получением помощи, меня наблюдают врачи из ведомственной поликлиники. Мне нужно подбирать препараты, наблюдать состояние в динамике, и там очень хорошие специалисты, которые всегда готовы помочь, ответить на вопросы.
Наташе нужно выходить из дома, выезжать по делам, но она соблюдает все меры безопасности: например, когда возвращается домой, переодевается, обрабатывает все антисептиком. Принцип у нас такой: мы делаем то, что в наших силах, но приняли факт, что можем контролировать далеко не все.
Информацию получаю из радиопередач, слушаю «Эхо Москвы». В целом, что касается новостей, скажу: имея большой опыт работы в сфере атомной энергетики, понимаю, что всю правду нам не говорят.
Мое увлечение — вышивание: вышиваю картины, сначала это был обычный крестик, потом я перешла на полукрест. Еще есть собака, она источник положительных эмоций. Если у вас есть собака, вы понимаете, о чем я говорю.
Из-за того что я передвигаюсь на коляске, любая возможность выйти на прогулку — большая радость. Обычно мы гуляли в нашем парке, где постоянно что-то благоустраивается, за этим интересно наблюдать, интересно видеть, как все меняется, растет, как распускаются цветы, даже белочки скачут. Этим летом у нас, к сожалению, не получилось гулять. Но я не унываю: за окном деревья, там поют птицы — и это тоже радость.
Наталья, дочка Анны Саввишны: «Мне кажется, что личность человека сохраняется, пока есть возможность выбора хотя бы в мелочах, и разрушается, когда все выбирают за тебя. Поэтому маме, как и другим пожилым, очень важно быть услышанной в том, что она осознанно выбирает свой образ жизни».