«У разведчика, как правило, нет моральных принципов, за исключением одного — он должен оправдывать свою работу достигнутыми результатами».
Джон Ле Карре «Шпион, пришедший с холода»
Бывают истории настолько неоднозначные и запутанные, что и спустя многие годы и десятилетия они остаются неразгаданными — что это было, зачем, почему? В тех же случаях, когда речь идет о разведке, нам и вовсе приходится вглядываться в заполненную туманом темноту — настолько мало у нас информации о точных причинах тех или иных событий. И лишь по расходящимся кругам на воде мы можем попытаться предположить, что же все-таки произошло. История советского перебежчика Анатолия Голицына именно из таких. Попробуем же изучить круги.
Камень брошен
Здание американского посольства в Хельсинки находится в Кайвопуйсто рядом с огромным парком (в честь которого район и получил название). Парк, расположенный на берегу Финского залива, окружен дорогими виллами и коттеджами — место всегда считалось престижным и даже аристократическим.
Дом, в котором находилась американская миссия, был построен с учетом специфики: архитектором был знаменитый Хэрри Линдеберг, «американский Лаченс», автор множества замечательных загородных домов в США. Строя в 1938 году особняк в георгианском стиле в Хельсинки, он вдохновлялся зданием усадьбы на плантации в Вестовере, Вирджиния: солидный кирпичный дом, от основного здания отходят в разные стороны два крыла. Все производит впечатление буржуазного достатка, силы и процветания.
В дверь этого здания в снежную холодную ночь постучал в декабре 1961 года Иван Климов — советский дипломат, недавно направленный на работу в советское посольство в Финляндии. Имя ненастоящее — оперативный псевдоним майора КГБ Анатолия Голицына. К американцам он пришел с единственной целью — сдаться и перейти на другую сторону. Голицын просил американцев о политическом убежище, взамен обещая выдать завербованных агентов, раскрыть тайные связи советской резидентуры и планы на будущее. От такого предложения в ЦРУ отказываться не стали. Так началась одиссея Голицына — ему было что рассказать о Советском Союзе.
У Голицына были и свои условия — он сразу же решил обозначить себя как важную фигуру, а не мелкую сошку, поэтому потребовал, чтобы его допросы проводил не кто иной, как Джеймс Джизес Энглтон, шеф контрразведки ЦРУ на протяжении 20 лет — с 1954 по 1974 год.
Энглтон был известен своей озабоченностью вопросами безопасности, доходящей порой до паранойи. Этот заядлый курильщик, страстный рыбак и умелый садовод полагал, что все ЦРУ — да что там, все американское общество! — опутано паутиной коммунистических агентов. Он подозревал многих в работе на КГБ, а своим сотрудникам очень любил читать стихотворение Томаса Стернза Элиота «Стариканус» («Геронтион»), в котором его восхищал образ «пустыни зеркал»:
«Они прибегают к тысяче мелких уловок,
Чтобы продлить охладелый бред свой,
Они будоражат остывшее чувство
Пряностями, умножают многообразие
В пустыне зеркал. Разве паук перестанет
Плести паутину? Может ли долгоносик
Не причинять вреда?»
Энглтон был буквально помешан на поиске двойных агентов. Наверное, для контрразведчика подобная особенность мышления — профессиональное требование, но Энглтон заходил довольно далеко. Его становление в профессии совпало со Второй мировой войной: он долго работал в Великобритании, наблюдая за работой британских разведчиков; затем и сам контролировал своих агентов по всей Европе. Увиденное укрепило его убеждение в том, что западные демократии находятся в постоянной опасности — им угрожает многоопытная и коварная советская разведка, постоянно фабрикующая сеть дезинформации и вербующая западных политиков, бизнесменов и разведчиков.
Вообще, глава контрразведки был неплохо знаком с историей работы советской разведки (и это определяло его систему мировоззрений). Например, идея о сложной системе дезинформации родилась у него после знакомства с данными о советской операции «Трест», в ходе которой ГПУ мастерски организовало дискредитацию части белогвардейского и монархического движения за рубежом.
Контрразведка в эти годы стала чрезвычайно мощным и автономным отделом ЦРУ — и это часто вредило работе. Многочисленные проверки Энглтона похоронили не одну карьеру; тех, кому они просто испортили послужной список, было еще больше. Но главное, что они сильно осложняли оперативную работу — вербовку агентов и кураторство над ними. Энглтон исходил из того, что почти каждый потенциальный агент — это дезинформатор на службе у КГБ, который будет водить американских резидентов за нос. В первые годы работы Энглтона такой подход был во многом оправдан, и лишь со временем его заточенность на поиск агентов начала быть контрпродуктивной.
В Голицыне Энглтон обнаружит человека, который подтвердит все его самые глубокие страхи, покажет, что его паранойя не беспочвенный бред безумца, а чистая правда.
Круги начинают расходиться
Финляндия 1960-х — нейтральная страна, при этом в значительной степени зависимая от СССР. Советского перебежчика надо вывезти отсюда как можно скорее. Вместе с семьей Голицына спешно отправляют через Швецию на американскую военную базу в ФРГ.
Такая спешка была связана не только с желанием опередить возможные действия советской стороны, но еще и с тем, что сразу после появления Голицына на пороге американского посольства резидент ЦРУ в Финляндии Фрэнк Фрайберг сообщил о произошедшем в США. Там провели работу и выяснили детали о пожаловавшем в посольство майоре. Выяснилось, что еще в 1954 году другой перебежчик из КГБ — майор Петр Дерябин, руководивший советскими спецслужбами в Вене, говорил о Голицыне (который работал тогда в Вене) как о человеке, чья лояльность советской системе находится под большим вопросом. Дерябин так описывал его: «Впервые я встретил Голицына в Москве в 1952 году, когда он работал в американском отделении Центра, а затем год спустя в Вене, где мы оба работали в резидентуре. Он держался закрыто и не был популярен; на самом деле я был одним из его немногих друзей и помог ему найти комнату в “Гранд Отеле” для него и его жены, на которой он женился незадолго до направления. Что меня больше всего поразило в Голицыне, так это то, что он казался вечным студентом, а не практиком и управленцем, которым он должен был быть. Он много треплется и склонен выдумывать истории, которые придают ему важный вид».
В тот момент Голицын и стал для ЦРУ кандидатом на вербовку — и, вероятно, это было причиной отзыва Голицына из Вены в 1954 году и направления его в Финляндию под вымышленным именем. Теперь же американцы могли и не тянуть ни за какие ниточки, чтобы добраться до Голицына, — он сам пришел к ним.
На фото: Анатолий Голицын
Причины перебежки смутны, показания и мотивы Голицына разнятся. Несколько раз он сообщал о том, что разочаровался в СССР после 1956 года, когда советские танки подавили революцию в Венгрии. Но Дерябин говорил о его нелояльности еще в 1954 году. А при первом знакомстве с американским резидентом в Хельсинки Голицын неосторожно рассказал о том, что размышлял о бегстве в течение года, а окончательно решился из-за конфликта с советским резидентом в Финляндии.
Последняя версия казалась американским разведчикам наиболее вероятной: Голицын был неприятным, заносчивым, высокомерным человеком, который постоянно пытался преувеличить свое значение, словно чувствуя слабость своей позиции. И, по всей видимости, о конфликте с руководством он тоже не врал — в отчете КГБ о бегстве Голицына ему давались не самые лестные характеристики: «В середине 50-х годов он болезненно реагировал на понижение в должности: он не мог терпеть, когда ему указывали на его грубые ошибки. Подчеркивая свою исключительную квалификацию, он говорил, что только невезение помешало ему стать очень успешным офицером при Сталине. В 1961 году Голицын предпринял настойчивые попытки узнать содержание написанного о нем для Москвы отчета, который был отрицательным. Резидентура [Хельсинки] считает, что они поняли его суть. Голицын, понимая, что впереди его может ждать серьезный разговор с руководством и понижение в должности, решил перейти к США».
Оправдательный тон этого отчета может настораживать и вызывать оправданное недоверие, но все-таки и в нем слышны отзвуки каких-то старых конфликтов Голицына с коллегами по разведке.
Как бы там ни было, Голицын заявлял, что он расскажет страшную правду о реальном влиянии КГБ. И у него нашелся преданный слушатель — Джеймс Энглтон.
Круг первый
О чем же рассказывал майор с дворянской фамилией? Сотрудники ЦРУ в своих отчетах описывали, что большую часть полезной информации они получили от Голицына в течение года после его перехода к американцам. Судя по их записям, данных было негусто.
Во-первых, Голицын очень подробно и поименно описал состав советской резидентуры в Финляндии (даже рассказал о завербованной финке, работавшей в британском посольстве); эта информация была ценной и объемной, но не сногсшибательной. Во-вторых, он помог установить личность советского двойного агента по кличке Саша, работавшего в Берлине; им оказался Александр Копацкий, время от времени он выполнял заказы ЦРУ, но штатным сотрудником никогда не являлся. В-третьих, Голицын довольно смутно описал советскую работу по линии НАТО — у него был доступ к информации, поступавшей из резидентуры КГБ в Париже, но ничего конкретного (даже оперативных псевдонимов он назвать не мог). В-четвертых, рассказал о некоей секретной информации, которая поступила в Москву из ЦРУ — и могла попасть только из самого руководства американской разведки. Ничего более конкретного он сообщить не мог.
После дополнительных проверок полученных данных в ЦРУ решили перевести бывшего советского разведчика в США: общий объем информации был невпечатляющим, сама она была достоверной — и это означало, что с Голицыным надо продолжать работать. Уже в феврале 1962 года начался новый раунд разговоров с ним — на базе ЦРУ в Мэриленде.
Энглтон следил за ситуацией с самого начала и сам общался с Голицыным. Тот же начал раскачиваться. Сначала он продолжал делиться расплывчатыми знаниями о советской работе по вербовке руководства НАТО, а также довольно подробными сведениями об организационных принципах работы КГБ – от вербовки до кураторства. Все это было довольно познавательно для американских контрразведчиков, но в этом по-прежнему было крайне мало нового.
И в этот момент Голицын начал делиться более подробными историями. Считается, что о работе на советскую разведку Кима Филби, самого известного члена «Кембриджской пятерки», сообщил именно Голицын. Впрочем, с уверенностью говорить об этом сложно: Голицын, по всей видимости, не знал ни оперативного псевдонима Филби, ни тем более его настоящего имени и должности. Все, чем он мог поделиться, — это информация, почерпнутая из его донесений, и, возможно, какие-то представления о том, какую должность занимал агент. К тому же разоблачение Филби к началу 1960-х было уже и так делом почти решенным: внутри британской разведки было слишком много подозрений по поводу Филби, которые лишь укрепились в середине 1950-х, когда два его подопечных (тоже члены «Пятерки») сбежали в СССР. Филби был выпровожен на почетную пенсию, а многие его бывшие коллеги посчитали это компромиссом — доказать работу на СССР было сложно, но вероятность ее была крайне высока. И сообщения Голицына помогли подтвердить несколько нерешенных вопросов по поводу Филби и сложить весь пазл. После этого Киму не оставалось ничего другого, как сбежать в СССР, где он и жил до самой смерти, неумеренно выпивая и требуя, чтобы костюмы ему шил его любимый портной с Сэвил-Роу в Лондоне.
Раскрытие Кима Филби, члена знаменитой «Кембриджской пятерки», с которым Энглтон был довольно долго знаком, сыграло значительную роль в укреплении взглядов шефа контрразведки на мир вокруг него. И, что немаловажно, это помогло Голицыну завоевать дополнительное доверие у шефа контрразведки ЦРУ.
Бывший майор КГБ решил не останавливаться на этом и развивать успех. Он рассказывал об агентах КГБ, засевших в Конгрессе США (что не могло не радовать Энглтона, который вообще считал Конгресс для себя и своей работы большим врагом, чем даже СССР), намекал на огромное количество советских агентов в Госдепе, руководстве Демократической и Республиканской партий, крупном американском бизнесе. Затем он потребовал, чтобы ему организовали встречу с президентом США Джоном Кеннеди. Но в руководстве ЦРУ сочли, что это нецелесообразно, однако решили, что встреча с Робертом Кеннеди вполне возможна.
В кабинете у брата президента Голицын вел себя немного развязно: продолжал рассказывать об обступивших западный мир агентах КГБ и в какой-то момент предложил (едва ли не в ультимативной форме) организовать институт по борьбе с коммунистическими агентами с бюджетом в 15 миллионов долларов. Америке было не привыкать к борьбе с «красной угрозой» — различные комиссии, разоблачавшие людей, уличенных в «антиамериканской» деятельности, существовали еще с 1930-х годов. Но давать карт-бланш на подобные действия подозрительному перебежчику никто не собирался.
Какое-то время Голицын попробовал пошантажировать американских политиков и спецслужбистов доступом к каким-то тайнам, о которых знал только он. Но это был слабый ход — ФБР потеряло к нему интерес, сочтя, что он будет рассказывать какие-то небылицы.
По сути, единственным верным слушателем в США у него остался Энглтон. Чтобы сохранить его расположение, Голицын убедил его, что все последующие беглецы из СССР будут провокаторами и двойными агентами. Это сыграло потом злую шутку с сотрудником КГБ Юрием Носенко (сыном бывшего советского министра тяжелого машиностроения Ивана Носенко и знакомым убийцы Кеннеди Ли Харви Освальда): после того как он в 1964 году сбежал в США, его допрашивали и даже пытали, подозревая в том, что он двойной агент. Что, впрочем, не подтвердилось.
Подобные случаи заставляли американских разведчиков относиться со все меньшим доверием к словам Голицына. Зато у него нашлись слушатели за рубежом.
Французский круг: Мартель и Хичкок
Рассказывая об агентах КГБ, пронизывающих западные государства, Голицын упомянул некого «крота», сливающего информацию о самых секретных планах НАТО, — по всей видимости, какого-то высокопоставленного руководителя организации. Голицын не мог назвать ни его имени, ни даже примерного направления работы. Все, что он знал (и в чем все равно не был до конца уверен), сводилось к тому, что агент говорил по-французски.
О возможной утечке было доложено Кеннеди. Услышанное его так обеспокоило, что он решил обратиться напрямую к президенту Франции Шарлю де Голлю. Отношения США и Франции были в тот момент довольно напряженными и непростыми: де Голль воевал в Алжире и мечтал восстановить Францию в качестве полноценного независимого центра силы. Поэтому необходимость прогибаться под правила НАТО его утомляла, он регулярно выступал с критикой американской позиции. Кроме того, он предпринимал и практические действия: в начале 1962 года он приказал французской разведке пресекать работу британских и американских разведчиков во Франции.
Однако, если среди французских военных был предатель, он представлял угрозу всему западному военно-политическому блоку. Кеннеди от руки написал письмо с кратким описанием информации, полученной от Голицына, и отправил его со специальным посланником во Францию — тот должен был передать сообщение лично в руки де Голлю.
Письмо пришло в неурочный час: де Голль, начавший борьбу с иностранными разведчиками, опасался каких-то ответных действий со стороны ЦРУ. Он даже подозревал, что именно американцы поддерживают ультраправых террористов из ОАС, взрывавших пассажирские поезда во Франции и замышлявших убийство самого президента. И письмо от Кеннеди было им воспринято как провокация с целью дискредитировать французские спецслужбы и армию в глазах де Голля.
Но проверить сведения было необходимо. Де Голль поручил одному из офицеров разведки заняться этим делом; вскоре целая команда французских разведчиков отправилась в Америку, чтобы пообщаться с Голицыным. В тот момент его личность была строго засекречена (его имя обнародуют только летом 1963 года), и французам было сообщен лишь его псевдоним — Мартель.
Проверки Мартеля дали неоднозначные результаты. С одной стороны, Мартель-Голицын действительно видел некоторые натовские отчеты и безошибочно определял их, отличая от фальшивых, которые ему подкладывали французы, проверяя степень его знаний. Голицын знал о внутренней реорганизации французской разведки, которая имела место в конце 1950-х годов и была тайной. Это подтверждало наличие серьезных утечек в руководстве французской армии и разведки.
Но, говоря о «кроте», Голицын мог только поведать о смутных намеках и сомнительных догадках. Никакой конкретики он сообщить не мог: либо он указывал на двойных агентов, о существовании которых французской разведке было известно годами, либо намекал, что завербован почти каждый член правительства Франции, а также большая часть парламентариев.
Если последние заявления Голицына были уже скорее выдумкой (у французов даже появились подозрения, что Мартель был советским провокатором, планирующим рассорить французов и американцев при помощи дезинформации), то информация о «кротах» в НАТО точно была правдой. И, хотя сведения были расплывчатыми, рассказы Голицына были подтверждены позднее, когда британская и американская контрразведка смогла идентифицировать двойного агента — им оказался канадец Хью Хэмблтон, экономист и советский агент. Раскрыть, правда, его удалось лишь в конце 1970-х, то есть через 15 с лишним лет после заявлений Голицына.
Но у этой истории были и иные последствия, прежде всего для французско-американских отношений. Де Голль, посчитавший произошедшее американской провокацией, направленной против намерений страны вернуть себе былое влияние и статус мировой державы, прервал обмен разведданными с американской и британской разведкой на три года. Он пошел дальше: начал относительное сближение с Советским Союзом, а в 1966 году Франция прекратила участвовать в военном командовании НАТО (продолжив участвовать в работе альянса на политическом уровне); из-за этого штаб-квартира военного союза вынужденно была перемещена из Парижа в Бельгию. Де Голля спрашивали, не хочет ли он отправить восвояси не только живых американских военных, но и 50 тысяч мертвых, погибших при освобождении Франции. Де Голль, впрочем, на такие вещи не реагировал.
Франция вернулась к военному участию в НАТО лишь спустя полвека, в 2009 году, уже при президенте Саркози. А вот подробности интриги с Мартелем стали известны гораздо раньше: французский разведчик Филипп Тиро де Восжоли, принимавший непосредственное участие в работе с Голицыным, ушел со службы из-за того, что отчасти поверил его словам о том, что в руководстве французской разведки есть немало советских агентов. В 1968 году он решил предать историю огласке — и рассказал о деталях журналу Life.
А за год до того приятель де Восжоли писатель Леон Урис опубликовал роман «Топаз», сюжет которого отчасти был основан на этой же истории. В романе рассказывалось о французском разведчике Андре Девро, который в 1962 году узнает о том, что СССР и Куба готовятся к переброске ядерных ракет на остров Свободы. Но руководство Девро, узнав об этом, ничего не предпринимает, что заставляет отважного французского разведчика понять: наверху действует тайный советский агент.
Книга Уриса ненадолго стала бестселлером и привлекла внимание крупных голливудских студий. Одна из них буквально навязала проект Хичкоку, который в спешке начал снимать одноименный фильм. Французского разведчика играл Фредерик Стаффорд, постоянно снимавшийся в шпионских фильмах; русского перебежчика — шведский актер-эпизодник Пер-Аксель Аросениус. Фильм откровенно не получился — оказался слишком затянутым и сырым; публика его тоже не оценила, хотя некоторые критики и отмечали неплохие моменты.
Так или иначе, это неважно. Важно то, что Голицын оставил свой след в кинематографе, который останется заметным спустя десятилетия.
Британские круги: заговоры, убийства и попытки переворота
Люди, готовые слушать рассказы Голицына, нашлись и в другой европейской стране. В феврале 1963 года Голицын с женой отправились в Великобританию; в ЦРУ в нем нуждались уже не очень сильно — там посчитали, что большую часть информации он уже сообщил; Энглтон не смог настоять на том, что Голицын ему был необходим. В Лондоне чету Голицыных встречал руководитель департамента контрразведки MI5 Артур Мартин. Он надеялся, что все-таки какую-то информацию русский перебежчик приберег для него.
Майор КГБ поведал, что незадолго до своего побега он общался с людьми, занимавшимися организацией убийств за рубежом. От них он услышал разговоры о том, что КГБ планировал убить какую-то крупную политическую фигуру, чтобы помочь продвинуть советского агента вверх по политической лестнице. По мнению Голицына, речь шла о бывшем лидере Лейбористской партии Великобритании Хью Гейтскелле — ярком и харизматичном политике, который был очень популярен и, вероятно, выиграл бы парламентские выборы и возглавил бы правительство. Но в январе 1963 года он скоропостижно скончался, угаснув буквально за несколько недель от последствий впервые возникшего аутоиммунного заболевания — волчанки.
По словам Голицына, смерть Гейсткелла была не случайностью, но спланированным КГБ убийством (причем за несколько недель до смерти Гейсткелл ездил в СССР, где встречался с Никитой Хрущевым). А, соответственно, советским агентом, ради продвижения которого старались советские спецслужбы, был Гарольд Макмиллан — оппонент Гейтскелла, возглавивший лейбористов после смерти последнего и уверенно шедший к победе на приближавшихся парламентских выборах. Это было не все, что имел сказать майор КГБ: он поведал и о «кротах» в самой британской разведке, — по его словам, был завербован директор MI5.
Эта информация не только запустила в британских спецслужбах механизмы поиска предателей и двойных агентов, но и обеспечила безбедное существование самому Голицыну: ему стали ежемесячно выплачивать 10 тысяч фунтов и организовали неплохое жилье в Лондоне.
В MI5 же тем временем энергично шли по следу, на который указал бывший советский разведчик. Как и в ЦРУ, в контрразведке MI5 была небольшая группа офицеров, полностью уверенных в том, что агенты КГБ проникли на все уровни власти. Информация, переданная Голицыным, была воспринята ими как абсолютная правда, не нуждающаяся в каких-то дополнительных доказательствах и аргументах. По их мнению, перед страной всерьез замаячила угроза тайного советского «вторжения» — агент КГБ в кресле премьер-министра.
Этой группе было плевать на то, что большая часть британских разведчиков была уверена в том, что обвинения против Уилсона несостоятельны и ничем не подкреплены; они обнаружили союзника в лице шефа контрразведки ЦРУ Энглтона и начали энергично копать под Уилсона.
Голицын покинул Великобританию летом 1963 года — об этом позаботился его патрон Джеймс Энглтон, который нуждался в майоре КГБ для подтверждения собственных страхов и опасений. Переезд Энглтон организовал элегантно, слив в британскую прессу информацию о том, что в Лондоне живет высокопоставленный перебежчик Голицын; после этого Анатолию не оставалось ничего, кроме как вернуться в США (где, честно говоря, мало кто ему был рад, кроме Энглтона).
Но посеянные Голицыным ростки паники со временем переросли в настоящую паранойю, которая влияла на политическую жизнь Великобритании еще многие годы спустя. Небольшая группа офицеров контрразведки, уверенная в предательстве премьер-министра, саботировала нормальную работу Гарольда Уилсона. Нелояльные министру разведчики не только годами собирали досье на премьера и следили за каждым его шагом, не только сливали прессе и другим политикам конфиденциальную информацию, но, по всей видимости, как минимум дважды готовили государственный переворот.
Важную роль в их разработке играл лорд Маунтбеттен, дядя наследника престола принца Чарльза и последний вице-король Индии. Поддержку ему оказывали как консервативные круги — политики, предприниматели и медиамагнаты, так и левые. Уилсон отчасти понимал, что происходит, и потому никогда не чувствовал себя в безопасности. Он знал, что его разговоры — как частные, так и рабочие — прослушиваются спецслужбами; он не доверял даже ближнему окружению и вынужден был постоянно балансировать между публичными ожиданиями от деятельности правительства и смутными, тайными намерениями части политического истеблишмента.
Лишь спустя годы после окончания премьерства Уилсона станет известно, что все проверки разведчиков не смогли найти хоть сколько-нибудь убедительного свидетельства сотрудничества премьера с КГБ. Все, о чем говорил Голицын, было сомнительным рассказом. В архивах КГБ имя Уилсона встречалось: во время поездки в СССР в 1940 году в составе торговой делегации он общался с советским дипломатом и сотрудником спецслужб, и информация об этом разговоре сохранялась в архивах советских спецслужб — вот и все сближение Уилсона с советской агентурой.
А Голицын, запустивший эту лавину, вернулся в США — несмотря на то, что врачи и психологи, общавшиеся с ним, сигнализировали в своих отчетах о том, что доверять ему попросту опасно. В одном из документов сообщалось, что «в обмен на принятие и поддержку со стороны ЦРУ Голицын делает заманчивые и интригующие заявления. Хотя очевидно, что информация о Гейтскилле и Уилсоне далека от реальности, у рассказов Голицына могут быть далеко идущие последствия». Но Энглтона все эти сигналы мало интересовали — он хотел продолжать работу с Голицыным, используя его для разоблачения врагов, пробравшихся внутрь ЦРУ.
Новые «кроты», новая охота
Каждое новое заявление Голицына приводило к новому витку охоты на затаившихся двойных агентов. Высказывания майора КГБ воспринимались некритически, а Энглтон, набравший очень серьезный аппаратный вес, готов был начинать охоту на ведьм чуть ли не по одному слову Голицына.
Перебежчик решил, что наступило самое время для того, чтобы начать думать по-крупному, и заявил о том, что большая часть руководства ЦРУ тоже завербована КГБ, равно как и руководство крупных и важных резидентур. Голицын сыпал именами. Заместитель руководителя MI5? Агент! Глава миссии ЦРУ в Мексике? Агент! Убийца Кеннеди Ли Харви Освальд? Завербован в Минске (причем наверняка не обошлось без «фальшивого» перебежчика Юрия Носенко). Руководитель департамента ЦРУ по советскому направлению? Агент и предатель!
Энглтон начал настоящую охоту. Он запускал все новые и новые проверки агентов ЦРУ, подозревал всех и каждого — и, что самое поразительное, начал доверять Голицыну настолько, что показывал ему совершенно секретные внутренние документы ЦРУ с важной информацией о работе управления.
Для многих американских разведчиков такая зацикленность Энглтона на измене стала проблемой. Например, шеф контрразведки был убежден, что офицер разведки Вася Гмиркин — сын белогвардейского офицера, родившийся в Китае в 1926 году, был советским агентом. Гмиркин им не был — наоборот, придя на службу в ЦРУ в 1951 году, он довольно быстро стал одним из наиболее успешных молодых офицеров и достиг больших успехов в оперативной работе на Ближнем Востоке. Но в глазах Энглтона на него падало подозрение — и, хотя Гмиркин неплохо сблизился с самим Голицыным, его продвижение по службе застопорилось, шеф контрразведки всячески не советовал давать ему новые назначения.
От подозрения не был защищен никто. Аверелл Гарриман, бывший посол США в СССР, был заподозрен в работе на советскую разведку; Голицын сообщал, что его оперативный псевдоним — Динозавр, причем вербовка была связана с тем, что советские спецслужбисты шантажировали Гарримана — якобы у того был сын от некоей москвички.
Всему советскому отделу ЦРУ во второй половине 1960-х — начале 1970-х годов пришлось несладко. В нем работало много опытных сотрудников, блестяще владевших русским и закаленных оперативной работой. Но после слов Голицына на них всех была брошена тень обманщиков и потенциальных предателей; к тому же перебежчик из КГБ раз за разом повторял, что все остальные сотрудники КГБ, которые последуют его путем и перебегут, будут провокаторами. На практике это означало, что все советские агенты, завербованные ЦРУ, — потенциальные дезинформаторы, поэтому доверять оперативным сведениям не стоит.
Фактически это парализовало работу всего советского отдела: он не мог осуществлять операции, каждый его шаг подвергался суровой критике со стороны контрразведки, а данные, добытые с большим трудом, не рассматривались всерьез. Главу резидентуры ЦРУ в Москве убрали с должности и отправили протирать штаны на Тринидад, где не происходило ровным счетом ничего. Вся работа советского отдела в начале 1970-х сводилась к постоянным проверкам и перепроверкам сотрудников ЦРУ, причем наводки для проверок давали, конечно же, Энглтон и Голицын.
В какой-то момент одержимость Энглтона проверками собственных сотрудников начала переходить все разумные границы. Он стал отдавать абсолютно незаконные приказы о прослушивании и слежке за обычными гражданами, которых он по тем или иным причинам считал потенциальными агентами. В ЦРУ были обеспокоены происходившим и начали внутреннюю проверку деятельности Энглтона. Офицеры, занимавшиеся ею, применили в работе вполне себе «энглтоновский» метод работы: если двойные агенты и провокаторы рассредоточились по всему государственному аппарату, то почему шеф контрразведки не может быть одним из них?
Крушение Энглтона неразрывно связано с финалом политической карьеры президента Никсона, чьи амбиции были полностью уничтожены Уотергейтским скандалом, который, в свою очередь, вытекал из нелегальной слежки за политическими оппонентами и возможной политической коррупции. Точку в карьере Энглтона тоже поставило журналистское расследование: автор The New York Times Сеймур Хёрш опубликовал материал о том, как Энглтон организовывал слежку за антивоенными и другими протестными активистами. В атмосфере американской политической жизни после Уотергейта подобные обвинения были достаточными для того, что похоронить карьеру публичного политика — и тем более кадрового разведчика.
Охота на ведьм в ЦРУ закончилась. Начиналась новая эпоха.
Затухающие всплески
Для Голицына потеря покровителя означала многое. Прежде всего, потерю влияния на работу сотрудников ЦРУ: новая власть и новые руководители хотели исправить ошибки прошлого, радикально перестроить работу разведки, и поэтому Голицын со своими фантастическими историями им был совсем не нужен. Его карьера консультанта закончилась, а вот оклеветанный им перебежчик Юрий Носенко, напротив, был очень востребован — и стал активно консультировать ЦРУ по широкому кругу вопросов, касающихся СССР и работы КГБ.
Фактически майор КГБ вышел на пенсию. И, как у большинства людей, вышедших на покой, у Голицына было много свободного времени, которое он мог тратить на свои увлечения и хобби. В 1984 году при поддержке Джеймса Энглтона он опубликовал книгу New Lies for Old, которую по какой-то причине посвятил «совести и душе русской литературы» Анне Ахматовой.
Концепция, которую он излагал в своей многословной и довольно путаной работе, была довольно простой. По словам Голицына, глава КГБ Александр Шелепин еще в 1958 году разработал секретный план, направленный на разрушение Запада. Эта стратегия предполагала, что в Советском Союзе начнется либерализация и сближение с Западом, которые на самом деле будут обманом, — реальной целью сближения будет использование ресурсов капиталистических государств для их же уничтожения. Голицын предостерегал: «“Либерализация” будет впечатляющей. Монополия КПСС, очевидно, будет ограничена. Будет введено явное разделение полномочий между законодательной, исполнительной и судебной властями. Верховный Совет получит большую власть, а посты руководителя СССР и генерального секретаря партии будут разделены. КГБ будет “реформирован”. Диссиденты будут амнистированы; а тем, кто находится в изгнании за границей, будет разрешено вернуться, причем некоторые займут руководящие посты в правительстве».
На фото: Анатолий Голицын
Голицын говорил, что советско-китайский конфликт — шарлатанство и дымовая завеса, что КГБ готовится к либерализации настолько основательно, что готов и диссидента Сахарова сделать чуть ли не премьер-министром СССР; рассказывал, что профсоюзное движение «Солидарность», сотрясавшее польский коммунистический режим, на самом деле было придумано Кремлем с целью формирования более демократического с виду режима в Польше и распространения влияния на Латинскую Америку; даже война Ирака с Ираном рассматривалась как еще одна ступенька в грандиозном коммунистическом плане по захвату мира. В конечном счете, по расчетам Голицына, СССР сможет наводнить своими агентами Европарламент, сделать Европу полностью зависимой от себя, разрушить влияние США на Латинскую Америку и через Китай установить контроль над Азией.
Хотя эта книга многими действительно воспринимается как предсказание перестройки, которая началась через год после предсказаний Голицына, всерьез к ней относиться сложно: исторические факты перевираются довольно вольно, а предсказания либо крутятся вокруг возможных исходов долгих конфликтов (вроде крушения Берлинской стены, которое было предметом обсуждения со времени ее постройки в 1961 году), либо попросту абсурдны (вроде предполагаемого советского военного вторжения в Африку). К тому же похожие предсказания делали в те годы и другие авторы: советские и чешские диссиденты-эмигранты, перебежчики из спецслужб социалистического блока.
Впрочем, интерес к книгам-предсказаниям Голицына был подогрет в середине 1990-х: он тогда выпустил очередную книгу о том, что вся перестройка и распад СССР были частью планов коммунистов по введению в заблуждение всего мира. В ней он писал, что события 1991 года должны были стать новым «мировым Октябрем» и снести власть по всему миру.
Но внимание привлекла не она, а так называемый архив Митрохина — документы, переданные бывшим архивистом КГБ Василием Митрохиным британской разведке: в них раскрывались имена сотен агентов советской разведки, в разное время занимавших различные посты в западных странах, — от посла Коста-Рики в Италии (который на самом деле был советским нелегалом Иосифом Григулевичем) до сотрудников спецслужб Великобритании и США.
Но с уходом коммунизма в прошлое стремительно сократилось количество людей, которые были готовы изучать тайные планы коммунистов и КГБ. Время шло вперед, казалось, что после крушения Берлинской стены и отмены постоянной угрозы ядерной войны размышления беглого советского агента будут пользоваться все меньшим спросом. Так и выходило. В основном его с интересом читали люди правых взглядов, и без того подозревавшие коммунистический заговор во всем, везде и всегда. Другими поклонниками теорий Голицына оказались многие бывшие советские диссиденты. Но в остальном… Голицын, скончавшийся в 2008 году, запомнился на Западе как автор странных заявлений о политической элите, паникер и фантазер, помогший, впрочем, раскрыть нескольких настоящих советских агентов. А кроме того, эпизодический персонаж не самого удачного фильма Хичкока и еще более эпизодический герой первого фильма из серии «Миссия невыполнима».
Так и прошла жизнь говорливого агента-перебежчика, смутившего сразу несколько разведок.
Книгу Егора Сенникова «Синий бархат» можно приобрести в онлайн-магазинах Book 24 и «Лабиринт». «Синий бархат» — это набор историй о странных событиях, удивительных авантюрах, предательстве и верности.