«Тойота» для адвоката

Есть адвокаты, говорит Захватов, которые не принимают правозащитную активность коллег. Одни боятся: правозащитные юристы часто вступают в конфликт с государством, с госслужащими, с полицейскими, и иногда эти конфликты достаточно брутальны — в обе стороны подаются заявления о правонарушениях (Захватов сегодня подал три таких), но чаще именно юристы оказываются задержанными и обвиняемыми — как, например, адвокат «Апологии протеста» Мансур Гильманов, арестованный 21 января на пять суток, после того как его избили в отделении полиции в Москве. Другие даже порицают: якобы потому, что адвокатура оказывается втянута в политику. 

Захватов считает иначе. «Есть некоторые юридические маяки, на которые все юристы ориентируются. Например, практика Европейского суда, которая далась большой кровью XX века и явилась верхом европейской юридической мысли. То, чем мы занимаемся, связано со следованием этим документам — не с политикой. У людей есть неотъемлемые права. Либо мы их признаем — и тогда мы юристы, либо нет», — говорит он. 

Адвокат «Апологии протеста» Мансур Гильманов (справа)

Его рассуждения прерывает очередной звонок: недавний участник акции заметил, что у его дома дежурят полицейские. «Не выходите просто из дома, и ничего не будет, — инструктирует Захватов. — Нет. Не будет ничего. Точно. Они там не будут стоять вечно. С почтовым уведомлением о вручении пусть отправляют повестку. Никаких личных контактов, иначе могут вас схватить и утащить в ОВД. Нет, вообще не надо открывать».  

Этим утром рядом с домом задержали другого подзащитного — участника акции 23 января, замечает Захватов. В отделе полиции мужчину продержали несколько часов и отпустили, ничего не предъявив, — по-видимому, затем, чтобы он не пошел на следующий митинг.  

— И как это назвали? Профилактические меры?  

— Это уже никак не называют. Это не предусмотрено законодательством, это самый настоящий произвол. Когда совершается административное правонарушение, человека доставляют в ОВД, в его отношении составляют протокол задержания, и у него появляется статус задержанного. Но в этом случае произошло, по сути, похищение.  

До ОВД мы едем медленно — Москва стоит. Мимо по трамвайным путям проносятся колонны автозаков, гул сирен смешивается с хором клаксонов.

«Чего вам дома не сиделось?»

25 января для сотрудничающей с «ОВД-Инфо» юристки Натальи Морозовой началось с неприятностей: забегая в офис за распечатанными ходатайствами, она споткнулась на лестнице и «с мясом» выдрала каблук. Подруга принесла ей на замену бежевые ботильоны на 12-сантиметровом каблуке — в них Наталье предстояло пробежать уже по лестницам Никулинского суда в тот день около 9 тысяч шагов.

Юристка Наталья МорозоваФото: из личного архива

На трех этажах судили сразу 25 человек, а на улице стоял автозак со следующей партией задержанных по итогам протестов. Проносясь по коридору, Морозова заметила растерянного молодого человека. «Вам чем-нибудь помочь?» — решила уточнить она. «Да, у меня нет защитника», — ответил парень. Выяснилось, что он был задержан 23 января на Лубянке, у центрального «Детского мира», куда зашел поесть после прогулки по центру. У входа в ТЦ ждала шеренга полицейских, один из которых схватил юношу за руку, приказал: «Пошли со мной» — и отвел в автозак. В протоколе было указано, что в радиусе 100 метров находилось не менее 5 тысяч человек. Но это не так, сокрушался задержанный, утверждая, что не принимал участия в протестах.

То же случилось еще с тремя подзащитными Натальи — они настаивали, что просто гуляли по центру. Доказательств противоположного, впрочем, в деле не было, и все протоколы на них были составлены как под копирку — различались только имена.  

Морозова их предупредила: «На оправдание надеяться не стоит, но есть шанс выиграть дело в Европейском суде». Так и вышло: лишь 4 из примерно 25 процессов в тот день окончились штрафами, все остальные задержанные получили по 10 суток ареста. Но повод для обращения в ЕСПЧ есть. 

«Материалы дела — просто какая-то фантасмагория. Например, к делу были приложены две фотографии: на одной размытые силуэты со спины, на другой то ли автобус, то ли троллейбус — и время — 15:30, 16:30. Что это, к чему это, где это? Ни адреса — ничего. Какое это отношение имеет к этим людям, вообще непонятно. Но тем не менее их правонарушение подтверждается ровно этими съемками. А судья еще все время спрашивает подзащитных: “А что это вы поехали в центр, чего вам дома не сиделось?” — как будто они обязаны отчитываться о том, куда идут гулять», — возмущается Морозова. 

Сейчас у нее в работе «десяточек» административных дел — по одиночным пикетам и последним задержаниям. Ее основная специализация — подача более сложных жалоб в Европейский суд: пропажи, похищения людей, расстрелы государством мирных граждан, обвинения активисток в экстремизме и организации насилия, маркировка правозащитных НКО инагентами. С «административками» работать скучно, но в такие дни невозможно отказаться: дел слишком много. И работа здесь чаще психологическая: большинство оказываются в суде в первый раз и испытывают огромный стресс.

«В замес часто попадают люди, совершенно не готовые к этому, иногда действительно те, кто шел мимо. У меня был подзащитный, который возмущался: “Не, ну я понимаю, привлекли бы за распитие в общественном месте, тут я не спорю, было дело. Но за эту вашу политику… меня?!” Тех, кто в суде отрицает участие в митингах, правозащитные организации часто не берутся защищать. Мы в “ОВД-Инфо” берем всех. А кто-то думает, что если он скажет, что не участвовал в акции, то ему дадут меньше, но это фигня — дадут всем одинаково», — замечает юристка ПЦ «Мемориал».

Надежда на компенсацию, которую потом подзащитные получат по постановлению ЕСПЧ, пожалуй, главная мотивация продолжать работу во время митингов. В 2019 году «ОВД-Инфо» совместно с ПЦ «Мемориал» (признан иностранным агентом) разработал специальный генератор, благодаря которому жалобы по митингам в Европейский суд подаются практически автоматически, где уже рассматриваются «по веклу» (от well established case law — устоявшаяся прецедентная практика суда. — Прим. ТД). Юристы шутят, что скоро автоматический процесс будет запускаться с момента написания рапорта полицейскими: ввели данные задержанного в систему, и — вжух! — сразу постановление Европейского суда с суммой компенсации.

В коридоре судаФото: из личного архива

Правда, в реальности на первом этапе отсеивается примерно 95% жалоб. К тому же ЕСПЧ не отменяет постановления и приговоры национальных судов, а указывает на нарушения, допущенные в ходе их процесса, и порой рассматривает жалобы слишком долго. Одна из доверительниц «Мемориала» из Дагестана, с которой общалась Морозова, решения ЕСПЧ ждала 8 лет. Его вынесли в ее пользу в октябре 2020 года. Но через две недели она умерла от осложнений коронавируса, так и не успев получить выплату. Теперь компенсацию получат ее дети.

Но эмоционально выгореть Морозова не успела: защитой прав человека она занимается последние полтора года и любит свою работу. Филолог по первому образованию, Морозова получила второе высшее юридическое в МГЮА, а затем поступила на юридическую магистратуру ВШЭ. «У меня сложилась теория, что каждые 20 лет нужно получать новое образование. В двадцать я была филологом. В сорок я пошла учиться на юриста. В шестьдесят буду психологом. А в восемьдесят — искусствоведом», — шутит она, добавляя, что с планами на столетие пока не определилась. 

«Мне повезло, что я работаю в “Мемориале”, — продолжает Морозова уже серьезно. — Конечно, то, что творится сейчас у нас на глазах, — это какое-то чудовищное надругательство над правом. Но я уверена, что прекрасную Россию будущего не построить без реформы судебной системы в первую очередь, поэтому нужно знать и “как есть”, и “как должно быть”. В наших судах, куда я хожу от “ОВД-Инфо”, я познаю уровень сущего, а стандарты ЕСПЧ — это уровень должного».

Устранить дисбаланс

Главной проблемой для работы в дни массовых протестов 31-летний адвокат Федор Сирош называет закрытую дверь ОВД: сотрудники полиции по несколько часов могут держать правозащитников на улице и не пускать к задержанным.   

«Когда в очередной раз я не попадаю в отдел, думаю в эти моменты: “Ну как так-то? Как при таком раскладе дальше работать?” Бьешься головой об стену, лоб расшибаешь. Но потом думаешь: а не обойти ли с другой стороны эту стену? Понять, почему так получилось, распутать клубок событий, — делится Сирош и приводит пример: — Сотрудник на КПП говорит, что командовали не пускать адвокатов. Начинаешь вежливо общаться, не качать права, в итоге оказывается, что команда была просто проверять детальнее адвокатов, и тебя пускают». 

Адвокат Федор СирошФото: из личного архива

С другой стороны, по его словам, в ОВД на встрече с задержанными особенно видно, как людей «разрывает от чувства несправедливости». Средний возраст его подзащитных — 30 лет, и они объясняют свой выход на улицу тем, что это их последняя возможность обратить на себя внимание властей. Недопуск адвокатов, произвол и злоупотребления мотивируют протестующих выходить и дальше, уверен Сирош. 

«Я знаю точно: если закрепить санкцию за то, что адвоката не пустили, тогда начнут думать. Когда человек понимает, что недопуск грозит ему потерей всех льгот, увольнением, лишением премий, он будет думать и не будет исполнять заведомо незаконный приказ», — рассуждает он.  

В основном он работает с административными делами, но встречаются один или два случая на митинг, когда протестующий пострадал от действий сотрудников полиции или его случайно задели другие люди в толпе. И, как и у Морозовой, его работа имеет еще и дополнительную психологическую нагрузку. 

«Сотрудники правоохранительных органов изначально в более выгодной позиции: они обеспечены, морально настроены, имеют больше стабильности в заработной плате, в завтрашнем дне. За ними государство. Поэтому когда я оказываю помощь протестующим, то также пытаюсь эмоционально выровнять их, чтобы они были представлены перед судом и перед законом в одинаковой степени и одинаково смогли защищать свои права. Устраняю этот дисбаланс», — объясняет он.

Последние несколько лет Сирош входит в команду правозащитной организации «Апология протеста», которая защищает мирных протестующих. Однако 30 января ему пришлось стать адвокатом даже не протестующего — гуляющего у дома с сыном главного редактора «Медиазоны» Сергея Смирнова. Причиной административного дела стал ретвит старой шутки о его внешнем сходстве с лидером панк-группы «Тараканы» Дмитрием Спириным, проиллюстрированной коллажем с фотографией музыканта и указанием времени акции. За это Смирнова арестовали на 25 суток.

Федор Сирош (справа) и главный редактор «Медиазоны» Сергей Смирнов в Тверском районном суде Москвы, 3 февраля 2021 года

В такие моменты самое сложное — справиться с эмоциями, признается Сирош. Важен профессиональный подход: сбор свидетельств и доказательств для привлечения к ответственности умышленно причинившим вред подзащитным, подготовка жалоб в ЕСПЧ на незаконные штрафы и аресты для получения компенсаций. Этому он учился у наставников-адвокатов, которые когда-то давно поразили его, юриста родом из Липецка, «своей независимостью, холодной четкостью, уверенностью, компетенцией» и вдохновили на получение адвокатского статуса, после чего он и присоединился к команде «Апологии протеста». 

«Мне понравилась их категоричная позиция, что у каждого есть право на мирный протест без оружия. Неважно, кто это: радикал, пророссийский активист или либерал. Смена власти, революции — это мне не близко, я далеко от политики. Но я знаю закон. Иногда его не победить. Иногда нужно просто выйти к администрации и показать свое недовольство», — уверен Сирош. 

«Не думайте, что есть отдельно политические дела»

С 22 января большую часть времени Захватов проводит в различных ОВД. «Черт дернул» пойти в уголовное право, шутит он, — долгое время после окончания юрфака он работал гражданским юристом в различных коммерческих компаниях. А к политической, правозащитной адвокатуре его подтолкнул проходящий в 2012-м процесс над участницами Pussy Riot по делу об панк-молебне в храме и последующая криминализация статьи об оскорблении чувств верующих. Тогда Захватова поразило, что девушки, не совершившие ничего насильственного или общественно опасного, были помещены под стражу — в суд попала сложная проблематика взаимоотношения людей с религией и церковью. 

«Если мне не нравится, что вы носите определенные брюки или головной убор, я должен относиться к этому толерантно, потому что кому-то может не понравиться цвет моего галстука. Кому-то может не нравиться православие или какая-то другая религия, и люди имеют право высказывать это мнение», — рассуждает юрист. Последующие годы практики только укрепили его в этом мнении. 

В дни январских протестов первыми его подзащитными (из нового протестного витка) стали двое граждан, которые пробовали передать участнице Pussy Riot Марии Алехиной и муниципальному депутату Люсе Штейн пауэрбэнк в их осажденную полицейскими (и отрезанную ими от энергосети) квартиру.  

Мария Алехина и Люся Штейн

Следующими оказались сами Штейн и Алехина, которым удалось выбраться из этой квартиры: их задержали на следующий день, 23 января, во время митинга на Пушкинской площади. Они стали фигурантками наспех сшитого «санитарного дела». После прошел «день обысков» — менее чем за сутки Захватов побывал на трех. Бессмысленных, по его мнению, с точки зрения полицейского расследования, ведь все «преступления» совершались публично и с именных аккаунтов в интернете, но, возможно, с «воспитательной» целью: для лишения оппозиционеров техники и устрашения их и их близких. «Если коротко, вот так проходят наши дни», — резюмирует юрист.

***

У «Красносельской», по указанию дэпээсника, приходится свернуть — колонна автозаков съехала с трамвайных путей на проезжую часть. 

— Вот зачем их тут столько? Что они охраняют? — возмущается Захватов.  

— Карьеру своих начальников, — предполагаю я.  

— Ну это я понимаю. А с точки зрения здравого смысла?.. Невозможно всех закатать. Это все равно что пожар бензином заливать.  

На подъезде к ОВД «Аэропорт» Захватов звонит одному из задержанных. «Привет, это Дмитрий Захватов, адвокат “ОВД-Инфо”,  — представляется он. — Да, это мой номер, да. У меня просьба: вы можете сейчас собрать всех людей, создать чат в телеграме, добавить меня туда и сделать меня там админом?» Уточняет, сколько там сейчас людей (16), их фамилии, что им говорят полицейские и как они себя ведут. 

«Вот люди, конечно, плохо готовятся [к митингам], — сетует юрист. — Нужно же всегда понимать, где ты живешь и что может с тобой случиться». Не пользуются телеграмом, перечисляет Захватов, не следуют базовым рекомендациям правозащитных организаций, пишут в протоколах и других бумагах то, что им говорят полицейские, — как правило, это те, кто выходит на митинг впервые (а таких появилось много). 

У одного из ОВД МосквыФото: Дмитрий Сидоров

«Сейчас будет очень длительный дурацкий процесс под названием “Как попасть в ОВД”», — улыбается юрист. Адвокатского удостоверения и ордера по закону достаточно, но, если ОВД объявляет план «Крепость», туда уже не попасть. Однако, представившись, Захватов спокойно проходит через КПП и шутит, что поставит отделу пять звезд из пяти на Google-картах (на самом деле четыре). 

Прессе проникнуть сложнее. Следующие шесть часов я ожидаю Захватова у КПП — в компании девушки, отпросившейся с работы встретить задержанного жениха, активистов, принесших узникам передачки с едой (приняли очень неохотно), и троллящих капэпэшника двух 40-летних клинчан, пришедших за товарищем.  

— Братуха, ну выпусти братана нашего. Ты же такой же, как мы. В натуре, братуха!  

— Да это не я его задерживал! Я просто на КПП сижу! Я в самом низу [полицейской пищевой цепи]! — оправдывается полицейский.

Из ОВД на буксире вывозят автозак со спущенным колесом. Буксир заезжает колесом в гигантский сугроб — и встревает на час. Выйти из ситуации получается только сообща, с общей координацией полиции и народа — буксир, отдаваясь матюками водителя, заворачивает за угол и увозит автозак прочь.  

Наконец выходят задержанные — «братан», двое ребят около 30 лет, которые отказались от услуг адвоката «ОВД-Инфо» в уверенности, что в суде они смогут доказать свою невиновность и «никогда больше не попадут в подобную ситуацию». Жених ожидающей девушки Дмитрий, задержанный с ними же полицейской «гусеницей», напротив, готов дойти с «ОВД-Инфо» до ЕСПЧ. По его словам, с появлением Захватова в ОВД стало гораздо спокойнее. 

«Он объяснил вообще наши права, что будет дальше. Неопределенность была до самого последнего момента [пока не появился юрист], нас же вообще всех хотели оставить здесь на всю ночь», — говорит мужчина.  

Захватов выходит последним, на ходу инструктируя выходящего задержанного.  

— Эта статья не предусматривает никаких суток, нет! Вас «катают» по пятой части. Открываешь КоАП, смотришь — там только штраф, никаких суток там нет и быть не может, — втолковывает адвокат лысому молодому мужчине в милитари-штанах. — На суде надо будет сказать одну простую вещь: либо что ты участвовал [в несанкционированной акции], либо что не участвовал.  

— Но тогда, получается, я сейчас давал ложные показания? — сокрушается доверитель.  

— Ты лицо, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении, — скороговоркой отвечает юрист. — Это затрагивает твои права, дело ведется в отношении тебя. Ты можешь миллион раз поменять позицию. Это когда свидетель дает ложные показания, его можно привлечь. 

Адвокат Дмитрий ЗахватовФото: Дмитрий Сидоров

Выясняется, что мужчину уже допросили как свидетеля по «санитарному делу» по классическому опроснику: есть ли аккаунт в соцсети, какой, призывал ли.

— А что, если я найду человека, который скажет, что мы в этот день должны были встретиться [неподалеку от места задержания]? Это поможет?

Адвокат отвечает отрицательно.

По подсчетам Захватова, примерно 30% сотрудников полиции исполняют свою работу корректно и в целом уважают саму концепцию закона. Но этого мало. И деструктивное правоприменение, возникнув в политически мотивированных делах, как опухоль, поражает правовую реальность страны, прорастая уже в обычных делах, уверен юрист. Он приводит пример: его подзащитная Ксения разводила у себя в квартире мини-пигов. Это очень не нравилось ее соседям, которые позвали журналистов из телепередачи «Осторожно, мошенники», и те обманным путем, под видом покупателей мини-пигов, проникли в жилье Ксении, а затем направили камеры и пригласили соседей. Одна из гостей избила хозяйку.

Но уголовное дело возбудили не против нападавшей, а против потерпевшей — конъюнктура правоприменения допускает такое искажение. «Не думайте, что есть отдельно политические дела, в которых все ужасно, и отдельно все остальное. Так не бывает», — подчеркивает адвокат.  

Бороться с ощущением тщетности усилий ему помогает то, что у каждого его подзащитного есть, несмотря на весь правовой произвол, доступ к тому самому «юридическому маяку» в виде ЕСПЧ. «Безусловно, компенсация, которую вам присудит ЕСПЧ, не вернет вам [потраченные после несправедливого приговора] 14 лет жизни. Но нам как людям необходима справедливость, так мы устроены. Бывает важно, чтобы какая-то структура, неважно, российская или международная, высказалась в нашу защиту»,  — рассуждает он.  

Адвокат и сам оказывался подзащитным — его судили за пикет в поддержку адвокатов Дианы Ципиновой и Ратмира Жилокова, избитых в мае 2020 года в отделе полиции в Кабардино-Балкарии. «Про меня некоторые думают, что я хулиган, но на самом деле это не так. Я не могу этим не заниматься, — признается Захватов. — Любой юрист — адвокат, полицейский, судья, прокурор — это не только ремесло. Это миссия. Хороший юрист несет в себе знание о правильном правопонимании и распространяет его среди людей».

Возвращаемся в адвокатскую «Тойоту». Захватов посылает отчет на «базу»: двое от услуг отказались, 13 по ордерам, одного точно оставляют на ночь, а у полиции новое указание — любой ценой «катать пальцы» (то есть снимать отпечатки пальцев всех задержанных. — Прим. ТД) и тех, кто отказывается, держать в ОВД до утра.  

Одиннадцатый час ночи, но рабочий день не окончен. Путь предстоит в спецприемник № 1 ГУВД Москвы в Чертанове — встречать с «суток» либертарианца Егора, которого сразу же на выходе, есть такое подозрение, могут задержать по «санитарному делу». Важно, чтобы юрист был рядом и «вошел» в дело раньше навязываемого «адвоката по назначению». 

Звонят из ФБК. «Что нужно сделать? У Саши нет адвоката… То есть Саше нужно будет завтра пойти со мной… На 9:30 у нее назначили? У меня завтра в 10:55 Московский городской суд. Могу прям с утра дозвониться до дежурной части и сказать, чтобы они меня дождались [на суде]. Делаю? Все, давай». 

Следом еще несколько звонков. Подзащитную Марину грозятся оставить на ночь в другом ОВД, если она не сделает там «магшот», — «Ладно, можете фоткаться, чего вам там торчать, подумайте лучше о хорошем». Либертарианец Антон переживает, что к нему домой пришел участковый: «Если там были какие-то призывы у тебя, они могут попробовать допросить как свидетеля. А, нет? Тогда не беспокойся, может, просто хотят по 20.2 привлечь». Затем говорит со своей девушкой: «Выехал из ОВД, еду в спецприемник караулить “котика”, его могут арестовать. Если не задержат — еду домой, если задержат — вынужден поехать с ним. У нас есть еда какая-то? Спасибо. Целую».  

— А девушка понимает, поддерживает?  

— Девушка поддерживает, но очень переживает. Я говорю ей, что попросту не могу иначе, что это моя работа, которая требует подхода, сопряжена с неприятностями и опасностями. Ничего не поделаешь — либо ты юрист и несешь миссию, либо ты просто так.  

Закурив и на секунду расслабившись, Захватов включает на смартфоне ролик, где Ольга Бузова на вечной закольцовке говорит: «Просто п***ц».  

— У тебя прямо рубрика «Один день с»,  — говорит он мне.  

— Типа того.  

— Помнишь, на ютьюбе было? «Один день с рыбаками», «Один день на пилораме». Последние дни я чувствую себя скорее как на пилораме. 

Адвокат Дмитрий ЗахватовФото: Дмитрий Сидоров

У спецприемника № 1 стоят двое мрачных мужчин в меховых шапках. Захватов всматривается: не «эшники» ли? Похоже, что нет, просто прохожие. В остальном чисто — машин Следкома не видно. Первым встретить «котика» приехал его адвокат.  

Через десять минут все же появляется группа поддержки — полдюжины молодых девушек и парней с замысловатым пирсингом и лицевыми татуировками. Следом за ними — служебная машина с мигалкой. Всматриваемся — «Росгвардия». «Они не по наши души. Наркотики ищут. Закладки», — успокаивает юрист молодежь. 

Наконец «котик», как ласково называет Захватов своих подзащитных, либертарианец Егор, белокурый юноша с волосами до плеч и голубыми глазами, выходит из спецприемника — и тут же оказывается окружен множественными объятиями. 

СК не видно, Захватов с чистой совестью прощается с подзащитным — завтра ему рано вставать: нужно написать три жалобы и сходить на два суда. «А что, если его задержат у дома?» — беспокоится вслед одна из подруг Егора. «Вряд ли. Им [силовикам] сегодня есть чем заняться. Если бы его хотели забрать, его бы прямо тут взяли, — отвечает юрист и обращается к Егору: — Ты не знаешь, что сегодня было. Полный [нецензурно]. Рекорд побит, 5 тысяч человек задержано по всей России, горела полицейская машина, горел человек — поджег сам себя!» 

«На улице средь многих телекамер, / Закованные в пластик и броню, / Залом произвели с его руками / И повели к машине в западню, — уже в машине включает Захватов на телефоне войс со стихом, написанным одним из его сегодняшних подзащитных. — А в автозаке клетка и скамейки, / Включили свет, набилися толпой, / Катилися битком по Маросейке, / Там места нет — сказали не примут, / Поехали тогда к “Аэропорту” — / И выгрузили, встали в один ряд, / Там одному, не приведи ты черту, / Не повезло, как люди говорят. / Когда его свинтили на дороге, / То в рюкзаке его нашли дубинку, нож. / При таком раскладе его ценность больше — / Такому много сверху приплетешь…»

Захватов звонит девушке — сообщить, что все-таки едет домой.  

— Слава Богу, не свинтили, — произносит юрист, прерывая долгую паузу.  

— Кого?  

— Вот этого парня.

Редактор: Лариса Жукова