Маляр из Тамбовской области Алексей Скобеев пишет иконы и растит дочь. А еще он в ремиссии: в прошлом мужчина употреблял героин.
Неоднократно он пытался бросить наркотики самостоятельно. В июне прошлого года, когда у него случился срыв, жена связалась со свекровью, и та нашла для сына филиал реабилитационного центра «Вектор». Три месяца, по его словам, стоили ей 60 тысяч рублей.
16 июня к Алексею вломились два крепких парня — его попытались увезти силой. Он вызвал полицию. Всех троих забрали в участок, и Алексея направили в психиатрическую клинику на экспертизу. Через пять дней он вышел оттуда, и мать угрозами и упреками уговорила его все же отправиться на реабилитацию в «Вектор».
Алексей согласился с одним условием: чтобы у него оставался телефон для связи с работодателями (потерять работу для него значило оставить жену и ребенка без денег). Ему пообещали предоставить средства связи и выпустить по первому требованию. Но все оказалось с точностью до наоборот.
«Мы приехали, меня сразу скрутили, забрали телефон. Я попытался открыть окно и сбежать, но меня поволокли в карантин», — Вспоминает Алексей
Центр выглядел как «потрепанный» двухэтажный коттедж. Первый этаж был выделен для наставников и групповых занятий, на втором этаже жили реабилитанты. Там же располагалась так называемая карантинная зона, где к Алексею тут же приставили двух охранников, которые везде сопровождали его и докладывали начальству о его действиях.
Через две недели начались групповые занятия. По словам Алексея, там просто унижали людей: необходимо было рассказывать об ошибках прошлого вне зависимости от желания это делать. «У одной девочки взломали телефон, стали всем говорить про ее интимные фотографии и зачитывать переписки. И чтобы выглядеть хорошим в глазах наставников, я должен был унижать других зависимых. Там все было направлено на то, чтобы настроить нас друг против друга: распорядок дня, правила, эти позорные группы».
Санкции за нарушение правил центра были не менее тираническими: например, за невыключение света заставляли полночи писать в тетради «вкл. — выкл.», за выход из комнаты без спроса — громко кричать: «Выходя из групповой, согласуй с дисциплиной!», а за отказ заставляли это делать всех остальных.
Алексей был категорически не согласен с лишением свободы, унижениями и абсолютной властью «наставников» над реабилитантами и пытался привлекать людей на свою сторону, убеждая, что то, что происходит в центре, — ненормально. Он также стал задавать наставникам вопросы, на которые они не могли ответить: например, о качестве питания — их кормили просроченными продуктами. Реабилитанты действительно стали требовать улучшить условия и прекратить издевательства. Это не работало. Тогда Алексей поставил сотрудникам центра ультиматум: либо ему сейчас же открывают двери, либо они «вылетают» из окна.
По его словам, в ту же ночь за ним приехали несколько человек и увезли в другой дом, который назывался «светским». Реабилитация там стоила дороже, и условия были лучше. Но и там Алексей продолжил протестовать. И был не единственным, кто был против условий содержания. «Одна девочка, Ирина, порезала там [описание способа самоубийства], да даже не просто порезала: буквально искромсала ножом, — рассказывает Алексей. — Тогда ее отвезли к какому-то “своему” врачу, и он зашил ее».
Однажды приехал руководитель центра и Алексея вывели в комнату для консультантов, повалили на пол и начали избивать железной трубой. «Меня тогда даже не били — меня убивали. Сидит этот начальник, рядом его двухлетняя дочка кричит: “Папа, не надо!” Меня били по рукам, по ногам и в голову, и при каждом ударе я слышал, как у меня трещат кости».
На протяжении месяца после этого он мог «есть» только молоко с чайной ложки: ему было больно открыть рот
В реабилитационном центре оказались не только зависимые: так, при Алексее туда попали два человека с психическими расстройствами и мужчина, мать которого решила присвоить его бизнес и недвижимость, — достаточно было заплатить за «программу», чтобы избавиться от подобных родственников.
Когда Алексей отошел от избиений, он снова склонил жителей центра на свою сторону, и они начали планировать побег. Несколько недель реабилитанты вели себя очень покорно, а Алексей собирал из проволоки инструмент, которым можно было бы вскрыть окно. В сентябре 2020 года они бежали (в том числе и человек, которого туда поместила корыстная родственница).
В конце января Алексей подал заявление о насильственном удержании, пытках и издевательствах (есть в распоряжении редакции). Ответа он пока не получил. Примерно тогда же в Красноярске СОБР провел операцию на территории филиала «Вектора»: под видом реабилитации людей с алкогольной и наркотической зависимостью несколько лет унижали и держали в нечеловеческих условиях, принуждая к тяжелому труду и в качестве наказания приковывая наручниками или закрывая в погребах. В отношении сотрудников центра было возбуждено уголовное дело по части 2 статьи 127 УК РФ (незаконное лишение свободы, не связанное с похищением, совершенное группой лиц по предварительному сговору).
По телефону горячей линии, который указан на сайте «Вектора», нам сообщают, что на линии «наркологический центр». На уточняющий вопрос, реабилитационный ли это центр «Вектор», отвечают утвердительно, но, выслушав вопрос о программе реабилитации и связанных с ней пытках, говорят, что горячая линия к конкретному центру не привязана и в их центре никого не пытают, а с «Вектором» просто сотрудничают. На вопрос, как связаться с «Вектором», вешают трубку.
Криминализация без реабилитации
Наткнуться на объявление с предложением помощи зависимым, чаще всего «бесплатной и анонимной», можно где угодно: и в интернете, и на улицах любого города. Кажется, расклейщики не пропустили ни один фонарный столб. Подобных организаций сотни, и выяснить условия содержания реабилитантов часто невозможно: настоящие адреса непрозрачны, а потерпевшие боятся обращаться в полицию и к журналистам. В то же время родственники людей с зависимостями готовы на все ради лечения близких: и частная реабилитация этим пользуется.
Контроль со стороны государства над ними ограничен. Согласно ФЗ «О наркотических средствах и психотропных веществах», лечением наркозависимых могут заниматься только государственные учреждения. Но орган исполнительной власти, который отвечал бы за реабилитацию и ресоциализацию потребителей наркотиков, не определен до сих пор. До 2016 года этим занимался наркоконтроль — ФСКН. После ликвидации наркополиции эти функции перешли к МВД. А с 2019 года этим не занимается никто, отмечает в беседе с «Такими делами» эксперт Института прав человека (внесен в реестр иностранных агентов), юрист пункта правовой помощи Арсений Левинсон.
Иллюстрация: Влад Милушкин для ТД
То, что из законодательства исключили такую обязанность у МВД, — логично: не дело полиции заниматься реабилитацией, признает Левинсон. Но проблема в том, что никто не принял полномочия: ни Минздрав, ни Минтруд.
«Примечательно, что, когда Путин давал поручения, которые касались наркотиков, в частности поручения о криминализации пропаганды, там были и поручения социально-медицинские. Например, выбрать лучшие практики социальной и медицинской реабилитации наркопотребителей и внедрять их по всей стране», — рассказывает юрист. Однако спустя год эти поручения были сняты с контроля.
Из-за этого пробела в законе нарушения часто невозможно отследить. Отдельные организации закрываются в случае громких дел, но рынок частных услуг в сфере реабилитации зависимостей продолжает функционировать: по словам лидера движения «Рехаб-Контроль» Виталия Туминского, сегодня эту сферу делят между собой несколько крупных сетей. Кроме того, отсутствие четкой регуляции приводит к тому, что поддержку получают сомнительные организации. Так, проект помощи «семьям алкоголиков и наркоманов» под названием «Моя семья — моя крепость» соучредителя Александра Горяинова среди прочих реабилитационных центров рекомендует «Вектор».
Адрес, по которому зарегистрирована организация, совпадает с адресом регистрации фонда «Центр здоровой молодежи», президентом которого также, по некоторым данным, был Горяинов. Фонд же, в попечительском совете которого состоят, например, народная артистка России Ксения Раппопорт, певица и телеведущая Вера Брежнева, генерал-лейтенант Юрий Леканов, начальник Главного управления криминалистики Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации, пользуется поддержкой общественности и инфлюэнсеров, оказывает влияние на методы работы с зависимыми и наркополитику России в целом.
«Начинали молиться — иначе били»
В апреле 2018 года Евгений (имя изменено по просьбе героя. — Прим. ТД) приехал в Санкт-Петербург в поисках работы. В первый же день на улице ему попалось объявление: работодатель искал грузчиков. Евгений позвонил и договорился о встрече.
Собеседование проходило в квартире пятиэтажки в районе «Спортивной», оформленной под офис. У Евгения попросили паспорт для ксерокопии, затем принесли на подпись несколько договоров. Первый был обычным. А следующий представлял собой анкету с вопросами вроде «С какими трудностями в жизни вы сталкивались?» и «Употребляли ли вы когда-либо алкоголь или наркотики?». В конце нужно было дать согласие на изъятие личных вещей.
Евгений отказался заполнять документы. Ему пообещали, что «сейчас приедет начальник и все объяснит». Начальник и правда приехал, а с ним — несколько мужчин. Один из них взял со стола и убрал в карман телефон Евгения. Второй предупредил, чтобы Евгений вел себя «без лишних движений», и пообещал отпустить через три месяца.
С забравшими телефон и паспорт крепкими мужчинами ему было не справиться. По словам Евгения, так он, не страдающий какими-либо зависимостями, оказался в центре «Возрождение», позиционировавшем себя как реабилитационный. У дверей квартиры, где его держали, сидел охранник, впускавший только надзирателей. Реабилитация заключалась в работе — весь день на стройке или грузоперевозках, а вечером — молитва.
Евгений молиться отказывался, и его угрожали избить, но почему-то не били. Другим реабилитантам повезло меньше. «Все время привозили бездомных людей с зависимостью от спиртного. Они там действительно переставали пить и начинали молиться, но только потому, что иначе их били. Еще били за попытку побега. Один парень после побоев неделю не мог есть и вставать, чуть не умер. Но скорую ему, конечно, никто не вызывал», — вспоминает собеседник.
Через две недели он придумал план побега
«Я подошел к надсмотрщикам и сказал, что меня осенило свыше и я хочу пойти с ними в церковь: помолиться там всей компанией. Когда мы проходили мимо метро, я нырнул в подземный переход, — вспоминает мужчина. — За мной никто не побежал, потому что в переходе стояли полицейские».
По его словам, стражи порядка рекомендовали ему обратиться с заявлением в отдел на Сенной площади. На Сенной же его отправили обратно на «Спортивную»: в ближайший к тому дому отдел. Евгений предположил, что там и так, вероятно, все в курсе происходящего, на что полицейские ответили, что ничего больше сделать не могут. Паспорт он потом обнаружил в бюро находок: видимо, похитители не хотели лишних проблем и поэтому отнесли документ туда.
Сейчас Евгений — клиент фонда «Безопасный дом», который оказывает помощь и поддержку людям, оказавшимся в трудовом рабстве. По его данным, у похитителей только в Санкт-Петербурге четыре квартиры. А есть еще другие города, другие регионы, дружественные организации — сложно представить, сколько людей сейчас находится в рабстве.
Иллюстрация: Влад Милушкин для ТД
«Возрождение» — действительно сетевая организация с филиалами в 17 регионах, позиционирующая себя как благотворительный центр с бесплатными и анонимными услугами. Но понять, какая именно помощь предлагается реабилитантам и кто ее осуществляет, сложно: на сайте нет данных о специалистах, сотрудниках и руководстве, не указаны фактические адреса центров. Чтобы выяснить подробности, корреспондентка «Таких дел» позвонила на горячую линию с легендой о брате, который употребляет наркотики и нуждается в помощи. Трубку поднял мужчина. Он ужаснулся вопросу о пытках в центре, подтвердил, что у них имеются филиалы в Санкт-Петербурге и Ленобласти, но порекомендовал отправить брата в другой город.
На вопрос, можно ли будет видеться с родственником, замялся и ответил, что «первое время это лучше исключить»
Развитую сеть часто имеют и другие рехабы. Например, так была устроена организация «Преображение России», возникшая в конце 1990-х. Реабилитационная программа заключалась в том, что у людей с зависимостью забирали документы, давали время «перетерпеть» синдром отмены, а затем отправляли работать грузчиками и дворниками. Иногда реабилитантов вывозили на строительные объекты или на кладбище копать могилы. Все это — за еду и проживание в центре: денег на руки «Преображение» обычно не выдавало.
Внимание к организации привлекла гибель реабилитанта: он вернулся из города в центр поздно нетрезвым и во время «наказания» погиб от побоев. Убивший его сотрудник явился с повинной. Осужден за убийство был и создатель «Преображения» Андрей Чарушников, до смерти забивший черенком от лопаты подчиненного, которого заподозрил в воровстве еще в 2004 году. В 2011-м, когда «Преображение» закрыли решением Верховного суда, в состав сети входило более 340 центров в 200 городах России.
«Отпустите меня на волю родителей и Бога»
В трубке помехи и эхо, время от времени звонок прерывается и переадресуется. Бывший реабилитант центра «Луч» Антон, с которым мы пытаемся созвониться, сильно напуган: говорит о прослушке и о контактах своих «наставников» с трехзначными структурами. После разговора он предупреждает, что собирается выключить телефон и исчезнуть на неопределенный срок.
Нам все же удается поговорить. Выясняется, что это не первый рехаб, куда его отправили родители: первый назывался «Возрождение». Родные, видимо, отчаялись: зависимый от героина и алкоголя сын взял кредиты, потерял работу и позже начал употреблять спайс.
«Луч», по словам Антона, представляет собой двухэтажный коттедж. Первый этаж — для персонала и собраний, второй — для «пациентов». На лечении — около 40 человек. Распорядок дня расписан по минутам: подъем, завтрак, пробежка, перекур, «курсы». Опоздание даже на несколько секунд, как и другие провинности, называется «косяк» и строго карается. Видов наказаний несколько: например, «Белка» — это когда человека раздевают до трусов, он ложится на землю и начинает крутиться, а кураторы считают, сколько «белок» он сделал: 10, 20, 50…
Зимой, рассказывает Антон, провинившихся заставляли ложиться голыми на снег и кружиться, пока с их спины не начинала идти кровь
По его словам, потом они возвращались окровавленные, с абсолютно отсутствующим выражением лица, некоторые улыбались.
Еще одно наказание — обливание ледяной водой из шланга, иногда часами и с прицелом в голову. Другая пытка — «Друзья»: человеку дают тяжелый предмет, например покрышку или бревно, и с ним он должен проходить сутки в строительной каске, к которой скотчем зачем-то были приклеены поросячьи черепа. Также реабилитантов наказывают ночным переписыванием правил: провинившимся выдаются тетрадки, в которых они должны от 10 до 50 раз переписать текст «12 шагов».
Самого Антона усмиряли по-разному: и «белками», и ледяной водой, и переписыванием тетрадей. «А однажды летом меня заставили стоять полдня в помойной яме — среди пищевых отходов, дохлых ласточек и мышей, червей. Но им было недостаточно того, что я просто стою, они заставили меня нырять, потом еще и из ведра облили пару раз. Ну а когда достали, бросили кусок мыла и полили из шланга», — вспоминает он. Были и не менее жесткие санкции: как-то раз его заставили съесть «пятилитровую кастрюлю с поросячьим комбикормом, в которую высыпали стакан соли», пока у него не пошла рвота с кровью, — за то, что он своевольно попробовал кашу на соль. В другой раз его поздравили «с чистой датой» (сроком без употребления наркотиков), замотав скотчем и опустив в бочку с водой. Выжил, по его словам, он по случайности: мимо проходил парень, который задел и уронил бочку.
Однажды, продолжает Антон, в центр привезли бывшего заключенного, которому было плевать на правила, одним из которых был запрет на курение до утренней пробежки. А он хотел курить — и закурил. Его выволокли на мороз и стали заливать водой, после чего бросили в подвал. Когда за ним вернулись, он был мертв, рассказывает собеседник.
Весной 2019 года, по его словам, после звонка родителям в центре [описание способа суицида] человек: не выдержал предательства семьи. После этого не выдержал и Антон. Он написал заявление: «Отпустите меня на волю родителей и Бога». Это неожиданно помогло: мужчину отпустили, пояснив, что речь идет о коротком отпуске и через неделю он должен будет вернуться. Антон сбежал к сестре в Новосибирск.
Звонок заканчивается.
Очень хорошие люди
Поскольку за частной реабилитацией нет должного государственного контроля, защита прав и здоровья пациентов таких центров становится задачей отдельных активистов и инициатив. Часто это НКО: например, Фонд Андрея Рылькова (внесен в реестр иностранных агентов), который оказывает социальную и юридическую поддержку, реализует в Москве программу снижения вреда от употребления наркотиков, занимается профилактикой ВИЧ-инфекции, осложнений и передозировок. По словам сотрудников фонда, истории о нарушениях в секторе частной реабилитации не редкость: участники программы часто делятся таким опытом.
В беседе с «Такими делами» координатор уличной социальной работы Фонда имени Андрея Рылькова Максим Малышев объясняет, почему люди обращаются на небезопасный рынок частной реабилитации: пациентов государственных наркологических больниц в России ставят на наркологический учет — так называемое диспансерное наблюдение. Это серьезно ограничивает их в правах, поэтому люди готовы поддерживать серый бизнес платой от 30 тысяч рублей в месяц за содержание в частных центрах.
Проблема в том, что рехабы регистрируются как немедицинская реабилитация — ее может открыть кто угодно, на это не нужна лицензия. До суда же в случае правонарушений доходят единицы заявлений потерпевших. Так, одному из подопечных Фонда Рылькова пришел отказ в возбуждении уголовного дела о насильном удержании в рехабе: во время проверки участковому заявили в ребцентре, что все в порядке.
«На одной чаше весов у проверяющего, с одной стороны, оказывается какой-то, на его профессиональный взгляд, нарколыга непонятный, по 228-й ранее судимый, а на другой — какие-то люди, которые якобы таким спасают жизни. И обычно чаша весов склоняется в сторону очень хороших людей», — объясняет Малышев.
Иллюстрация: Влад Милушкин для ТД
Борьбой с незаконной деятельностью реабилитационных центров также занимается общественное движение «Рехаб-контроль»: здесь собирают информацию о пытках и нарушениях, находят центры, где людей удерживают или используют в качестве бесплатной рабочей силы. Реабилитантам стремятся помочь, а руководителей и сотрудников организаций — привлечь к ответственности.
В интервью изданию «Батенька, да вы трансформер» лидер движения Виталий Туминский сообщил, что, по его данным, насилие процветает примерно в 90 процентах рехабов: людей удерживают в программах силой или с помощью запугивания и убеждения на протяжении многих недель и месяцев. Владелец типичной сети ребцентров получает с одного филиала в среднем полмиллиона рублей в месяц, считает Туминский. При этом профильные специалисты и квалифицированная помощь в таких центрах чаще всего отсутствуют.
Мы пытаемся проверить отчетность центра «Луч»: выясняется, что в 2017 году он был зарегистрирован как благотворительная НКО, расходы которой за все время составляют ноль рублей. При этом в распоряжении редакции есть несколько квитанций о переводе десятков тысяч рублей на карту директора от родителей одного из наших собеседников. Это популярная схема в таких центрах: родственников заставляют проводить оплату в виде добровольных взносов.
На звонок по зарегистрированному на центр номеру отвечает мужчина. Вопросы о насильном удержании и пытках он называет «ерундой какой-то», а на уточняющий вопрос, можно ли покинуть центр в любой момент, заверяет, что да.
Центров, которым можно доверять, в России единицы. Туминский называет несколько важных признаков: прозрачность работы (на сайте должны быть указаны договоры, сертификаты, лицензия, методика работы, адрес, фиксированная цена на услуги, а на здании центра — отличительные знаки), хорошие условия (достаточное количество денег на питание: от 150-200 рублей в день на человека, возможность покинуть центр в любой момент, количество реабилитантов — 8—12 человек с отдельной кроватью на каждого, справки на ВИЧ, гепатит, туберкулез, сифилис при поступлении, доступ к психиатру-наркологу и клиническому психологу, терапии и медикаментам). Также на сайте размещается информация о сотрудниках центра: фотографии, ФИО, специализация. И разумеется, в хорошем рехабе не должно быть абьюза.
Несчастные случаи
Антон — не единственный бывший реабилитант «Луча», с которым нам удалось связаться. Другого нашего собеседника зовут Юрий. В центр он попал в 2014 году, когда ему исполнилось 22 года. Туда его также поместили отчаявшиеся родители: у сына начались проблемы с алкоголем и наркотиками уже с 10 лет.
В день после заключения контракта к Юрию домой вломились двое крепких парней и, недолго уговаривая, увезли. В центре его заставили подписать договор, намекнув, что он сделает это все равно. Когда же срок пребывания там подошел к концу, у Юрия начались проблемы: его не хотели отпускать.
«За мое желание выйти на свободу меня посадили в одиночный изолятор на месяц. Раздели до трусов, я месяц спал на железной сетке двуспальной кровати голый. Со мной было запрещено общаться, и мне тоже было запрещено разговаривать с другими реабилитантами и персоналом. Периодически избивали, обливали холодной водой — в общем, проводили “процедуры”», — вспоминает он. По его словам, в таких наказаниях участвовал в том числе и директор.
Выйдя из изолятора, Юрий связался с родителями. Те настояли на том, чтобы после лечения он остался работать в центре. При этом они продолжали платить центру — уже за работу Юрия в бригаде «наставников», которые тоже ранее прошли там реабилитацию. «Остаются обычно те, кто порвал отношения с семьей за время реабилитации, а выбрасывают тех, кто не лоялен начальству и за кого не платят родители», — объясняет собеседник.
Несколько лет он оставался в рехабе как сотрудник, однако не мог повлиять на халатность начальства. Одному из реабилитантов с ВИЧ по имени Максим не давали лечения. «Я померил ему температуру, и градусник показал 41. Я настаивал на том, чтобы к нему вызвали врача, но этого не произошло», — вспоминает Юрий. Максима отправили домой, только когда он уже не мог есть и вставать с постели. Другие два пациента покончили с собой. На опись трупов вызывали полицию, но расследований о доведении до самоубийства не было, замечает бывший реабилитант.
Его отпустили на свободу только в январе 2019 года — после того как родители перестали платить за его реабилитацию и работу в «наставничестве». Всего они отдали центру более 800 тысяч рублей.
