Альянс врачейНекоммерческая организация, выполняющая функции иностранного агента рассказал «Таким делам», как врачей заставляют нарушать клятву Гиппократа, каким способом добиться справедливости в российской тюрьме и почему недопуск доктора к заключенному — проблема не только самого заключенного, но и каждого, кто живет в России.
О том, могут ли заключенные добиться помощи без голодовок и самоповреждения
Анастасия Васильева, руководитель Альянса врачей: Вы, наверное, видели публикацию о том, как заключенный объявил сухую голодовку и зашил себе рот в знак протеста против того, что ему не оказывается медицинская помощь [Александру Шкарину, находящемуся в курганской исправительной колонии № 2, отказали в медпомощи, которой он добивался из-за сильных болей. О голодовке он сообщил администрации колонии, но заявление у него не приняли]. Это до чего надо дойти?
Заключенный может подать ходатайство [об оказании ему медицинской помощи] через адвокатов к начальнику колонии или исправительного учреждения. Но в случае с Алексеем Навальным, например, все эти ходатайства были отклонены. Это не работает вообще. Что еще можно сделать? Видимо, ничего. Тупиковая ситуация. У людей не остается никаких рычагов, кроме собственной жизни и здоровья. Это уже все, финиш. Государство дошло до обрыва, когда люди готовы убивать себя ради справедливости, здоровья, жизни. Это признак неизлечимой болезни власти. Эта ситуация — неоказание помощи, пытки — разъедает страну изнутри.
О том, что на самом деле нужно понимать под «пытками» в колониях
Анастасия Васильева: Состояние медицины во ФСИН просто жуткое. У нас было несколько обращений из «Матросской тишины» — ужасные, душераздирающие истории. Такое ощущение, что беззащитных заключенных делают второсортными людьми. Как будто помимо того, что они находятся в исправительном учреждении, их надо как-то еще наказать.
Человека пытаются согнуть, сломать, сделать неуравновешенным. Это пытка. Мы все слышали ужасные вещи о пытках в колониях. Там людей избивали до смерти, пытали. Это все звенья одной цепи. Неоказание медицинской помощи и пытки — одно и то же. Почему это происходит? Потому что это может происходить. Колония, как мне сказал один из адвокатов, это маленькое государство со своими правилами. Заключенные в нем беспомощны. Это жуткое осиное гнездо.
О медпомощи в спецприемнике на собственном опыте
6 апреля руководитель профсоюза «Альянс врачей» Анастасия Васильева и другие члены организации приехали в Покров на встречу с заместителем начальника колонии ИК-2, где Алексей Навальный три недели держал голодовку. Так он выражает протест против того, что к нему не допускают врачей. Об осмотре доктора Алексей попросил после того, как у него начались сильные боли в спине и стали отниматься ноги. К Навальному представителей профсоюза не пустили, а потом задержали их за «нарушение функционирования ИК-2» [часть 3 статьи 20.2.2 КоАП РФ «Организация массового пребывания и (или) передвижения граждан в общественных местах, повлекших нарушение общественного порядка»]. Трем сотрудникам, в том числе главе пермского отделения альянса Артему Борискину и его заместителю Валерии Меркуловой, дали по восемь суток ареста, а Анастасию оштрафовали на 180 тысяч.
Артем Борискин, глава пермского отделения Альянса врачей: Я, как человек с хроническим заболеванием, в спецприемнике получал помощь не в полном объеме. У меня гипертония и хронический гастрит. От гипертонии стабильно давали лекарство. От хронического гастрита — не очень. Гастрит и язва желудка хоть и являются разными болезнями, фактически это две стадии одного процесса, то есть если не лечить гастрит, он станет язвой, что грозит пренеприятными осложнениями.
Там все зависело от врача. Я говорю: «У меня вот такая болезнь, она у вас в журнале записана. Дайте, пожалуйста, таблетку». Один врач дает, другой говорит: «Увы, ее нет». Но как так? Предыдущий врач мне эту таблетку давал.
Валерия Меркулова, заместитель главы пермского отделения Альянса врачей: Я так поняла, что у каждого врача с собой своя аптечка. Получается, что у спецприемника вообще нет препаратов? Думаю, мы можем сделать такой вывод.
Артем Борискин: Там присутствовали еще другие товарищи, которые нуждались в медицинской помощи. Я, как медик, видел, что этим ребятам действительно надо помочь. Их проблемы были вызваны не хроническими заболеваниями, а употреблением алкоголя, но тем не менее им помощь не оказывалась. Человек пил месяц, а тут, в связи с попаданием в спецприемник, резко это дело отменил. Естественно, такая резкая отмена, тем более при такой крепкой алкоголизации, чревата всякими страшными штуками вплоть до остановки сердца. Можно было бы банально облегчить симптомы, уколов человеку сульфат магния и витамин В₁. Но товарищ жалобы не выразил, поскольку то ли не знает, что так можно, то ли еще по какой-то причине. А на мое предложение медику это сделать мне ответили, что таких препаратов тут нет.
О том, почему неоказание медпомощи в тюрьмах — наша общая проблема
Анастасия Васильева: Мы прекрасно понимаем, что болезни, которые процветают в местах заключения, будут иметь влияние на здоровых людей. Из мест лишения свободы распространяются болезни, озлобленность, агрессия. Она выливается в новые преступления, в новые болезни. Места лишения свободы — это рассадники инфекций в виде туберкулеза, ВИЧ, сифилиса — там это все живет.
Заключенные же выйдут рано или поздно из колонии — с открытыми формами туберкулеза, с педикулезом. Это не сделает людей вокруг более счастливыми.
Есть такая шутка про шведскую тюрьму: тут у нас цветы, тут кулер с горячей и холодной водой, тут кофе, а тут решетки на окнах, чтобы никто сюда не залез. Понятно, что тюрьма — это исправительное учреждение. Но оно должно исправлять, а не наносить вред здоровью заключенных или всего населения. Уровень оказания помощи — лакмусовая бумажка. У нас туберкулез и жуткое количество болезней в местах лишения свободы. Значит, у нас такая страна, которая к этому приводит.
О поддержке Алексея Навального
Валерия Меркулова: Нынешнее положение Навального началось с того, что его пытались убить боевым нервно-паралитическим веществом — атака, которую он едва пережил, и сейчас, по сути, идет повторение его убийства, только в другой форме.
У нас есть отдельный проект помощи пациентам, он уже два года функционирует. Мы не могли оставить эту тему без внимания. Он такой же пациент, он имеет право на медицинскую помощь по закону и по Конституции. Чем он отличается от остальных граждан?
Анастасия Васильева: То, что Навальный — политик или оппонент Путина, не должно влиять на уровень оказания медицинской помощи. Алексею Навальному не проведена самая примитивная диагностика — нейромиография. Когда специальные приборы подсоединяются к мышцам и можно узнать, есть ли там нарушения в проведении нервных импульсов. Не назначаются препараты, которые могут помочь при нейропатической боли.
Медицинские работники страдают от этого точно так же. Мы защищаем права врачей. Они хотят выполнить свою функцию честно и правильно, а им не дают это сделать. Это нарушает их права, их клятву Гиппократа.
Об «акции» 6 апреля у ИК-2 в Покрове
Анастасия Васильева: Давайте не будем называть это акцией. Акцию создали журналисты, которые туда приехали и снимали, как я прошу меня пропустить. Нашей целью было не сделать какой-то протест, мы с коллегами — пятеро медиков и один юрист — приехали туда помочь, поговорить с замначальника колонии и с фельдшером, который лечит Алексея. У нас есть медицинские данные, которыми они явно не обладают. Человек просит о помощи, а к нему не допускают врачей. Ситуация суперабсурдная. Я вообще думала: человек голодает, есть проблемы со здоровьем, ну что такого сверхъестественного мы требуем? Чтобы к нему пустили врачей, которые сами приехали? Я не ожидала такого резонанса — ну врачи приехали, и что?
Тот интерес, который проявляют власть, журналисты, иностранные государства к Алексею, вызван тем, что его личность стоит в оппозиции к главному человеку в стране, который ведет себя просто некрасиво. Он, пользуясь своей властью, лишает его права на здоровье и на жизнь. Вот и все. И это симптом очень серьезной болезни государства.
О том, что будет дальше
Анастасия Васильева: Что касается Алексея — отступаться нельзя. Мы сделали google-форму, в которой у нас уже внушительный список докторов, поддерживающих его. Когда мы соберем хотя бы 100 человек, мы будем думать, как решать этот вопрос. Будем пытаться поднимать медицинскую общественность. Открытое письмо в поддержку Алексея Навального сейчас подписали около 2 тысяч медиков. Всю эту массу медицинских работников мы будем объединять и придумывать что-то, чтобы ему оказали медицинскую помощь в полном объеме.
Это огромная проблема, которая показывает уровень культуры нашей страны.
Валерия Меркулова: Если будут приходить письма от осужденных, мы ими тоже будем заниматься. Если не будут помогать мирные обращения, мы поедем в другие города. У нас нет преград, которые встали бы на пути помощи пациентам.
19 апреля Алексея Навального перевели из ИК-2 в Покрове в стационар для осужденных на территории другой колонии, ИК-3 во Владимире. До этого его лечащий врач кардиолог Ярослав Ашихмин сообщал о «резко отрицательной» динамике в его анализах, о катастрофических показателях калия в крови, необходимости экстренного гемодиализа и угрозе остановки сердца.
19 апреля Анастасия Васильева в своем твиттере потребовала экстренно провести консилиум и допустить к Навальному врачей. 20 апреля медики приехали к ИК-3, но к Навальному их не пустили. Также 19-го Анастасия опубликовала в своем аккаунте вот это.
«Переводить здорового человека в больницу, где отделения разные, но ВСЕ пациенты лежат с туберкулезом, это совсем жесть. Это непрофессиональное и гестаповское решение насильно привить туберкулез человеку со сниженным иммунным статусом, чтобы только не пустить к нему его врачей».
И это [ретвит поста в аккаунте телеканала «Настоящее время»].
«Сегодня это касается Навального, завтра это будет касаться каждого».