Тюрьма может быть так близко

До зоны Бажибина не доехала: через пару недель против нее возбудили еще одно дело, началось второе следствие, оставили в московском СИЗО. Тогда же она познакомилась с Ольгой Романовой, которая пыталась вытащить из тюрьмы своего мужа и параллельно ходила на суды к Бажибиной и другим фигурантам процесса. «Руси сидящей» как таковой пока не существовало, дело Бажибиной стало одним из первых, с которых началась организация. 

Через два года уголовную статью, по которой осудили Инну, декриминализовали. В декабре 2011 года она вышла на свободу. На следующий после освобождения день она была в радиоэфире у Ольги Романовой, а еще через месяц стала координатором «Руси сидящей». 

Правозащитники встречали множество людей, которые часами могли рассказывать свои истории несправедливого суда. Инна предложила упорядочить эти обращения. На сайте разместили анкету, и поток отчаянных писем потек к людям, которые, испытав на себе несправедливости российской судебной системы, стали помогать себе подобным.

«Утюгов нет — девчонки ладошками разглаживают»

Взгляд у Инны прямой и одновременно мягкий. На ней черная кофта и очки в тонкой оправе, в ушах — маленькие серебряные сережки. За окном ее дачного домика беспрерывно весело трещат птицы. 

«В первые дни ты понимаешь все “прелести” СИЗО. Проходит неделя — у тебя отросли ногти. Чем обрезать? Ножницы — запрещенный предмет. У тебя отросли волосы. Где подстричься? Хорошо, если в камере окажется умелица, которая стрижет, и ей выдадут ножницы под роспись на один день. Элементарные вещи… Нет прокладок. Ничего нет», — вспоминает Бажибина.

Инна — человек, который почти десятилетие читает и анализирует письма заключенных и их родственников, поступающие в «Русь сидящую». 

Организация помогает в разных ситуациях: если уголовным делом пока только угрожают, если его все-таки несправедливо возбудили, если арестованный заболел или подвергся пыткам и угрозам, если у человека появились сомнения в порядочности адвоката. 

По некоторым обращениям Инна готовит краткие заключения для юридического департамента, обосновывая, почему именно этому осужденному стоит помочь, другие передает коллегам, которые собирают гуманитарную помощь.

«Моя задача — отыскать жемчужины в большом потоке “мы хотим справедливости” и “передайте наше письмо Путину лично в руки”. Как координатор я хочу добиться, чтобы человек сформулировал, чем конкретно мы можем ему помочь. Мы не должны делать это за него», — объясняет она.

Юридического образования у Инны нет: она работала бухгалтером, но тюрьма, объясняет она, «хороший университет». Знаний, которые ей пришлось получить в результате уголовного преследования, хватает, чтобы анализировать суть обращений: часто для помощи осужденным нужны именно житейско-бытовые знания, которые к закону отношения не имеют. 

«Если ты поймешь, как работает система, ты поймешь, как действовать», — поясняет она.

В «Русь сидящую» часто пишут женщины, мужья которых оказались в тюрьме: именно женщины и дети осужденных остаются без источника дохода и параллельно вынуждены содержать близкого человека. «Русь сидящая» также помогает малолетним детям и пожилым родителям арестованных.

По обращениям хорошо видно, отмечает Инна, насколько эффективно работает пропаганда: люди смотрят передачи на федеральных телеканалах и искренне верят в справедливый суд. Например, пишут: «У меня мужа посадили, я могу рассчитывать на какую-то помощь со стороны государства? Семья же потеряла единственного кормильца». Но Инна сама не питает иллюзий и не считает полезным питать ими других. 

«Нет смысла уповать на то, что закончится предварительное следствие, плохой следователь уйдет, мы придем в суд и скажем, что все шито белыми нитками. Бороться нужно сразу, — тогда у тебя будет хоть какая-то возможность скорректировать приговор, хотя он все равно будет обвинительным», — уверена Бажибина.

Конечно, «Русь сидящая» — это не волшебная таблетка, подчеркивает Инна. Люди должны понимать, что «деньги с неба не падают»: чтобы что-то получить, надо работать, и это борьба на пределе возможностей. К сожалению, помочь осужденному удается не всегда.

«Есть мечта — добиться справедливости, а есть реальность, в которой мы живем и в которую нас поставил законодатель. Если все инстанции по обжалованию судебного решения уже исчерпаны, мы не можем помочь человеку, даже несмотря на абсурдность судебных решений. Но мы все равно читаем письма, вникаем, иногда отвечаем», — рассказывает Инна. 

Не соглашается она и с тем, как устроена российская тюрьма. По ее словам, в женских СИЗО и тюрьмах «начисто отрубается все женское». 

«Утюгов нет — девчонки ладошками одежду разглаживают. Готовить запрещено. Ну почему женщина не может готовить? Какой в этом криминал? Почему, если ты с помощью кипятильника отвариваешь сардельки, дежурный пишет на тебя рапорт?» — возмущается Бажибина. 

Российская исправительная система на исправление не направлена, уверена Инна, более того, иногда приводит к негативным последствиям. Например, из-за работы на зоне, которую она называет не иначе как «рабский труд».

«Зарплата в колонии — 200-300 рублей в месяц. Женщины чаще всего работают швейками: сидят по 16 часов и шьют. Не думаю, что, выйдя на волю, она захочет сесть за швейную машинку и сшить своей дочке сарафанчик! Мужчины так же: они выходят [на свободу], но многие работать не хотят. Этот рабский труд вызывает у них отторжение», — объясняет Инна. 

Бажибина вспоминает, как они с Ольгой Романовой посещали тюрьмы Дании. 

«Кухонное помещение с посудой, ножами на тросиках, постирочные со стиральными машинами, которые у нас не каждая семья может себе позволить. И висит прекрасный, самими осужденными от руки нарисованный листочек: “Здесь нет твоей мамы, убери за собой”», — описывает Инна арестантскую столовую. 

Труд шведских заключенных, по ее словам, — созидательный: они ремонтируют детскую мебель, ухаживают за животными, выращивают огурцы в теплицах, а не шьют форму силовикам. Осужденных там не вырывают полностью из привычного мира: они могут позвонить домой по тюремному таксофону тогда, когда захотели, а не когда разрешит начальство.

«Там идет социализация. Краткосрочные свидания у них проходят не через стекло и не по телефону, а в отдельных комнатках с выходом на детскую площадку. Все сделано для того, чтобы социальные связи не то что не разрушились, а, наоборот, укрепились! Чтобы отец видел своих детей постоянно, а не раз в полгода», — рассказывает Инна. 

В России же, попав в тюрьму, человек часто оказывается вне контекста «мирной» жизни и практически перестает общаться с близкими.  

Чай с «полконфеткой»

Первое время в «Русь сидящую» чаще писали из колоний, просили «помочь добиться справедливости». Когда у организации появилось направление гуманитарной помощи, стали просить, например, сладости: «Я попью чай с полконфеткой». 

Чтение писем, признается Инна, отнимает «огромное количество жизненной энергии». Она вынуждена абстрагироваться от эмоций и пытаться не реагировать на чужую боль, чтобы трезво оценить степень помощи, которую можно оказать.

«Когда читаешь письма, и бедолага пишет, что донашивает трусы за другими заключенными… Там нет элементарного. Владимир Переверзин в своей книге “Заложник” описывает, как после освобождения выпил воду из стеклянного стакана. Невозможно это примерить на себя», — говорит Инна.

Обычно осужденные просят прислать так называемый «стандарт»: кусок мыла, зубную пасту и щетку, нательное белье. «Русь сидящая» может отправить человеку одну посылку в год. Больше «не вытягивают»: одно отправление стоит около 5 тысяч рублей, из них минимум 600 — это почтовые расходы. 

Но гуманитарная помощь «Руси сидящей» едет к арестантам во все регионы страны. Сейчас в очереди на посылки с самыми простыми, жизненно необходимыми вещами стоят 100 человек. 

«Человек, например, получает одну 20-килограммовую посылку раз в год — естественно, он пишет такой список, чтобы ему хватило до следующего раза. Но мы не можем прислать ему такую большую посылку: она будет стоить около 10 тысяч. Некоторые говорят: “Вот, они дезодорант просят”. Я отвечаю: “Дезодорант — это не роскошь, а необходимость в бараке на 150 человек”. Крем самый простой женщине нужен? Стиральный порошок нужен? Ну хорошо, теоретически можно обойтись хозяйственным мылом. Когда мы живем здесь, мы не замечаем этих вещей: мы пошли и купили», — объясняет Инна.

Птицы за окном не собираются умолкать: долгий весенний день только разгорается. 

«Ольга Романова открыла тюрьму как явление для огромного числа людей, — продолжает координатор. — Многие раньше не представляли, что это такое, и не подозревали, что тюрьма может быть так близко». 

Чтобы сотрудники «Руси сидящей» и дальше могли помогать арестованным людям, их детям и женам, оплачивать работу профессиональных адвокатов и региональных отделений, собирать и отправлять посылки с нужными вещами осужденным по всей России, нужна помощь других людей. Для восстановления справедливости часто нужны месяцы и годы, для помощи же конкретному человеку — наше неравнодушие и любая сумма.