«Просто никто не видит»: история подростка, употреблявшего наркотики с 12 лет

Консультанты обсуждают общих знакомых, зависимых и «чистых».

— А этот, Миша, жив еще?  

— Жив, слава богу. А Серега только что чуть не сорвался, уже нашел аптеку, продавца, который ему трамадол (препарат опиоидной группы, применение приостановлено в России с 17 апреля 2020 года. — Прим.ТД) продал бы. Но в последний момент передумал. 

Такие короткие диалоги — обыденность сотрудников центра «Пошитни», основанного христианами разных конфессий, но одной идеи — подарить людям с зависимостями новую жизнь. 

Зависимый человек приезжает, проходит реабилитацию, живет трезвой жизнью, но, по словам Олега и Антона, в любой момент может сорваться. Тогда его путь, как игра в «Змейке», начинается сначала. А может не начаться. 

Тревожность, трезвость и носки с конопляным принтом

Олег, наставник и консультант по химической зависимости, не употребляет героин уже 13 лет. Он играл с наркотиками в «Змейку» много раз, пока не попал на реабилитацию в «Пошитни». С тех пор, по словам Олега, он «не нюхал даже пробки из-под пива». 

Стаж трезвости Антона меньше, но оба они после реабилитации остались работать наставниками в «Пошитни». И оба сильно «выросли» с тех пор, как бросили употреблять наркотики. Олег рассказывает о ключевых симптомах зависимости:

«Вот эта болезнь, наркомания или алкоголизм, — это совокупность трех составляющих, — рассуждает он. — Невозможность контролировать количество употребляемого вещества — лавинообразный процесс, не зависящий от зависимого. То есть, если я болен, этот процесс от меня не зависит. Второе — человек не может воздержаться от одного раза, то есть он принимает решение не пить или не употреблять, но почему-то не может следовать своему решению. Один раз после длительного воздержания не кажется ему чем-то страшным, и это приводит к срыву и уходу в длительный запой и/или к употреблению. И третье — это тревожность в трезвом состоянии. То есть проблемой, как человек это ощущает, является не само употребление, а трезвость. Мы смотрим на эти составляющие как на физическую, психическую, психологическую и духовную». 

Машина останавливается у реабилитационного центра. По обе стороны здания простираются поля, засеянные и те, что только что вспахали. Вдалеке пасутся коровы. Вокруг коттеджного здания располагаются «кельи» — избушки, в которых живут наставники. Посреди двора — высокая рында, пономарь бьет в нее, чтобы собрать людей с полей на обед. 

Мы обедаем все вместе, перед этим — «молитвенное правило»: вся компания читает нараспев молитву. Во время обеда люди по очереди читают главы из Библии. 

Я вижу Севу впервые — розовощекий подросток в носках с конопляным принтом, обутый в сланцы. Носки бросаются в глаза в первую очередь. Сева объясняет, что это — шутливый подарок его матери. «В прошлый раз дезодорант в форме кристалла мне прислала, в этот раз — вот это. Шутница она у меня». Сева употреблял соли (общее неформальное название группы синтетических наркотиков, действующими веществами которых являются синтетические катиноны, смешанные в различных пропорциях со вспомогательными веществами. — Прим.ТД). 

Лейтмотив наркотиков 

Мы стоим прямо в храме, перед иконами, и Сева стесняется говорить о наркотиках «при Боге». Но потом смеется, и мы решаем, что Бог должен все понимать. Сева рассказывает о своих первых детских воспоминаниях: лес, железная дорога, тропинка в деревню, мама и папа ведут его за руку к бабушке с дедушкой, и он просит остановиться прямо у путей — боится поезда…

Первые двадцать минут мы вообще не говорим о наркотиках. 

За первым воспоминанием — другие: музыкальная школа в Сергиевом Посаде, где Сева учится играть на фортепиано, любящая учительница, прогулы, экзамены. Семь лет Сева ходит в музыкальную школу, дома играет пьесы, когда не заставляют заниматься: если бы его не заставляли играть каждый день, он бы, скорее всего, сам это делал. 

Беззаботное детство перестает выглядеть таким, как только речь заходит об отце Севы. Тот часто проводил время в деревне, но не потому, что любил свежий воздух. По словам Севы, он ездил туда «снимать кумары». Сева использует много сленга, который мне непонятен, но «кумары» — самое простое слово: ломка, которую нужно перетерпеть. 

Но жизнь текла обычно, ровно до тех пор, пока отца не посадили по 228-й статье (Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств, психотропных веществ и производных). Сева переехал к бабушке с дедушкой. 

Они работали круглосуточно в своем магазине. С девяти утра до девяти вечера мальчик был предоставлен сам себе и вскоре стал обижаться, когда его пытались контролировать. 

«Однажды бабушка приехала домой в восемь, а меня еще не было дома, она со слезами на глазах искала меня по всему району. А я гулял. После этого они решили завести мне няню», — продолжает Сева. 

Лейтмотив наркотиков проходит через всю его жизнь: молодая няня в какой-то момент забеременела от своего парня, а потом выяснилось, что он наркозависим. С тех пор няни у него не было. 

Отец вышел из тюрьмы, завязал на короткое время, но в итоге начал употреблять еще более яростно — к героину и метадону добавились амфетамины внутривенно. Отец Севы, как потом и сам Сева, любил все смешивать.  

В какой-то момент дома Севе стало тесно, и он начал пропадать. Трижды его объявляли в розыск и искали, в том числе с использованием сил волонтеров «Лизы Алерт». Сева сменил немереное количество квартир в Посаде — «вписок», где употреблял со своими друзьями по несчастью. 

Некоторые арендодатели отлично понимали, что сдают квартиру группе подростков с зависимостью, среди которых обычно бывал только один или два совершеннолетних, но их это не останавливало. 

В школе же, где учился Сева и многие другие зависимые подростки, даже не подозревали, что те употребляют наркотики. По словам Севы, там «никто не употреблял и не торговал и только изредка курили траву, но так, чтобы это было незаметно». Таким образом, никто из учителей не предпринимал попыток обсудить проблему с учениками и родителями. 

«Просто никто не видит»

Сева задумчиво смотрит в окно храма. Мы говорим о наркопотреблении в Сергиевом Посаде. Я спрашиваю, так ли там все плохо, он думает и говорит: «Это во всей России так плохо. У меня был друг, не знаю, жив ли он еще, который начал употреблять синтетику в девять лет, с девяти лет каждый день курил спайс. Тоже из Посада. Но в Питере и Москве такая же тема»

Зависимого человека нельзя увидеть в толпе, продолжает Сева: стереотипы о «наркоманах» диктуют, что употребление наркотиков возможно распознать, бросив мимолетный взгляд на человека. Черные круги под глазами, одежда лохмотьями, худоба и бледность — «золотой стандарт» описания внешнего вида зависимых в кино и литературе. Но соупотребители Севы были обычными подростками, носили модные вещи, веселились и ходили в школу. А после школы забивались группами на съемные квартиры и начинали пропадать. 

Сева считает, что неблагополучие в плане употребления психоактивных веществ в отдельных городах России — миф, так как в Москве и Северной столице дела обстоят таким же образом. «Просто никто не видит», — уверен подросток. 

В какой-то момент отец Севы принял серьезное решение: пройти реабилитацию и перестать употреблять. После более чем двадцатилетнего стажа употребления вот уже пять лет, как он «чист». Сева не принимал серьезных решений до последнего момента. 

Однажды он решил завязать на небольшой период, чтобы доказать себе, что у него нет зависимости: не принимать наркотики месяц. Но в месяце, «как назло», оказался 31 день. Сева продержался 30 дней и принял 31-го. «Даже один день не смог потерпеть», — злится на себя он. 

Но и та попытка была не вполне честной: отсутствие наркотиков он каждый день компенсировал ударными дозами алкоголя. 

«Я синячил, как последний урод», — только в таких терминах он говорит о своей проблеме сейчас. 

«Торч», «наркот», «алкаш» — эти слова по отношению к себе и не только очень часто вырываются у него. Я спрашиваю, норма ли для него такая вербализация проблемы. 

Сева признается, что нет, но он часто «грешит» обидным сленгом. 

В «Пошитнях» зависимых никогда не называют как-либо иначе, кроме как «зависимыми». Это — банальная этика, направленная на то, чтобы исключить самоуничижение и стигматизацию. 

После первой неудачной попытки Сева будто бы оставил мысли о том, чтобы бросить. Появились деньги: по словам Севы, его подруги «разводили» глухонемых выпускников детских домов на их деньги, полученные от государства, а взамен предлагали секс. За несколько месяцев они разжились так якобы на полтора миллиона рублей. Практически все деньги вместе с Севой и другими зависимыми подростками они спустили на наркотики и алкоголь. Потом девушка Севы случайно забеременела от него и была вынуждена сделать аборт. Ей было 16 лет. 

«Курил соль и смотрел на трупы»

Первый психоз от психостимуляторов, так называемый «стимуляторный психоз», тоже не заставил себя долго ждать. Сева принял на вписке ударную дозу солей и вышел «на измену». 

«Я просто сошел с ума на какое-то время, дико параноил и не узнавал людей вокруг», — признается Сева. 

В состоянии психоза мальчик отправился со своим другом употреблять в морг, где работала мама друга. 

«Курил соль и смотрел на трупы. Мне звуки со всех сторон мерещились, паранойя, а тут еще и трупы лежат», — вспоминает Сева. После такого опыта он ушел из дома на 18 дней и все это время практически не спал. Но ему повезло: каким-то образом удалось прервать «марафон» и прийти в себя без госпитализации.

Этот срыв он воспринял как последний звонок и призыв к действию. Сева начал ходить на собрания «Анонимных Наркоманов». Но это не помогло — после короткой паузы Сева стал употреблять с двойной силой. 

Вторая и решающая попытка произошла после того, как он потратил отцовские деньги на наркотики. Тогда Сева позвонил отцу, извинился и попросил о помощи: «Я просто сказал, что готов на все. Пора кончать с этим». 

Отец Севы связался с реабилитационным центром «Пошитни». С тех пор Сева не употребляет уже больше полугода, и это его абсолютный рекорд. 

Быки Анатольич и Придурок

Первое время было сложно — работа в поле, коровник, молебны, постоянные «группы», где зависимые обсуждают свои проблемы коллективно, а рассказывать о себе непривычно. Все вызывало отторжение, Сева много раз думал о том, чтобы уехать. Но не уехал. 

Вставать в четыре утра и идти доить коров, признается Сева, было одним из самых тяжелых испытаний. Но и это вошло в привычку. Сейчас он со смехом рассказывает о быках, с которыми приходится тяжело. Одного зовут Придурок, второго — Анатольич. Я спрашиваю: «Почему Придурок?» «Да потому что он придурок!» — шутит Сева. 

Сейчас он готовится к работе в поле: на земле около центра он будет выращивать горчицу и капусту. Больше полугода без тусовок, вписок и «марафонов», только деревня, баня по выходным, строительство нового корпуса, работа в поле и уход за животными. Сева, кажется, сам не верит в те перемены, которые произошли. 

Но больше всего его пугает скорый переезд на социальную квартиру в Питер: там строгости, жизни по расписанию будет меньше, он сможет выходить в город, работать и продолжать реабилитацию уже не в таких «плюшевых» условиях. 

Сева боится сорваться, но в его глазах видна надежда. В 18 лет полгода — большой срок. Он вспоминает отца. Отец — пример для вдохновения и подражания, и, когда Севе будет сложно, его отец будет рядом. Но пока рядом с ним его друзья по несчастью — такие же зависимые от алкоголя и от наркотиков, каждый — со своей уникальной историей. 

Небольшой мужской коллектив кажется очень сплоченным, кажется, что вместе им все нипочем. Консультанты по химической зависимости — «наставники» — не просто персонал, но самые настоящие поддерживающие друзья. 

Консультант Олег «чист» вот уже тринадцать лет, и бросить употреблять у него вышло также благодаря «Диаконии». Не с первого раза, но после второй реабилитации. Он помнит день, когда все закончилось: 4 июня 2008 года он был трезв первый день за много лет, и эта попытка оказалась успешной. Любой зависимый после любого стажа трезвости может сорваться, замечает он, — даже он сам. Но пока не срывается. 

Сева тоже говорит о возможном срыве, когда мы покидаем здание храма. Но даже если это вдруг произойдет, сообщество центра «Пошитни» поможет ему вновь обрести трезвость. 

Сева с надеждой рассуждает о планах на ближайшее будущее: он хочет открыть сообщество «Анонимных Наркоманов» в своем городе. Со своими товарищами по употреблению он больше не общается, хотя признается, что любит многих из них, — но риск сорваться слишком высок в таких условиях. Кто знает, возможно, они снова встретятся уже в новом формате — самопомощи и поддержки в группе АН, которую Сева откроет в Сергиевом Посаде. А пока центру «Пошитни» нужна поддержка: любая финансовая помощь продлит их подопечным периоды ремиссии и даст шанс на жизнь без зависимости.