Собрать осколки прежней жизни

«Мы жили небогато, но не бедствовали. А самым дорогим в доме было мамино настроение. Она всегда хотела нам праздника. Словно жила только для того, чтобы доставлять нам радость. Как бы тяжело ни было, улыбалась. И всегда говорила мне: “Ничего. У тебя все будет, что ты хочешь”.

Помню, как средний брат мечтал о сером плаще. Мама сказала: “Я тебе куплю”. Плащ был дорогой, но она как-то умудрилась сдержать обещание. Лишь когда подросла, я узнала, что мама работала на четырех работах. Поваром, помощником повара, прачкой, еще брала ночные дежурства и подрабатывала дворником в соседнем садике».

Мама не хотела, чтобы ее дети в будущем так же тяжело трудились, поэтому всегда говорила: «Вы должны получить образование, должны стараться стать хорошими людьми».

Любимое воспоминание Инны из детства — как мама приносила домой красивую новогоднюю елку. Родители не могли ее купить, но мама придумала просить ее у заведующей детским садиком. Елка стояла там до 31 декабря, а потом была не нужна. «Пока мы спали, родители наряжали елку. Она получалась такая, что даже соседи приходили посмотреть. И я так гордилась! Мама пекла специальный новогодний пирог с абрикосовым повидлом, готовила все самое вкусное. Этот праздник давал мне ощущение любви, заботы, теплой семьи. Он давал мне ресурс».

Больше всего на свете Инна любила елочные игрушки — отец привез из Казахстана целую коробку. Она с ними разговаривала как с друзьями. А еще любила засыпать, глядя на огни гирлянд. Инна спала в одной комнате с мамой и елкой, и, когда все ложились, мама говорила отцу: «Выключи уже эту елку». А отец отвечал: «Нет, пускай она смотрит». Ким ждал, когда дочка заснет, и только тогда выключал гирлянду и уходил спать в свою комнату.

Счастливое время закончилось в один миг, как будто гирлянду выдернули из розетки.

Скоро будет война

Инне было двадцать, она училась в университете на третьем курсе биолого-химического факультета. Мама тогда лежала в больнице, и после учебы Инна, как обычно, поехала ее навещать. Встретила знакомого, который спросил: «Вы что, еще не уехали?» «Нет. А что?» — удивилась Инна. «Слушай, ну вы даете… Ты не понимаешь, что скоро будет война?»

Про возможную войну говорили люди вокруг, но Инна не могла поверить, что это правда. Зачем война? С кем? «Помню, я приехала к больнице и услышала взрывы. Из здания уже забирали людей. Тут же подъехал брат на машине: «Мама, надо ехать домой. Что-то будет».

Инна с подругой. Архивное фотоФото: Дарья Асланян для ТД

Поползли слухи, что полиция покинула склады с оружием и их разграбили. «Мама сказала: “Давайте уезжать”. “А куда уезжать? Кому мы нужны?” Родственников было много, но и нас много. И брат сказал: “Пересидим здесь”. Тогда многие думали, что смогут “пересидеть”». Шел октябрь 1994-го. Ким Айрапетян только-только достроил дом, в котором жила его семья.

В декабре Инна пекла дома лаваш. Во двор пришли люди и рассказали, что в город зашли российские танки, что танкисту отрезали голову и посадили на кол. Инна не могла в это поверить.

«Самое страшное началось, когда полетели самолеты. Люди теряли сознание от гула, от грохота сброшенных бомб. Когда понимаешь, что в любой момент бомба может упасть — и все, никого не останется… Когда город стали обстреливать из установки “Град”, отец сказал: “Надо отсюда тикать. Бежим!” А в это время в нашем подвале уже прятались соседи: папа там обустроил убежище. Глуховатая соседская бабушка Галя, баба Зоя, тетя Валя…

И вот мы бежим, и я вдруг начинаю хохотать как безумная. Одна глухая, а двое бежать не могут по старости. Моя мама им кричит: “Быстрее! Быстрее!” А эта не слышит. А я замыкающая. На всю эту картину смотрю, смеюсь и не могу бежать. Мама кричит: “Быстрее, я тебе говорю!” А я отвечаю: “Мама, она же не слышит, надо ее подталкивать!”

И вдруг во дворе соседского дома мы увидели воронку. Вот это страх! Еще вчера была постройка — и вдруг просто дыра. И тут бабушка глухая как побежит вперед всех! Я опять смеюсь: “Она, оказывается, умеет бегать!” Дурная была, молодая, стыдно сейчас вспоминать».

Конец прошлой жизни

3 января 1995 года Инну и ее родных отправили в Ессентуки к двоюродной сестре. А уже оттуда она уехала в Новосибирск, к брату, и там поступила в пединститут на биологический факультет.

Девочки в общежитии, узнав, что Инна из Чечни, убежали из комнаты. Осталась одна Оля, с которой они потом подружились. В университете Инна проучилась до 15 марта, а потом уехала домой, потому что узнала, что отец с братом погибли.

Накануне известия о смерти родных Инна видела сон: ее мать вся в черном лежит на могиле и зовет ее по имени. А потом позвонила невестка и сообщила, что на ее дом в Грозном упал снаряд, а ее отца и брата Артура убили.

Служба, которая оплачивала Инне проезд до Новосибирска, смогла выписать билет на поезд только до Минвод. Она не помнит, как туда доехала.

Вокзал в Минводах был заполнен беженцами из Чечни. Инна продиралась через толпу и кричала: «Из поселка Войкова кто-нибудь есть?» Отозвался незнакомый мужчина.

Инна подошла к нему: «Мы по улице Гоголя жили, и мне сказали, что у меня брата с отцом убили». Мужчина ответил: «Да, я слышал. Убили сына с отцом, армян». У Инны подкосились ноги. Она до последнего надеялась, что кто-то из них остался жив, ведь во сне она видела только одну могилу…

Инна добралась на электричке до станции Прохладная, там нужно было пересесть на электричку до Грозного. Ночевала на вокзале, а утром пришел состав с солдатами из Чечни — они высыпали на перрон с трофеями, которые отобрали у мирных жителей. Среди вещей Инна увидела магнитофон «Илеть». У них дома был точно такой же, и ее сознание помутилось.

«Я напала на солдата, который стоял рядом. Закричала: “Ах ты, это ты расстрелял моих! И своровал магнитофон!” Другие солдаты отодрали меня от него и отвели за вагон, чтобы расстрелять. Вдруг из толпы выскочил офицер: “Вы что делаете?” Они говорят: “Да вот, бешеная напала, обвиняет. Небось у самой там все воюют”. И офицер говорит мне: “Ты нас обвиняешь, а у меня в окопе другу детства твои братья голову снесли. Был рядом друг — и нет. А что ты хочешь, это война”. И добавил: “Не надо, не трогайте ее, пусть идет”. Я что-то еще кричала как безумная, меня схватила какая-то женщина и увела».

Чужая мать

В марте 1995 года Инна приехала в Грозный, которого больше не было. Путь домой пролегал мимо разрушенных домов и трупов на обочинах, которые выносили люди из-под завалов.

Архивное фото. Папа Инны был очень рад ее рождению, эту фотографию он всегда носил в нагрудном кармане пиджака, возле сердца, поэтому верхний край фотографии оторван - чтобы фото поместилось в кармане

Во дворе сидела незнакомая пожилая женщина. Не обратив на нее внимания, Инна вбежала в то, что осталось от их дома: «Мама! Мама!» Никто не ответил. Вышла на улицу, спросила у брата Сергея, не видел ли он мать. «Вот же она», — брат указал на женщину. Инна всмотрелась в ее лицо и охнула.

«Мы не виделись всего полтора месяца, но это уже была не моя мама, а седая сморщенная старушка… В университет в Новосибирск я не вернулась».

Отчаяние

Мать с братом рассказали Инне, что, когда упала бомба, отец был дома, оберегая тех, кто прятался в подвале. Он чудом выжил и помог людям выбраться из подземелья. Бомба превратила в крошево любимую Инной коробку с елочными игрушками.

«У моего брата Артура был лучший друг Аслан. Когда наш дом разбомбило, Аслан пошел посмотреть, что стало с его домом. Долго не возвращался. Брат запаниковал и пошел его искать. Зашел за поворот и увидел на дороге мертвого Аслана — его убил снайпер.

В то время людей не могли хоронить, их складывали на земле и прикрывали ветками. Артур переживал: “Моего друга надо хоронить по исламу!” Просил маму отпустить его с отцом к родным Аслана, сообщить о его гибели. И мама отпустила.

Идти нужно было далеко, обратно они возвращались затемно. На их пути выставили военный пост. Молодые ребята, новобранцы, услышав, что кто-то идет, стали стрелять без разбора. И всех убили. Когда мама их нашла, было видно, что Артур закрыл папу собой: на нем было очень много ран. У папы же была только пуля в животе. Отец истек кровью, а брат умер сразу. К матери кинулся солдат, один из тех, кто их расстрелял. “Я не знал, что это мирные люди! Мать, прости, прости меня!”»

Под обстрелами мать и дядя Инны привезли на санках брата. Идти второй раз за отцом дядя отказался: испугался обстрелов. Других добровольцев тоже не нашлось. В последний момент вызвалась только одна женщина из подвала.

«Она оставила в подвале больного мужа, свою тетю и маленькую дочь и пошла с моей мамой. И я, и мой брат — мы очень были ей за это благодарны!»

Инна, психолог, тренер-реабилитолог, руководитель  социально-психологического центра «Синтем»Фото: Дарья Асланян для ТД

Мать похоронила мужа и сына во дворе и сидела на их могилах. А потом, когда Кима и Артура перезахоронили на консервном заводе, Инна с мамой каждый день ходили на кладбище.

«Помочь с похоронами пришли многие соседи. Сделали гробы, искупали, отпели. Я маме говорила: “Какие мы счастливые!” Многие чеченские и русские семьи не могли этого сделать. Когда ты видишь людей, у которых без вести пропали дети, которые ищут своих отцов, братьев, сыновей, а ты знаешь, где твои лежат, это спасает от отчаяния».

ГГ и колбаса из нутрии

В 1997 году Инна окончила университет в Грозном. Учеба шла в еще не восстановленных корпусах — студенты руками разгребали завалы и прямо там занимались.

В то время в Грозный приехал Крис Хантер, христианин-квакер из Англии, чтобы набрать людей для Центра миротворчества и общественного развития. Так Инна впервые узнала, что такое некоммерческая организация.

В 1999 году, перед второй чеченской войной, Инна с мамой и братом Сергеем переехали в Минводы. Понимали, что еще одну войну не переживут. Денег хватило на маленький домик, с работой было туго.

Из-за грозненской прописки Инну с братом не брали на работу. Говорили в лицо: «Вы — ГГ (город Грозный), мы вас не возьмем». Инна хотела связать жизнь с наукой, работать в университете. Но клеймо «ГГ» не позволило. И она занялась выпечкой: пекла хлеб, булочки, рулеты и разносила по магазинам. А брат с мамой делали на продажу колбасу из нутрии.

В том же году Центр миротворчества и общественного развития начал работать в Ингушетии в палаточном лагере для беженцев из Чечни и объявил набор консультантов. Инна, хорошо понимая, каково это — потерять дом, прошла отбор и начала работать в НКО.

Новый год в палаточном лагере

Инна занималась с детьми в досуговом центре (его заменяла большая палатка-шатер). Дети со всех ног бежали встречать ее и других сотрудниц. И самым классным событием, которое устроила Инна для детей, стал Новый год.

«Я попросила друзей помочь с праздником, мы придумали костюмированное представление по сказкам. В Минводах мы с родными своими руками собрали для детей пятьсот подарков».

Вместе с братом и его другом Инна грузила подарки в ночную электричку, и они не успели закончить до отправления. Тогда Инна бросилась к машинисту: «Пожалуйста, задержите состав! Это подарки для детей из палаточного лагеря!» «Что ж я, не человек, что ли? Ребенком не был?» — ответил машинист. И остановился.

«Ему за это дали втык, — вспоминает Инна. — Свистели, бежали со станции — мол, отправляйся! А он сказал: “Нет, я не тронусь”. К сожалению, я так и не узнала его фамилию».

За елкой Инна отправилась в лес с незнакомым мужчиной. «Мне было очень страшно: я одна с каким-то дядькой-ингушом в темном лесу. Узнав, что мы ищем елку для детей-беженцев, он срубил самую шикарную! В общем, Новый год получился отличный! Впервые после войны я тогда ощутила забытое настроение праздника».

В лагере для беженцев Инна проработала три года. Потом координировала помощь беженцам из Чечни в организации «Теплый дом». А потом подруга и коллега Инны Хейди Омархаджиева предложила ей попробовать себя в качестве менеджера для психосоциальной программы CARE-Canada. В то время это была одна из самых мощных на Северном Кавказе программ поддержки людей в трудной жизненной ситуации.

ИннаФото: Дарья Асланян для ТД

В CARE-Canada Айрапетян проработала пять лет. Занималась молодежными центрами и проектами профориентации. При ее участии запустилась программа поддержки женщин в трудной ситуации. В Грозном на базе пунктов временного размещения открылись три женских центра. Запустился проект оказания помощи детям с инвалидностью, лежачим детям. Работа кипела.

«Мы были одними из первых, кто в те годы вошел в Чечню. Другие организации стали приезжать позже, открывать центры помощи взрослым и детям в школах. Я вспоминаю сейчас те годы и думаю, какие мы были безбашенные! Каждый день я ездила в Чечню из Ингушетии через пост. Сколько раз нас останавливали, сколько раз мы попадали в конфликты! В то время подрывалось много машин, и водитель, как только мы подъезжали к лесной зоне, велел нам нагибаться и кричал, чтобы в нас не стреляли. Каждую поездку мы рисковали жизнями».

Помощь женщинам

Еще в палаточном лагере в Ингушетии Инна поняла, как уязвимы женщины.

«Все было на них: ответственность за семью, воспитание детей, быт. Они стояли в очередях за гуманитарной помощью, спозаранку пекли хлеб и продавали, чтобы заработать, а по ночам баюкали детей… Беременные, изможденные, с медпомощью было туго. Мы с Хедой покупали медикаменты, устраивали их на операции, но этой помощи не хватало».

Инна сопереживала женщинам с детства. «Родители меня очень любили и давали свободу. Даже консервативный отец. Помню, в шестом классе меня, как лучшую ученицу и активистку, отправили в Москву на елку. И дядя начал выговаривать папе: “Как ты можешь дочку одну отпустить?” А он ответил: “Она будет ездить. И никогда ничего плохого не сделает. Это моя дочь, я ей доверяю”. Ох, какая я гордая была, что мой папа так ему сказал! Это его старший брат, он никогда ему не перечил, а за меня вот так заступился!

В то же время в других семьях я видела совсем иное отношение к девочкам. Знала одну девочку из чеченской семьи, которую хотел убить родной брат. Кто-то оклеветал ее. Я видела, как он бежал за ней с ружьем и выстрелил. Думала, убил, но обошлось. Ее заперли дома, она сидела там полгода как в карцере. Я навещала ее и думала: “Как это несправедливо. Ведь она такая хорошая, добрая, красивая!”

Еще я помню, как мы с мамой ходили в гости к знакомым, где свекровь гнобила молодую невестку. Кричала, шпыняла, всегда была ею недовольна. Невестка жила в окружении мужчин: сыновья, родственники, муж. Они приходили, бросали грязную обувь на пороге — и она ее мыла. Готовила ужин на всех, обстирывала, с утра до вечера работала. И такая неблагодарность! Мне было шесть, когда я услышала, как на нее кричат, и закричала в ответ: “Прекратите ее обижать!” Несправедливость в отношении женщин я видела постоянно и всегда хотела что-то сделать, чтобы они не страдали».

Снизить уровень насилия

В 2005 году Инна стала координатором программного отдела ресурсного социально-психологического центра «Синтем», в переводе с чеченского — «гармония». А в 2015-м — его руководителем. Первые программы центра были направлены на помощь беременным женщинам и матерям с детьми. «Синтем» организовывал курсы профессиональной подготовки и переподготовки для женщин в декретном отпуске. Подопечным нужны были психологи, юристы, физиологи, акушеры…

«Царила тотальная неграмотность — и правовая, и социальная. А когда женщины стали рассказывать, что творится у них дома, мы поняли, что работать надо и с детьми этих женщин, и со свекровями, и с мужчинами. Потому что мы, работая с женщиной, усиливаем ее, прорабатываем травмы, а возвращается она туда, где ее продолжают травмировать.

В первое время чего мы только ни придумывали, чтобы женщины к нам пошли, чтобы их отпустили. Например, дарили пакет для новорожденного с условием: чтобы его получить, нужно посетить наш тренинг. Открыли “корзину взаимопомощи”, куда люди приносили б/у вещи. Запустили терапевтическую фотостудию — туда выстраивались очереди. Постепенно мы приходили к пониманию, что нам нужны проекты, направленные на снижение уровня насилия в обществе».

Инна мечтала о создании мощной северокавказской коалиции женских НКО. Пять лет за свой счет ездила в Дагестан, Осетию, Кабарду. Искала организации, которые занимаются или хотят заниматься женскими темами. Объединяла их в маленькие коалиции на местах. Многие из этих организаций до сих пор работают благодаря поддержке, которую в свое время получили от «Синтема».

Инна с мамой, Минеральные ВодыФото: Дарья Асланян для ТД

Это было время, когда помощь от иностранных организаций не была под запретом. «Синтем» финансировали французские фонды Caritas и ACER-Russie, Глобальный женский фонд, Фонд им. Генриха Белля в Москве и другие. Благодаря им «Синтем» раздавал небольшие гранты женским организациям, запускал проекты по гендерному равенству. Но с 2015 года, когда появился закон об иностранных агентах, работать с «заморскими» деньгами стало невозможно. Получить помощь от своего государства тоже не удавалось.

«Пять лет мы подавались на президентские гранты и все время получали отказ. Пока мне в лоб не сказали: “Слушай, отвали, вы никогда не получите деньги президентского гранта”. Видимо, из-за того, что прежде брали у иностранцев. И мы прекратили попытки, но не прекратили работу».

Страшные кейсы

О кейсах, с которыми работает Инна и ее коллеги, трудно рассказывать, такие они страшные. О многих в принципе нельзя говорить публично из соображений безопасности всех участников и самой Инны. Но кое-что Инна все-таки говорит.

«У нас была женщина, назовем ее З., с двумя детьми, которая много лет жила в состоянии жуткого насилия. З. в девятнадцать лет вышла замуж, муж увез ее в дальний северный город. Заставил родить ему второго ребенка и изолировал от всех: запретил общаться с подругами и даже с матерью.

Он установил в доме камеры видеонаблюдения и сказал, что она может говорить с матерью не больше десяти минут в день, а телефон должна держать на тумбочке, чтобы он его видел. Запретил ей и ее дочери выходить из дома. Контроль был тотальный.

Соседи спрашивали: “Где твоя жена?” Он находил отговорки. Когда давление со стороны усилилось, муж сделал фальшивую справку, что его жена психически нездорова. З. положили в психиатрическую больницу, оттуда она смогла связаться с родными. Мать была в шоке, потому что зять говорил, что ее дочь лежит в больнице в тяжелом состоянии».

Мать позвонила в «Синтем». З. нужна была комплексная помощь — от психолога до юриста. Все это взяла на себя Инна. Против мужа возбудили дело по насильственному удержанию женщин и детей, со стороны З. его вел адвокат организации «Права женщин».

«Пока шел процесс, к З. неоднократно приезжали с угрозами и мы постоянно ее прятали. Убедили, что ей нельзя возвращаться в Чечню, и устроили ее в другом российском городе. Там у З. началась новая жизнь со своими детьми».

Однажды к Инне обратилась женщина, рассказавшая о жестоком насилии.

Л. была в селе у дяди, который передал ей пистолет и попросил привезти его брату. Дядя посадил ее на попутку до Грозного: в машине играла религиозная музыка, за рулем — приличный на вид мужчина. Не доезжая до города, водитель свернул с дороги и выехал на лесную поляну. Запрыгнул на заднее сиденье, стал избивать Л. и насиловать.

«Когда устал, откинулся, взял сигарету, курит и говорит мне: “Знаешь, сколько я здесь таких, как ты, закопал тварей? Вы же твари, вы не женщины”».

Он начал показывать Л. места, где закопал других женщин. И сказал, что скоро она будет лежать рядом с ними. Тогда она собрала остатки сил, выпрыгнула из машины и побежала. Водитель догнал ее и поволок обратно к машине. «Я забыла про то, что у меня в сумочке пистолет, — рассказывала Л. — Но когда выбегала, сумка упала на землю, я ее увидела и вспомнила про оружие. Я ведь умела им пользоваться! Он ударил меня об машину, я потеряла сознание. Когда пришла в себя, увидела, что он копает мне могилу».

Л. вытащила из сумки пистолет и, когда мужчина двинулся к ней, стала в него стрелять. «Сначала он остановился, а потом пошел на меня со словами: “Все равно, тварь, тебя задушу”. Навалился на меня с открытыми стеклянными глазами, сдыхает и хрипит: “Тварь, я убью тебя!”»

Выбравшись из-под мертвого, Л. позвонила брату. Ее нашли и отвезли домой. Брат работал в органах, насильника представили как боевика, которого они поймали и расстреляли.

ИннаФото: Дарья Асланян для ТД

«Л. пришла ко мне с этой историей только через пять лет после случившегося. Рассказала, что все эти годы не может спать и жить. Все время вспоминаю, как он на меня надвигается со словами: “Я все равно тебя убью”».

Инна долго работала с травмами Л. как психолог и смогла ей помочь. Л. вышла замуж, родила детей. Сейчас у нее все хорошо.

Подобных кейсов, где нарушаются права женщин или им грозит смертельная опасность, у Инны сотни. «Мои сотрудницы приходят в ужас, а я им говорю: “Девочки, это жизнь. Мы работаем, чтобы таких историй было меньше”».

Работать на Кавказе Инне помогает знание традиций и религий других народностей. Но, по ее словам, она многого не знает и учится у каждого нового клиента.

Однажды к Инне пришла сестра девушки, которая пыталась совершить суицид.

М. встречалась с К., который склонил ее к сексу до брака, пообещав на ней жениться. Она ему доверяла и не знала, что он женат. Потом К. сказал, что жениться не собирался, а просто проверял ее мораль.

Вступить в половую связь для чеченской девушки значит опозорить семью. По чеченским адатам семья может отлучить ее от дома, а брат — убить.

«Девушка попыталась повеситься. Для нее была важна честь, она любила свою семью и переживала за позор, который навлекла на родных. Из петли ее вытащила сестра и привела ко мне. Полтора года я работала с М. как светский психолог, но быстро поняла, что еще ей нужен психолог со знанием ислама. М. была уверена, что по религиозному закону ей положена смерть, и очень удивилась, когда ей объяснили, что достаточно получить сто палок. Я сама этого не знала, а этот факт вызвал у М. облегчение. Мы работали с ней вместе с исламским психологом, и она восстановилась».

Благодаря Инне М. смогла рассказать о случившемся матери и найти поддержку. А потом познакомилась с молодым человеком и рассказала ему обо всем. В итоге они поженились — он сказал, что она ни в чем не виновата.

«Я очень люблю и уважаю наших женщин, — говорит Инна. — За талант, за силу, за мужество. За то, что даже в самой трудной ситуации они могут улыбаться. Вот моя мама очень сильная женщина. Сколько она пережила! Однажды она сказала: “Инна, что у меня за лицо?” “Мам, ты о чем?” “Я не должна улыбаться! — ответила она. — Я столько горя видела! Похоронила двух сыновей. Я не должна улыбаться, но я все равно улыбаюсь”. Такая у них, женщин, внутренняя сила. Я смотрю на нее и думаю: “Мамочка моя, дай бог, чтобы ты всегда улыбалась, чтобы ты такой оставалась до конца”».

Слишком большое сердце

Подруга и соратница Айрапетян Хейди Омархаджиева говорит, что у Инны «слишком большое сердце», все место в котором отдано другим людям. Хеда вспоминает, как однажды, за несколько дней до Нового года, они проезжали по ночному Грозному. Инна обратила внимание на женщин из дорожной службы, которые подметали улицы: «Скоро праздник, его все ждут. Эти люди создают для нас красоту, а кто им сделает праздник? Давай мы сделаем?» На следующий день они нарядились в костюмы Деда Мороза и Снегурочки, купили сувениры и поехали туда, где подметали улицы. Дед Мороз Инна вышла из машины, стала поздравлять и обнимать людей. «Даже дети так не радовались Новому году, как эти женщины!»

Ирина Костерина, руководитель проектов Фонда имени Генриха Белля, говорит, что Инна помогла ей стать добрее. «Я всегда расстраивалась и злилась, когда со мной поступали некрасиво, кидали, обманывали. Я не выношу этого и говорю об этом людям довольно резко. Когда несправедливо поступают в отношении Инны, она говорит: “Ну это же люди, что с них взять?” Она продолжает помогать другим даже после обмана. Однажды ее кинули на деньги. Я была очень возмущена, а Инна просто махнула рукой. Я спросила: “Как ты можешь не злиться?” Она ответила: “Во время войны, когда я смотрела, как погибают люди, я поняла, как жизнь может висеть на волоске. И полюбила людей. Поэтому я не могу злиться на них, носить в себе обиду. Все эти чувства быстро растворяются в сочувствии”».

Игрушки, дающие силы

Уже несколько лет по программе Фонда имени Генриха Белля Инна Айрапетян ведет тренинги против выгорания для активистов и благотворителей со всей России. Участники тренингов говорят, что Инна не просто психолог, а как будто мама: когда она обнимает, человек чувствует материнскую любовь.

ИннаФото: Дарья Асланян для ТД

Разрываясь на многих, сама она черпает силы от людей, которым помогает. Когда видит результат своей работы.

«Мне плохо, только когда я беспомощна. Если я не могу изменить ситуацию. Но до последнего я борюсь и опускаю руки, только если ничего другого не остается.

На такой случай у меня есть рецепты переключения и перезагрузки. Например, я смотрю советские фильмы про добро. Причем могу один фильм посмотреть десять раз. Недавно пять раз подряд посмотрела фильм “Цветы запоздалые”.

А еще я переключаюсь на покупки всяких кондитерских штучек. Люблю печь, это меня отвлекает. Просматриваю кулинарные ролики… Мечтаю открыть пышечную. Заняться социальным предпринимательством. Хочу, чтобы женщины, которые не находят в себе сил на что-то, могли прийти в эту пышечную и работать на той позиции, на какой захотят».

Дома в шкафу Инна хранит коробку с елочными игрушками. Их всего двадцать штук, каждая аккуратно завернута в мягкую салфетку. Это копии игрушек, которые у нее забрала война.

Долгие годы Инна с братом пыталась восстановить ощущение тепла и радости, которые в детстве давал им Новый год, но ничего не выходило. Казалось, праздник навсегда исчез вместе с разбомбленными игрушками и расстрелянными родными. Но когда у Сергея родились дети, появилась надежда. Появился смысл наряжать елку.

Однажды Инна рассказала племянникам, какие у них с братом в детстве были стеклянные игрушки. Как сильно они отличались от современных. Показала стеклянный орех, единственный уцелевший после бомбежки (она бережно хранит его все эти годы). Дети были в восторге. Сказали: «Правда, совсем другие игрушки были у вас с папой!» И тогда Инна решила во что бы то ни стало найти такие же игрушки и нарядить для племянников елку своего детства. А заодно собрать осколки той части жизни, которую она так любила.

В 2020 году Инна пережила еще один удар: ее старший брат Сергей умер. Она опустила руки и почти рассталась с затеей собрать елку. Но потом поняла, как важно, «чтобы у его детей была память, которая поможет им жить, как помогает мне».

Инна собирает елочные игрушки по всей России: барахолки, антикварные магазины, объявления на «Авито». Она помнит в деталях игрушки, с которыми разговаривала в детстве. Птицы, сосульки, разноцветные шары с рисунком в виде веточек, маленькие шарики с пластмассовым кружевом, фонарики, лимоны, баклажаны, огурцы, кукуруза, груши… Разыскивать точно такие же непросто, но Инна упорная.

«Я так радуюсь, когда их нахожу! Кажется, что папа снова рядом. Будто вот-вот загорится моя елка из детства. И я снова лягу спать под огни гирлянд, которые он заботливо не станет выключать».

В этом материале используются упоминания и ссылки на Фонд им. Генриха Белля, который признан в России нежелательной организацией.