Эффективный альтруизм называют социальным движением и философией. Но точнее было бы отнести его к направлению в практической этике. Подход эффективного альтруизма — это поиск самой недооцененной проблемы и ее решения, максимально эффективного с точки зрения затрат и полученных результатов.
Самые известные из теоретиков эффективного альтруизма — философы Питер Сингер и Уильям Макаскилл, практики — основатели организации Give Well Холден Карнофски и Эли Хассенфельд, а среди основных исследовательских центров — «80000 часов», проект «Открытая филантропия», Глобальный институт приоритетов в Оксфорде, Rethink Charity и Лаборатория борьбы с бедностью имени Абдула Латифа Джамиля (J-PAL) на базе Массачусетского технологического университета.
Нельзя сказать, что эффективный альтруизм развивают несколько отдельных людей или организаций, хотя есть довольно много НКО и исследовательских центров, поддерживающих его принципы. Движение эффективного альтруизма работает по принципу онлайн-сообщества, как, например, сообщества программистов или фанатов видеоигр. На форуме сайта effectivealtruism.org или в ветке по эффективному альтруизму Reddit каждый день обсуждают насущные вопросы течения, а иногда сторонники подхода собираются на личные локальные встречи.
«В сообществе эффективного альтруизма я вижу самый высокий уровень честности, прозрачности и открытости к критике, — говорит Александр Бережной, активный сторонник эффективного альтруизма в России, выпускник онлайн-программы J-PAL.— Когда кто-то предлагает запустить организацию, которая будет работать над какой-то проблемой, ему приходится буквально защищать эту идею перед большим количеством очень умных людей, которые тоже очень критически все это оценивают. Поэтому мне кажется, эффективный альтруизм предотвращает ситуации, когда миллионы собранных пожертвований просто сгорают из-за непродуманной благотворительности».
Иными словами, альтруизм должен быть измеримым и приносить видимые результаты, и чем лучше результаты, тем лучше инициатива. Это могло бы показаться банальным, если бы не довольно радикальная предпосылка в основе эффективного альтруизма: все люди одинаково достойны помощи. Даже те, которых мы не знаем. Те, которые намного беднее. Люди, страдающие от паразитов или малярии из-за крайней бедности, так же заслуживают помощи, как и наши сограждане, попавшие в ужасную и непредсказуемую катастрофу. Поэтому, если пожертвования эффективнее помогут людям в беднейших странах мира, следует направить их туда.
Иногда находится необычное решение, казалось бы, очевидных проблем. Например, нобелевский лауреат и сторонник эффективного альтруизма Майкл Кремер доказал, что недорогие лекарства от паразитов улучшают успеваемость школьниц в Кении в десять с лишним раз сильнее, чем стипендии и покупка школьной формы. Присуждение нобелевской премии по экономике в 2019 году Майклу Кремеру, Абхиджит Банерджи и Эстер Дюфло стало символом признания их экспериментального подхода к исследованию бедности.
Кому помогают сторонники эффективного альтруизма?
Начав с оценки эффективности программ против глобальной бедности, эффективный альтруизм не останавливается на них. Сегодня сообщество занимается исследованием таких проблем, как страдания домашних животных, риски современных технологий и катастрофические биологические риски.
Уменьшение страданий домашних животных привлекает сторонников эффективного альтруизма как явно недооцененная проблема. Сейчас крайне малый процент пожертвований идет на благополучие животных, которых люди употребляют в пищу. Поэтому именно в этой области можно достичь впечатляющих изменений даже небольшими усилиями и пожертвованиями.
Серьезную угрозу, по мнению сторонников эффективного альтруизма, представляет собой небезопасный искусственный интеллект. Хотя восстание машин и повсеместное чипирование людей осталось в антиутопиях восьмидесятых, сегодня ИИ используется не только в мирных целях. Например, внедрение систем «умного оружия» на основе датчиков и машинного обучения кардинально меняет соотношение сил во время вооруженных конфликтов. Кроме того, обладание технологиями усиливает богатые государства и крупные корпорации и оставляет их безнаказанными в ситуациях, которые раньше могли привести к народному восстанию. Например, благодаря технологиям слежения Китай вводит социальный рейтинг для всех жителей, он уже используется для подавления инакомыслия, а в перспективе может стать чем-то вроде цифрового крепостного права.
Наконец, катастрофические биологические риски особенно наглядно показала пандемия. Раньше эта проблема связывалась, скорее, с опасностью создания искусственных вирусов, но сегодня ясно, что природа отлично справляется и без помощи лабораторий.
Не совсем понятно, как найти эффективные решения таких проблем, поэтому, считают сторонники эффективного альтруизма, нужно проводить больше исследований в этих сферах. Чтобы понять, какие из глобальных проблем уже приносят больше всего ущерба или могут сделать жизнь хуже в ближайшем будущем, сторонники эффективного альтруизма занимаются исследованиями приоритетов.
«Одна из целей эффективного альтруизма — создать интеллектуальный резерв для работы с недооцененной и масштабной проблемой, — считает Александр Бережной. — То есть из тех, кто выбирает карьеру ради общего блага, собрать людей, которые открыты к тому, чтобы изменить свой профиль работы в будущем для решения таких проблем».
При этом может оказаться, что проблемы, которые в недалеком будущем унесут тысячи человеческих жизней, сейчас еще невидимы или не считаются важными. Нельзя знать точно, какая проблема будет приоритетной через три года, подчеркивает Бережной. Например, в прошлом году множество людей помогали в исследовании тем, связанных с пандемией. Но еще задолго до этого, пять-шесть лет назад, организация карьерного коучинга «80000 часов» уже рекомендовала развиваться в области биобезопасности потенциальных искусственных и естественных пандемий. Много людей ушли в университет Джона Хопкинса, следуя их рекомендациям, и только потом работали с проблемами COVID-19.
Люди зачастую становятся благотворителями или волонтерами после того, как сталкиваются с трудностями сами или узнают о них от кого-то из близких. Эффективный альтруизм оценивает стремление помогать только тем, о ком жертвователь имеет представление или сочувствует, как когнитивные искажения.
С точки зрения одного из основателей направления, Питера Сингера, эффективный альтруизм лишает смысла анонимную благотворительность. Раньше, когда благотворители жили рядом с получателями помощи, щедрость могла использоваться для покупки лояльности. Но сейчас благотворители могут никогда лично не встретить людей, которым помогли, поэтому высшему классу лучше соревноваться в размерах пожертвований, чем в размерах яхт.
Фактически эффективный альтруизм — это попытка вернуть нормальность бескорыстному желанию сделать что-то доброе в мире, где приемлемыми считаются эгоистичные мотивы. В книге «Жизнь, которую вы можете спасти» Питер Сингер пишет:
«Вокруг нас множество доказательств того, что люди действуют по неэгоистическим причинам. Они оставляют чаевые в ресторанах, куда не собираются возвращаться, а иногда даже в городах, куда не думают больше приезжать. Они сдают кровь для незнакомых людей, хотя донорство не даст преимущества, если им самим понадобится переливание. Они участвуют в выборах, даже когда практически нет надежды, что их голос изменит соотношение сил. Все это дает возможность предположить, что представление о личной заинтересованности как о норме — это идеологическая посылка, которую опровергают доказательства из обычной жизни. <…>. Норма, несмотря на свою вредоносность, закрепляет сама себя, становится самоисполняющимся пророчеством: чем сильнее наше убеждение, что никто больше не поступает альтруистично, тем реже мы сами будем так поступать».
Критика эффективного альтруизма
В эффективном альтруизме есть немало спорных, широко критикуемых положений. Так, Питер Сингер называл аморальными пожертвования культурным институциям, пока в мире существует крайняя бедность и люди все еще умирают от излечимых болезней. Конечно, это радикальное положение вызвало бы катастрофу в сфере искусства, если бы ему действительно следовали все. Но в своей строгой и страстной программной книге Сингер заранее предполагает, что они со сторонниками будут, скорее, меньшинством. Максимальный эффект, на который рассчитывают сторонники эффективного альтруизма, — перебросить часть вложений с перегретого рынка произведений искусства и товаров класса «люкс» в благотворительность. Точно так же стоит трактовать призывы предпочитать международные благотворительные проекты по борьбе с крайней бедностью. Большая часть пожертвований в США адресована местным религиозным организациям, и вряд ли даже большое сообщество эффективных альтруистов кардинально изменит ситуацию.
Кроме того, далеко не все сообщество поддерживает суждения Сингера, в которых он исходит из общей вины граждан обеспеченных стран в существовании абсолютной бедности. Сейчас в сообществе принято учитывать, что у доноров есть множество целей, где часть могут соответствовать целям движения, а часть — нет. А Уильям Макаскилл в книге «Ум во благо» старается мотивировать читателей не чувством вины, а позитивными эмоциями от участия в благотворительности.
Эффективный альтруизм также критикуют за элитистский подход и поощрение централизованной благотворительности. Однако, если судить по флагманским организациям, оказывается, что это не так уж и плохо. Например, Give Well, оценивающая эффективность благотворительных затрат, с 2015 по 2020 год направила большой объем пожертвований в организации, предотвращающие малярию и паразитические заболевания в странах со слабой экономикой.
И все же менее масштабные благотворительные начинания имеют мало шансов привлечь внимание эффективных альтруистов. Новой многообещающей инициативе без большого бюджета остается только сотрудничать с университетами, которые могут провести исследование бесплатно.
Благодаря гибкости сообщества эффективных альтруистов многие аргументы против их подходов быстро принимаются к сведению и широко обсуждаются. Например, одно время среди сторонников сообщества была популярна идея, что карьера в корпорации и щедрые пожертвования могут быть полезнее для общечеловеческого блага, чем карьера в некоммерческой сфере. Со временем под действием критики эту идею пересмотрели.
То же самое произошло и с оценкой одних благотворительных программ как в десятки раз более эффективных, чем другие. Критики этой идеи отмечают, что только ожидаемая, но не фактическая эффективность благотворительных программ может отличаться в десятки и сотни раз. При воплощении каждой из них есть явные и неявные последствия и издержки, и не все из них можно оценить точно. Например, получатели могут использовать не по назначению антимоскитные сетки в программах по предотвращению малярии, прививок могут избегать и бояться, обучающие программы — проводиться не теми людьми и словами. Кроме того, изначально эффективная программа обычно теряет результативность, когда разрастается. Сообщество включило эти положения в свою базу знаний, но все же настаивает на том, что эффект благотворительности должен быть измерим и существуют более и менее эффективные программы.
«Я согласен, что измерить можно не все. Но участники эффективного альтруизма стараются опираться на свидетельства и аргументы, — говорит Александр Бережной. — Если область кажется многообещающей, то в первую очередь ее нужно более глубоко исследовать и оценить. Например, ущерб в области ментального здоровья труднее измерить, чем в классическом здравоохранении. Но есть косвенные признаки, что эта тема масштабна и сильно недооценена и в ней появляются все больше и больше помогающих организаций. Это обосновывается в том числе и данными».
Некоторые положения эффективного альтруизма остаются противоречивыми. Например, преодоление крайней бедности явно противоречит цели благополучия домашних животных: люди, выбравшиеся из нищеты, обычно хотят есть больше мяса, которого им не доставалось раньше. А умножающие страдания животных мясокомбинаты и птицефабрики производят это мясо наиболее экономически эффективными способами. Если внедрить в благотворительность логику эффективности можно, в масштабный бизнес вряд ли впишется альтруизм.
Тем не менее, расширяя стандарты прозрачности и стандарты оценки эффективности на благотворительные программы, эффективный альтруизм побуждает их становиться лучше. А дискуссии о том, какая карьера будет полезнее для будущего человечества (например — на сайте «80000 часов»), помогают молодым людям осознанно выбрать путь развития.
«Светлая сторона» эффективного альтруизма хорошо заметна на примере нобелевских лауреатов и программ из списка Give Well. Но критики пишут и о его «темной стороне», когда самоценные исследования приоритетов и эффективности мало связаны с практическими программами и служат в основном укреплению чувства интеллектуального превосходства их сторонников. Сторонникам эффективного альтруизма определенно стоит избегать снобизма. Вряд ли это движение когда-то станет ведущим направлением в благотворительности: большинство людей склонны помогать под действием эмоций, и это нормально.
Трудности эффективного альтруизма в России
Эффективный альтруизм с его методами оценки благотворительности как инвестиций, числовым равенством всех людей мира и мощной культурой международной благотворительности — продолжение американской культуры. Это и часть культуры идеалистов из преуспевающих классов в экономически развитых странах. Они ощущают себя сопричастными всему миру и считают своим долгом помогать людям в крайней нищете и предотвратить будущие катастрофы с помощью интеллекта.
Сторонники эффективного альтруизма реализуют свои взгляды, работая в международных компаниях и участвуя в волонтерских проектах в беднейших странах. Так, только государственное агентство США «Корпус мира» со дня своего основания отправило 240 тысяч американцев в качестве волонтеров в 142 развивающихся страны. Трудно определить в этом процессе место России, где только у трети населения есть загранпаспорта. В своей классической книге Питер Сингер упоминает Россию, когда пишет о неприлично огромных яхтах олигархов и истощении природных ресурсов более бедных стран.
Даже самых состоятельных россиян непросто представить в качестве доноров организаций из списка Give Well. С другой стороны, россиян, даже беднейших, трудно вообразить и в качестве получателей помощи в самых эффективных программах. России в наследство от Советского Союза досталась медицинская система, которая, при всех ее недостатках, оберегает население от легко излечимых болезней и паразитов. А решение более сложных проблем вряд ли впечатлит благотворителей огромной эффективностью.
Эффективный альтруизм считается универсальным международным движением, но фактически он изменяет уже наработанную культуру благотворительности. В России она еще не развита, и по мировым меркам, и по меркам соседей. По совокупному рейтингу благотворительности CAF за 2009-2019 годы Россия расположена в последней десятке. Причина этому не только и не столько бедность: рейтинг учитывает и волонтерство, и просто помощь незнакомцам. Так, второе место в общем рейтинге благотворительности занимает Мьянма, а страна-чемпион по помощи незнакомцам — Либерия.
Дело, скорее, в культурном и экономическом наследии постсоциалистических стран: судя по опросам, почти все они внизу десятилетнего рейтинга благотворительности. Скорее всего, среди этих культурных причин — убежденность, что забота о слабых и уязвимых — дело официальных органов власти, а не граждан. Но даже в самых развитых государствах официальные структуры довольно косные и неповоротливые, они не могут быстро реагировать на запросы уязвимых групп и с трудом внедряют лучшие практики.
Особенную сложность представляет для российского благотворительного сектора вопрос оценки эффективности работы благотворительных организаций и инициатив. Сегодня в профессиональной благотворительности России можно выделить всего несколько организаций, работающих для измерения эффективности сферы в целом. Самые крупные из них — фонд «Друзья» и «Нужна помощь».
Фонд «Друзья» занимается инфраструктурными проектами в области благотворительности с фокусом на профессионализацию индустрии. Организация проводит образовательные проекты для лидеров НКО, поддерживает платформу интеллектуального волонтерства ProCharity и проводит исследования в рамках «Школы филантропии».
«Мы предпочитаем называть благотворительность индустрией, а не сектором, чтобы напоминать, что в благотворительности решаются большие социальные проблемы в партнерстве с государством, бизнесом и другими стейкхолдерами», — говорит Мария Баландина, управляющий директор фонда «Друзья».
По исследованию ТАСС и «Друзей», Россия по сравнению со странами с аналогичным доходом хорошо справляется с некоторыми проблемами, например — со случаями тяжелой детской онкологии. Но в то же время в России, например, заоблачное (почти в 20 раз!) отставание по потерянным годам жизни людей с ВИЧ по сравнению с показателями похожих стран.
Выявленные в исследовании слепые зоны, требующие большого общественного внимания, — это и есть потенциальные зоны эффективной благотворительности. В Школе филантропии «Друзей» был открыт набор на бесплатное обучение для фондов, работающих в зонах роста, — так эта программа через обучение помогала масштабировать решения проблем в слепых зонах.
Навыки фондов по оценке эффективности реализованных благотворительных программ, по словам Марии Баландиной, еще в зачаточном состоянии. «Чтобы оценить фактическую эффективность, надо определить цель и объем требуемых ресурсов до того, как программа запускается, и установить метрики эффективности, маркеры достижения этой цели. Потом в соответствии с теорией изменений измерить и понять, пришли ли мы к этому или не пришли, — говорит Баландина. — Формирование этих метрик пока в зачаточном состоянии в индустрии. <…> Много вопросов, на которые мы пока только ищем ответы: мы сравниваем состояние поля до и после реализации программы? Или сравниваем свои показатели с другими фондами, которые делают что-то в той же сфере?»
По мнению Баландиной, есть только несколько примеров организаций, которые продвинулись дальше первого шага. Одна из них — «Ночлежка», в которой считают процент ресоциализации бездомных и оценивают темпы его увеличения в результате реализации своих программ.
Для создания метрик необходимы доступные и открытые данные. И их обычно недостает в российских реалиях. Типичные проблемы российской статистики — это беспорядок и слабое структурирование данных, их сбор для бюджетных ведомств и учреждений. В логике, когда данные видят предназначенными в основном для органов власти, делать их открытыми, доступными и понятными просто нет смысла. Решить эту проблему призван проект «Если быть точным» фонда «Нужна помощь». Перед проектом стоит амбициозная задача: собрать сводные данные по не менее 20 социально важным темам. По каждой из этих тем составляются умные рейтинги регионов, а собранная ранее информация обновляется не менее раза в год. Так НКО, фонды и журналисты получают актуальную информацию по важнейшим проблемам, требующим общественного участия.
Проекты ProCharity и «Если быть точным» всегда нуждаются в интеллектуальных волонтерах. Через эти платформы профессионалы в разных областях могут сделать свой вклад в эффективность благотворительности.
Политические препятствия на пути альтруизма
Оценка эффективности программ и более рациональное распределение пожертвований, конечно, пойдет на пользу российской некоммерческой сфере. Так, по исследованию «Русфонд. Навигатор» за 2018 год 76% фандрайзинговых сборов благотворительных фондов получают НКО, поддерживающие тяжелобольных детей и детей с инвалидностью. Все остальные НКО вместе получают только 24% от всех пожертвований в России. По сути, всем другим направлениям достается только небольшая часть, а значит, эффективность каждого пожертвования для популярного направления падает.
Но это оценка не фактической, а предполагаемой эффективности. В практическую реализацию благотворительных программ в России может вмешаться политика. Так, лучшей профилактикой ВИЧ-инфекции, как и других ЗППП, могло бы быть полноценное сексуальное образование в школах. Но играющие в «традиционные ценности» органы власти не только выступают против сексуального образования, но и вносят организации, занимающиеся настоящей профилактикой ВИЧ, в список иностранных агентов. Государственная политика в России создает множество неопределенностей, и это может помешать эффективности конкретной благотворительной программы.
Рациональный и доказательный подход к благотворительности полезен для российских реалий, но основная идея ответственности экономически преуспевающих стран перед бедными странами Глобального Юга пока мало касается нашей страны. Маловероятно и то, что угрозы будущим поколениям всего человечества придут из России. И еще менее вероятно, что благотворители из России сами решатся на масштабную помощь странам, где царит крайняя нищета.
Если говорить об ответственности в основе благотворительности в самом широком смысле, многие социальные и политические проблемы внутри России создают неравенство и несправедливость в мире. Например, участие России в вооруженном конфликте в Восточной Украине привело к тысячам смертей, которых могло бы не случиться, если бы люди, ответственные за принятие политических решений, поступали бы иначе.
Может быть, сегодня, как и в годы холодной войны, самым эффективным методом альтруизма в России будет сохранение ясного ума и здравого смысла у тех, кто держит руку на «красной кнопке». В свое время такой подвиг совершил Станислав Петров, офицер, который не начал ядерную войну из-за ложной тревоги, просто потому что хорошо выполнял свой долг и сопоставил сигналы из всех источников.
Но такие случаи невозможно предсказать и планировать, и они не отменяют необходимость систематической работы над рутинной эффективностью помощи.