Первое воскресенье после дня летнего солнцестояния. Северо-восток Башкирии, 180 километров от Уфы. Ослепительно зеленые холмы под изнуряющим зноем. Сотни людей в национальной одежде вереницей поднимаются в гору села Актуганово. Среди паломников выделяются мужчины в белом. На их головах — теркупш, шапки из белого войлока, на груди — яркие красные орнаменты, символы жизни, мира, солнца. В руках нарядных женщин и мужчин — блины, медовая вода, квас, перемеч, хлеб.
Все они пришли с дарами к Курык Кугыза — Хозяину горы. Его марийцы пришли просить о помощи в тяжелое время и благодарить за еще один прожитый день.
Человек-гора
В годы бедствий у народа мари был свой защитник. Как и положено герою — высокий, сильный, смелый. Его так и прозвали — Человек-гора, или Курык Кугыза. Он защищал свой народ от набегов враждебных племен. Когда пришло время умирать, он пожелал насыпать большой курган и схоронить себя на самом верху. Так, чтобы и в ином мире наблюдать за людьми и помогать им. И дал наказ — не будить зря.
Спустя века могила Курык Кугыза стала горой и местом паломничества марийцев с разных концов света. Люди в единой молитве обращались к нему во времена голода, войн, болезней, гибели скота, засухи или неурожая. Сегодня они просят его защитить от безработицы, разобщения поколений, бедности, пьянства и коронавируса.
Эти моления мари называют шукун кумалтыш от марийского слова шуко — много. Буквально — большие моления, объединяющие все марийские роды из разных регионов страны. Сегодня молиться Курык Кугыза пришли марийцы из разных районов Башкирии, Свердловской области, Татарии, Пермского края и других регионов.
Проводят их карты — марийские священнослужители, посредники между миром богов и людей, или онаеҥ — духовные лидеры марийцев, без которых не обходится ни одно значимое событие в жизни народа, будь то моления, имянаречение, похороны или свадьба. Моления бывают разных уровней — от семейных (еш кумалтыш) и деревенских (ял кумалтыш) до так называемых мировых (тӱня кумалтыш), где к верховному богу Ош Поро Кугу Юмо (буквально — Большой Белый Бог) обращаются сразу тысячи верующих. Такие проходят, например, у священной горы Чумбылат в Кировской области.
Курык Кугыза считается первопредком народа мари. В сложном пантеоне богов традиционной марийской религии ему уделено место в нижнем мире — там, где живут наши предки. Ему подчинены духи дорог, дома, земли. Мир средний — настоящий, в котором мы живем здесь и сейчас. И верхний — обиталище богов, место святых.
Один из онаеҥ (всего на молениях в Актуганове их 10 человек) — целитель, марийский общественный деятель Виталий Головин рассказывает, что место поклонения Курык Кугыза всегда было маяком для верующих. Эпохами здесь обращались именно к нему.
«В 30-е годы XX века на вершине горы был дом, куда приходили молиться мари. Однако с годами советской власти его разрушили, и люди начали молиться “тихо”, — у родника, в лесу или дома», — говорит Головин.
В годы массовых репрессий, когда мари насильно лишали веры и культуры, этот голос и вовсе затих — многие правила религиозных обрядов были утеряны и ушли вместе со старожилами села. Сегодня по крупицам карты восстанавливают их и передают людям.
Миру – мир
Актуганово — марийское село в пару улиц с сельским клубом, местом притяжения молодежи, деревянным домиком фельдшера, двумя магазинами, школой, детской площадкой и столовой.
Любопытно, что сам топоним Актуган — тюркский и переводится как «Белая родня/родина». Актуганово соседствует с татарским Кучашем.
По легенде, когда мари шли молиться в гору, их белые одежды были видны издалека, — отсюда название.
На священной горе, где спит Курык Кугыза, на камне выбита надпись «Миру – мир!» Актуганово глубоко спрятано в зеленой долине от лишних глаз и почти со всех сторон окружено лесами.
Здесь нет колхоза, почти нет работы, развалены молочные фермы, едва ли во всех домах есть газ. После каждого ливня дорога превращается в жирную грязную сметану, в которой скользят и застревают машины. По дороге к селу можно встретить нефтяные качалки. Работают из них не все. Повезет, если деревенский занят в нефтепереработке.
Те, кому не повезло, зарабатывают преимущественно на северных вахтах или на стройках Екатеринбурга, в сфере услуг, общепите. Башкирскую столицу здесь уже не признают в качестве места для жизни и заработка, стремясь в более благополучные крупные города.
Бывает и так, что мужчины остаются следить за хозяйством, а женщины уезжают на вахту в северные регионы страны или соседние города — Нефтекамск, Ижевск, Екатеринбург. Берутся за любую работу. На улицах села женщин еще можно встретить в нарядных платьях, ярких и пестрых, таких, чтобы сразу было видно — марийка идет. На плечах у женщин — коромысло, ведь питьевую воду набирают в родниках и колонках.
Лошадей и коров с каждым годом держат меньше: слишком дорого обходится скотина деревенским. В пастухи идут даже школьники, которые многим городским сверстникам могут дать фору, когда те приезжают гостить на лето. Но в такую жару их не пускают, жалеют, овец посреди зеленого моря пасут местные умельцы Сабирьян и Владик.
«Вашке, Вашке! (Быстрее, быстрее!)» — кричит изнуренным зноем овечкам Сабирьян.
На Сабирьяне, большом и крепком мужчине со щетиной, широкополая шляпа, в руках он держит пастушью кожаную плетку. За ним всюду ходит, свесив влажный язык, его огромный пес Тарзан.
— Я его еще щенком взял, за 100 рублей купил, — говорит Сабирьян. — Везде со мной.
На руке Сабирьяна — татуировка с надписью «Где же ты, моя любовь?»
— В армии делали, наверно? — спрашиваю я.
— Нет, я сразу с ней родился, — смеется Сабирьян.
Он принимал активное участие в подготовке молений: строил вместе с другими мужчинами деревянный круг на горе — святилище, готовил дары в знак благодарности Курык Кугыза, без которых религиозный ритуал невозможен.
«Честно, я не знаю, чего ожидать. За всю мою жизнь здесь ничего такого не было. Но это хорошее дело», — улыбается Сабирьян и признается, что ни за что не променяет жизнь в деревне с ее трудностями на городской комфорт.
Владик в это время готовит веники из липы и березы. Уговаривает покатать меня на своем мотоцикле. Я, конечно, соглашаюсь.
Руки этих сельчан пользуются спросом не только в Актуганове: построить печку, баню, дом, сарай, зарезать скотину, приварить новое кресло на мотоцикл — они могут все.
После мне скажут, что таких мужчин не хватает селу.
Как и мужчин вообще.
Дело Шамыкая
Хрупкая женщина в синем платье идет по улицам села. Заходит к соседям — от одной двери к другой, поправляет платок, под которым видны вьющиеся каштановые волосы, и рассказывает о молениях, которые пройдут уже в это воскресенье, ненавязчиво предлагая принять в них участие. Это Ирина Минабашева, школьная учительница марийского языка.
Хозяек (мужчин часто в доме нет) она просит дать горсть крупы или муки, из них на большом молельном столе после приготовят суп и лепешки.
Никто не отказывает.
Ирина рассказывает, что хочет продолжить дело отца Шамыкая, который был марийским священнослужителем и, несмотря на запреты властей, проводил моления, когда она была маленькой. В роще, на горе и дома.
«Помню, перед молитвой в день Кугече (“марийская Пасха”, отмечается через семь недель после Масленицы) всегда мыли дом, посуду, стирали, топили баню, готовили блины, подкогыльо (марийское национальное блюдо — вареники из ржаного или пшеничного теста), приглашали соседей», — вспоминает Ирина.
Именно благодаря Шамыкаю состоялись моления на актугановской горе в 2003 году, почти через 100 лет. Тогда на них, по словам местных, пришли всего три человека. Провели их для того, чтобы передать традиции и сохранить для будущих поколений. Однако спустя десятилетие связь людей со священным местом вновь прервалась.
«Сегодня моления особенно нужны. Жить стало тяжелее. У людей нет работы, надежды, былой сплоченности и взаимопомощи, потерян деревенский уклад, чувство патриотизма. Молодые реже заводят семьи, родители перестают говорить с детьми на родном языке и даже будто стесняются его. А как иначе объяснить то, что они перестали давать детям марийские имена, в которых, на самом деле, так много силы и красоты… К примеру, женское Эрви — утренняя сила, Салика — праведная… Во всей деревне едва ли найдешь детей с марийским именем. И мне не удалось убедить родных назвать своих детей так. Поэтому от молений мы ждем пробуждения народа. Ведь, если говорить от сердца, Всевышний всегда услышит», — тихо говорит Ирина.
И действительно, звучные марийские имена можно встретить лишь на кладбище. Женские Мичиви, Поялочей, Саскавий, мужские Ильчикай, Патыр, Изикай остались лишь на надгробных памятниках актугановских прабабушек и прадедушек. Их заменили на привычные русскому слуху Марину, Марию, Дениса, Артема, Максима…
Местные объясняют это советской ассимиляцией и потерей самоидентификации в сложное время — «лучше не выделяться, а то мало ли что”.
Сплести счастье
За день до начала молений в сельском клубе с раннего утра звучит веселая музыка. Участницы актугановского фольклорного ансамбля «Керей Сем» («Мелодии Гарейки», Гарейка — местная речушка) репетируют народный марийский танец кандыру.
Через несколько часов они исполнят его в райцентре с сотнями других людей, марийцев Башкортостана, Удмуртии, Свердловской области на открытом воздухе на фестивале народного танца восточных мари «Ший кандыра» — «Серебряная веревочка».
Самобытный народный танец кажется простым и даже примитивным на первый взгляд, но на самом деле таит в себе глубокий смысл.
Кандыру не столько танцуют, а, скорее, плетут, вьют, отчего и зовут веревочкой. Танцующие кандыру движутся зигзагообразно, в две линии, как бы заплетая веревку. В первой части танца идут шагом, распевая при этом частушки, плавно двигаясь по «веревке». А затем, во второй части, вращаясь вокруг себя, отбивают дробь. Мужчины — сильнее, женщины — чуть мягче.
По легендам в танце мари отбивались от злых взглядов и духов. В 2013 году веревочку «сплели» так, что она попала в Книгу рекордов Гиннесса: танец растянулся на два километра.
Женщины в ярких платьях с цветами на беглом марийском общаются с молодежью, девушки и парни, еще два дня назад не знавшие о том, что будут танцевать на конкурсе, волнуются.
«А что делать? Собрали ребят, пригласили, пусть лучше участвуют в культурных мероприятиях вместе с нами, продолжат дело, будут чтить традиции», — говорит участница ансамбля.
Девушки сбиваются в ритме, смеются и немного стесняются, один из парней на сцене старательно отбивает дробь. По глазам видно — любит веревочку.
Среди тех, кто провожает ансамбль у сельского клуба, — местный житель Вячислав. Он вспоминает, что еще 20 лет назад молодежь стеснялась говорить по-марийски.
«В 2000-е на родном языке говорить стеснялись, какие уж тут танцы, веревочки! Деревенщина, мол… Избегали всего этого, старались не показываться. Я 30 лет в Екатеринбурге живу, там сейчас полдеревни живет. Там же по-русски разговариваем мы все, и дети, и молодежь. А приезжают артисты к нам в ДК, все на родном говорят. Вот как хорошо! Как приятно, что не забывают. Конечно, есть и те, кто не признают самих себя, не говорят на родном, мол, зачем все это надо, но нет! Таких меньше. Мы побеждаем, — вдруг улыбается мужчина и добавляет, — не понимаю, как можно самих себя стесняться».
Уже вечером я узнаю, что «Керей Сем» занял третье место на конкурсе.
Дом
В доме Минабашевых суета, все готовятся к приезду картов. Для них и гостей из других сел затоплена баня (на гору нельзя идти без омовения и обращения к божествам), варится суп, пекутся блины. Женщины в платках возятся на кухне, Ирина — у горячей печи. На столе в гостиной — мед и медовая вода. Всюду пар и сытные запахи. У дома — десятки машин.
Наконец суета сменяется тишиной, а после — молитвой картов у обеденного стола. Конечно, она звучит на марийском и посвящена тому, чтобы моление прошло благополучно.
В какой-то момент нам делают предупреждение: съемка фото и видео на священном месте запрещена. Считается, что таким образом может быть нарушена особенная энергетика святого места. Однако спустя некоторое время карты все-таки разрешают снимать, предупредив о запретах.
Запретов много. Подниматься на гору можно лишь по определенной дороге, ходить внутри святилища — только по кругу, а не по диагонали. Запрещено громко разговаривать, кричать, бегать, курить, пользоваться телефонами, сквернословить. Нельзя быть непокрытым: обязательны платки на женщинах, шапки или бейсболки на мужчинах. Нельзя рвать цветы, ягоды, грибы. Разумеется, нельзя приходить к Хозяину горы пьяным. Перед восхождением на гору также не принято есть, ходить в туалет.
Все эти ритуалы чистоты предназначены для того, чтобы получить как можно больше благ от молитвы.
Молитва под солнцем
Несмотря на изнурительную жару, люди всех возрастов тянутся белой цепью к Курык Кугыза.
Вере Васильевой из Крым-Сараева 81 год. Светлая бабушка в марийском платье вспоминает, как в победном 45-м ходила с мамой и другими детьми в рощу.
«Все были, все! Вся деревня в белом. Красивые, веселые, дружные. Праздник!» — улыбается она мне.
У входа в святилище люди немного растеряны и осторожны, но воодушевлены и улыбчивы. Прямо на горе карты поясняют, как им двигаться и что делать в границах молельного круга. Кто-то даже раздает памятки о том, как правильно себя нужно вести. Местные внимательно читают их. Картам помогают молодые парни. Среди них — Леонид Изибаев из соседнего Старояшева. Он один из тех, кто был инициатором возобновления молений вместе с Вячеславом Шайдуллиным, картом Краснокамского района Башкирии.
«Именно он на начальном этапе к этому приложил много усилий. Идея даже изначально была его, когда он позвонил мне и предложил эту мысль — возродить моления на Актуган-горе. Я его поддержал, и началась долгая совместная работа в этом направлении, постепенно мы подключали остальных участников этого общего и большого движения. Мы очень долго к этому шли. Время пришло. Нельзя больше жить по принципу “Моя хата с краю”. Не имеем права».
Виталий Головин объясняет современные моления необходимостью самоосознания народа.
«Сегодня, когда мы живем в хаосе, когда вокруг так много информационного шума, агрессии, само моление — возможность найти, вспомнить себя, обрести равновесие, почувствовать умиротворение, в конце концов, просто пообщаться, посмотреть в глаза друг другу».
Тем временем Сабирьян и Владик разделывают мясо молодых баранов. Слово «жертвоприношение», с годами обросшее, по словам картов, негативным оттенком, здесь называют неуместным.
«Правильнее говорить — дар, пӧлек. Или надыр — когда речь идет о тех же блинах, перемече, квасе, меде на общем столе. Здесь — как и со словом “язычник”, которое часто употребляют по отношению к марийцам. В самом слове ничего такого нет, ведь речь идет о человеке, который находится в естестве с природой. Однако сегодня оно имеет уже совсем другое значение и обросло разными смыслами», — поясняет Виталий Головин.
Внутри святилища, расположенного у вершины горы, все четко определено. Кипящие горячие котлы, где готовятся супы из крупы и мяса, общий стол с дарами — приготовленными блюдами (в основном это блины). У стола гости оставляют платки и полотенца, чтобы вернуть их домой уже «намоленными».
В условиях зноя организаторы решили установить тент и скамейки, чтобы все пришедшие могли укрыться в тени. Есть вода, рядом дежурит скорая.
В определенный момент у выхода из святилища образуется очередь. У каждого из жителей в руках монеты, с ними по двое они поднимаются к картам, молящимся на самой вершине горы, прямо под раскаленным солнцем.
Они называют свое имя, откуда родом, а также имена своих близких, ради которых пришли сюда. Просьбы людей связаны преимущественно с бытовыми, мирскими проблемами: кредиты, ипотеки, работа, семейные дела и, конечно, здоровье детей.
Но в первую очередь все молитвы начинают с благодарности. И все они — на марийском. Одна из женщин, заметно волнуясь, обращается к карту: «Пьет муж. Работы нет постоянной. Устала очень. Сын вырос, учится в другом городе, отдалился, не понимаю его. Дочь в своей семье, видимся редко. Дай, прошу, им здоровья, а супругу — помощь. Живу ради детей и внучки, помоги им…»
«Дочка замуж вышла, пусть в семье хорошо будет, муж работает, не пьет, деньги в дом приносит, пусть достаток в доме всегда будет».
«Кредитов много, боимся — не справимся… За машину еще не отдали, квартира впереди. Жить тяжело. Вируса боимся. Пожелай здоровья…»
Каждое обращение — словно исповедь. И, открываясь ей, некоторые не сдерживают слез. Одна из них — молодая женщина, не так давно впервые ставшая мамой.
Ритуал длится около четырех часов, желающих поблагодарить Курык Кугыза и попросить его о помощи оказалось более 400 человек. Никому из них карты не вправе отказать.
Кажется, будто само солнце спустилось на вершину холма, когда все гости единым кругом обращаются к Хозяину горы в надежде, что он услышит их молитвы.
«Вера — наша радость, наша надежда. Пока она есть, будут силы. Уверена, нас сегодня услышали», — говорит мне женщина в белом платье.
В Башкирии за последние пять лет открылись сразу несколько рощ кÿсото и других молельных мест. Молитвы в них не звучали почти 100 лет. Спустя годы марийцы Башкирии вновь возвращают свои традиции и религию и заново учатся жить с ними в новой реальности.