Все горит, и мы горим

У здания школы стоит военный автомобиль, возле него, облокотившись на сцену, с которой обычно выступают на праздниках, курят пять или шесть человек. Слышно, что сегодня горит свалка: приезжают и уезжают машины МЧС, военные ждут приказа.

К военным подходит стрельнуть зажигалку кто-то из местных жителей: кажется, начинают выяснять, кто из них вчера вечером подрался с пожарными: «[Они] не делают нихера, только бухают».

Пожарные местных не слушают; местные все равно ходят на обходы леса каждый день и все время находят новые очаги, которых не было еще вчера. Военным до этого всего вообще дела нет, они действуют самостоятельно.

Глава поселка сбилась с ног, пытаясь помочь тушению пожара, но ее всерьез не воспринимают. По всему лесу лежат пятилитровки, ведра, лейки и прочие емкости, чтобы быстро что-нибудь залить.

С одной стороны Найстенъярви одноименное озеро, с другой стороны — железнодорожная станция, ЛЭП и карьер. Пожар вспыхнул сначала со стороны станции: именно это место упорно защищали местные жители.

Сейчас пожар продолжает вспыхивать. Земля покрыта тридцатисантиметровым слоем мха, который прогрелся до самого основания: жар идет под ним, и в случайных местах начинает дымиться. Время от времени может вспыхнуть целое дерево, выгореть целиком за каких-то пять минут и погаснуть, — пожарные называют это «свечкой». Пожар тушили всеми возможными способами: пускали встречный огонь, тушили с вертолетов, выкапывали минерализованные полосы, но лес продолжает дымиться.

Мы с местными жителями Владимиром, Андреем и Валерией едем на вечерний обход леса. Я спрашиваю:

— Разве МЧС не патрулирует лес вокруг поселка?

— ****, это называется патрулировать? По дороге с «КамАЗа» на пятидесяти километрах в час разве что-то видно?

Тем временем про местных все — и пожарные, и военные, говорят мне: «Да что они понимают, толку от них ноль».

Сначала мы едем на карьер, и там, если спуститься по тропинке вниз, на одной из полян в лесу оставлены ранцы и бутылки для воды. Мы забираем их и едем к станции. Говорят, там есть проклятое место, которое горит все время. По пути встречаем машину МЧС, просим у них воды, наполняем водой четыре ранца по 15 литров каждый.

По дороге на станцию тут и там стоят двухсотлитровые бочки. Не выходя из машины, мы проверяем, есть ли там вода. Вода есть не везде, и мы пишем в чат поселка, чтобы привезли еще. На полянке — пятьдесят на пятьдесят метров, заваленных буреломом, — и в самом деле видно четыре или пять очагов пожара.

Кто-то светит фонарем, кто-то тушит: главное — попасть из шланга в тот самый уголек, который дымит. Если он прогреется сильнее, пойдет открытый огонь, и в некоторых местах его уже видно. Первый очаг, следом второй и третий, к четвертому подхожу уже я и свечу в него фонарем. Видно, что он дымится сильнее и сильнее, а ранец сломался — шланг не работает.

Владимир пытается починить шланг, а в этом месте уже занимается огонь. В какой-то момент я не выдерживаю и говорю:

— Да открути уже эту е***ую крышку, вылей туда все!

Владимир смотрит на меня как-то странно.

— Ну надо же, как ты быстро схватываешь.

Все это напоминает мне компьютерную игру «Герои меча и магии»: крестьяне с вилами, алебардщики и крестоносцы сражаются с фениксом: феникса убить сложно, потому что он все время воскресает. А все отряды в это время успели передраться между собой.

Говорят, станет легче, только когда пройдут проливные дожди, которых не было полтора месяца, а свалка и торфяники, на которых стоит поселок, все равно будут тлеть до зимы.

С 31 июля в Карелии сняли режим ЧС, но пожар еще тушить и тушить.