«Все твои трещинки»

Грань между «нормальностью» и «ненормальностью» здесь стерлась еще в 2006 году, когда мэрия приняла в эксплуатацию корпус 7 дома № 250 по Михайловскому шоссе. Он стоит на разных фундаментах, комнаты квартир построены из разных материалов и в разное время.

Жизнь в ящиках

«Сюда можно просунуть лезвие ножа или какой-то другой плоский предмет, — демонстрирует Лидия Ермоленко свой коронный номер, вставляя в трещину в стене линейку. — Раньше через нее с соседями можно было поговорить, теперь они с той стороны деревянную панель привинтили».

Она снова залепляет длинную трещину малярным скотчем и делает пару шагов к противоположной стене. Стена спальни отъехала от стены санузла на 10—13 сантиметров, из щели торчат поролон и какая-то ветошь. На зиму Ермоленко затыкает дыру, чтобы не сквозило. Летом раскрывает для проветривания. «Сюда кисть руки целиком проходит. Вот, снова камешки какие-то вываливаются. Однажды кирпич пролетел прямо над головой у эксперта по строительству, а телевизионщики это засняли. И даже сюжет вышел, но нашим домом так никто и не заинтересовался. Все шито-крыто, хотя разрушаются все семь квартир по стояку (на первых двух этажах расположены офисные здания. — Прим. ТД). А за меня как следует взялись: документы воруют, файлы с документами уничтожают. Писала заявления в полицию, так туда за мной психиатры приезжали. Но не забрали, потому что поняли: у меня с головой еще получше, чем у некоторых».

На кухне невыносимо душно: за окном плюс 32, по стене проходит горячая труба — не дотронуться. Сама кухня из-за фантазии проектировщиков расположена между залом и спальней. Между этими помещениями почти сразу же после заселения начал образовываться порог. Сейчас его высота чуть больше 10 сантиметров: спальня опускается относительно кухни.

Обстановка ее квартиры на седьмом этаже не менялась с момента заселения. Мешки и коробки с вещами, две старые швейные машинки, нераспечатанные рулоны обоев. Окна «занавешены» газетами. В спальне — той самой, которая отваливается от основной части квартиры, — увеличивается в объеме пакет. Это коллекция кусков цемента, больших и малых кирпичиков, пластов штукатурки, вывалившихся из потолка и проемов между стен. Стены черновые: хозяйка не видит смысла клеить обои, которые тут же порвутся из-за деформации квартиры. На оштукатуренных поверхностях она записывает нужные номера телефонов, фамилии чиновников, названия лекарств.

Сама Ермоленко в черном цветастом платье, белом жакете и бусах на выступающих ключицах кажется здесь забежавшей на минуточку соседкой. Каре с «рваной» челкой на рыжих волосах, прозрачно-серые глаза с черной подводкой, аккуратно очерченный контур губ. Женщина-вамп, модель из 1920-х. Она кокетливо отмахивается от комплиментов: «Да что вы, вот в молодости… А сейчас вот тут морщинки появились». Ермоленко раскрывает картонную коробку с несколькими фотоснимками и килограммами документов. Молодая женщина с конским высоким хвостом — и отписки, отписки, отписки из министерств и ведомств.

— Вот тут она — вся моя жизнь последних лет, — усмехается Ермоленко, указывая тоненькой рукой на коробку.

Далеко до счастья

«Мы начинаем летопись вашего счастья!» — объявил в рекламной кампании промышленно-строительный комбинат «Планета» больше семнадцати лет назад. Слоган понравился жительнице пасмурного Кингисеппа Лидии Ермоленко, и она решила купить квартиру на средства, полученные от продажи жилья в Ленинградской области. Женщина больше не могла оставаться в сыром климате: замучил бронхит, из-за урологических проблем она получила вторую пожизненную группу инвалидности. Ей хотелось жить где-то поближе к Москве, поскольку в столице были все ее друзья.

Ермоленко должна была отпраздновать новоселье летом 2005 года, но строительство затянулось. На пенсию 2 тысячи рублей было не разгуляться, и она сняла жилье в селе под Рязанью. В местном магазине покупала настоящее молоко, пила воду из колодца, подолгу смотрела на купола храма Иоанна Богослова и стадо упитанных коров с телятами. Она представляла, как совсем скоро будет гулять по берегу реки Павловки под окнами своей квартиры, а потом вернется домой и нарисует солнечный пейзаж. В «прошлой жизни» она была художником. Писала натюрморты, копии, расписывала батик, преподавала в художественном училище.

Как только дом на Михайловском шоссе приняли в эксплуатацию, пенсионерка наняла рабочих для перевозки мебели. Лифт не работал, шкафы с кроватями грузчики поднимали на себе на седьмой этаж. Быстро устав, они купили несколько флаконов боярышника и пропали. К утру из подъезда исчезли ночевавшие там пара стульев и комод.

Вскоре Ермоленко поняла, что до обещанного застройщиком счастья далеко: лифт не работал, в кранах не было воды. Новоселы набирали ее в колонке и, чертыхаясь, носили ведра на верхние этажи. Но Ермоленко больше заботили трещины в стенах и между ними: рабочие их замазывали, они снова появлялись. «Дом дает усадку, чего непонятного?» — отмахивался от нее хозяин строительной компании Василий Протопопов. То же самое говорили рабочие управляющей компании, учрежденной им же. Но трещины разной длины и глубины появлялись вновь и вновь. Новоселье превратилось в бесконечную борьбу с «последствиями усадки дома».

«И я пошла в суд с требованием обязать застройщика заделать щели. Заделать качественно, раз и навсегда, чтобы я смогла наконец сделать ремонт, — Ермоленко начинает частить и повышать голос. — В суде узнала, что это не усадка, а капитальный дефект. Он был допущен еще на стадии проектирования. Устранить невозможно».

Ремонт она так и не доделала.

«Портал в преисподнюю»

Дом как дом, с виду симпатичный. Раньше жилой массив на Михайловском шоссе считался совсем на отшибе, сейчас активно застраивается. С транспортной доступностью и инфраструктурой по-прежнему не густо. С одной стороны дома двор с детьми, с другой — заросли заброшенных дач. Во дворе лавочки, песочница с забытыми игрушками, с обратной стороны — надписи на стене с приглашением поработать закладчиком. Дорого. Прямо под «вакансией», в отмостке дома, зияет свежий воронкообразный провал.

«Портал в преисподнюю, — хмыкает Ермоленко. — Прямо под нами болотистая почва, а чуть глубже — разрушенный коллектор молокозавода. Один застройщик в конце девяностых забил сваи, да они уплыли. Он бросил. А Протопопов все же построил. Под одной частью моей квартиры плита на сваях, под другой — просто плита. Над их стыком, посреди наших квартир, проходит деформационный шов. Второго такого дома по всей стране не найти».

По ее словам, сначала компания Протопопова построила два отдельно стоящих корпуса из блоков. Квартиры ее стояка состояли из небольшой прихожей, комнаты, просторной кухни и санузла. Через какое-то время застройщик пристроил к существующим домам кирпичную перемычку, «вставку» — еще по одной комнате с лоджией на каждом этаже. Зачем он это сделал — не спросить: в 2009 году он обанкротил ПСК «Планета», в 2015-м исчез из Единого госреестра индивидуальных предпринимателей как юрлицо. Как физическое лицо он тоже не находится — сгинул без остатка.

Местная межведомственная комиссия по признанию жилья аварийным почти десять лет действовала по одному сценарию: специалисты осматривали жилплощадь из прихожей и рекомендовали сделать капитальный ремонт. «Они боялись даже пройти в мою спальню и отписывались, что не имеют необходимых измерительных приборов», — поясняет Ермоленко. Параллельно она провела четыре независимые экспертизы, по заключению которых конструкция имеет критический дефект и множество нарушений всевозможных строительных регламентов.

Возведение жилой вставки — «хрестоматийный пример того, как строить нельзя». Так считает кандидат технических наук, эксперт судебной нормативной экспертизы, главный инженер московской организации «ТопГеоМониторинг» Василий Иванов. Он обследовал дом в 2017 году и «уже никогда не сможет его забыть».

«По нормам проектирования размещать квартиру в разных секциях недопустимо. Точка. На этом можно было бы и закончить, но при строительстве допущена еще масса нарушений. Секции дома стоят на разных фундаментах, у вставки нет своих боковых стен, есть только наружные и положенные на эти стены межэтажные перекрытия. Такая табуретка без двух ножек. Одна наружная стена накренилась в сторону реки. Грунты основания — намывные, подвижные. Здесь нарушены абсолютно все нормативы. Когда мне заказывают экспертизу с жалобами “А у нас грибок в углах и оконные рамы повело”, в голове возникает: “А в Рязани девятиэтажка падает, так что ваши проблемы — мелочь, которую можно исправить”», — рассказал Иванов.

Угрозу обрушения можно предотвратить, если разобрать вставку, построить ее заново с боковыми стенами и отдельным входом. Но даже тогда эта конструкция не должна быть жилой. По мнению Иванова, такие работы будут стоить неоправданно дорого.

«Мы с коллегами осмотрели и другие квартиры по стояку: они в таком же состоянии. В одной квартире в щель между стеной и потолком буквально засосало часть обоев и потолочный плинтус», — рассказал эксперт.

Скрытые дыры

Хозяйка квартиры на девятом этаже — восьмидесятипятилетняя Екатерина Кондратьева. В ее аварийном углу опрятно: она ежегодно приглашает мастеров, которые цементируют дыры между стенами, между стенами и потолком. Высокий порог между спальней и кухней она замаскировала пологим съездом — получилось что-то типа пандуса с уклоном в 10—15 градусов. Когда в 2014 году женщина пришла к продавцу на осмотр квартиры, безобразную щель прикрывал стоящий в углу шкаф. И Екатерина Федоровна купила ее.

«Каждый год ремонтировали, а в 2020-м из-за пандемии ничего не заделывали — и так сильно все расползлось! У меня щели больше, чем у Лидии Александровны, у меня же последний этаж. А на чердаке еще хуже. В квартире совсем недавно снова заделали щели, теперь у меня натяжные потолки. Придет очередная комиссия, а у меня нет никаких дыр. Получится, выдумываем мы все, из ничего проблему раздуваем», — говорит пенсионерка.

Вместе с Ермоленко она ходила по чиновничьим кабинетам и надеялась. В разное время за решение проблемы брались рязанские общественники, Герой России, кандидат в губернаторы Рязанской области Святослав Голубятников, депутаты Госдумы от разных фракций Александр Шерин и Дмитрий Гудков, но у них ничего не получилось. Не помогли жалобы Путину и приехавшему в регион новому губернатору Николаю Любимову.

«На кого надеяться? Теперь даже не знаю, — говорит пенсионерка. — Да и здоровья уже совсем нет. А когда там очередное судебное заседание? Надо идти».

Сосед с шестого этажа Олег Фомов разговаривает неохотно: он считает, что борьба бессмысленна, справедливости у нас не найти.

«Живем мы тут как в Гондурасе. И дальше ничего не изменится, так можете и написать! Чиновникам до нас дела нет, они там свои вопросы решают. Дом рухнет — найдут подходящего стрелочника, даже не сомневайтесь, — уверяет собеседник. — Мы у себя уже четырнадцатый год замазываем и замазываем дыры, а они еще больше расходятся. Лидией Александровной восхищаюсь: для всех ведь старается, не только для себя. Я не верю, но, если надо еще где-то подпись поставить или еще что-то, я сделаю».

Больше пяти раз межведомственная комиссия давала заключение о нормальном состоянии жилья и только в апреле 2018 года признала семь квартир по этому стояку непригодными для проживания. Суд обязал мэрию принять решение о дальнейшем использовании этих помещений, но чиновники не спешили. Тогда пенсионерка пошла на прием к мэру Сергею Карабасову. Он, по ее словам, пообещал выплатить за каждую квартиру по 3 с лишним миллиона рублей — компенсацию за некачественное жилье и моральный ущерб. Всего чуть больше 21 миллиона рублей.

В июне 2019 года Сергея Карабасова арестовали.

Новый мэр Елена Сорокина отказала в выплате компенсации или выделении нового жилья.

Она предложила Ермоленко поселиться в комнатушке маневренного фонда. Это шестиэтажное общежитие без лифта, с общими туалетами и кухней на каждом этаже.

Ермоленко оспорила бездействие чиновников в суде.

Преследование

«И тут-то они взялись за меня всерьез, — продолжает она. — Я и раньше замечала, что в отношении меня начался гангсталкинг — это групповое преследование, если вы не знаете (слова “гангсталкинг” и “газлайтинг” записаны карандашом на стене. — Прим. ТД). В замок в двери что-то запихивали в мое отсутствие. Появлялись следы грязных собачьих лап. Кладу в тарелку белый творог, насыпаю белый сахар и белую муку — вдруг на всем белом проявляется красный порошок. Да это и не главное. Жгут меня, прожигают психотронными лучами. Разговариваю с вами по телефону, а мне в это время руку через телефон прожигают».

На тыльной стороне ладони Ермоленко действительно краснеет воспаление, похожее на экзему. Оно уже почти прошло, потому что пенсионерка «протирает болячку от грязи, которую специально напускают». Врачи не помогли: «Вероятно, им запретили говорить пациентам о пси-облучении».

Две видеокамеры в круглосуточном замедленном режиме фиксируют каждое движение в квартире или колебание воздуха. Вот мы топчемся с ней вокруг стола, а вот запись недельной давности: перед камерой пролетает кучка пыли и свернутая в катышек нитка.

«Это не пыль! — возражает Ермоленко. — От этой “пыли” у меня язвы кровавые на руке и ногах, в дыхательных путях. Опухают веки, краснеют глаза. Я же не одна такая, вам стоит изучить видео Елены Саньоль и Ольги Важениной (блогеры, подробно рассказывающие о пситерроре, якобы применяющемся против них. — Прим. ТД) — она вообще жертва военно-медицинских экспериментов во втором поколении. Пситеррору пытается противостоять “Московский комитет экологии жилища”. Я все это изучила и хорошо понимаю, что меня хотят свести с ума или уничтожить физически».

Попытку сведения с ума несколько лет назад наблюдал гражданский активист Михаил Шестаков, который помогал Ермоленко на судебных заседаниях. В тот день он зашел к Ермоленко по бумажным делам, следом за ним прибыла очередная комиссия из мэрии.

«Лидия Александровна подвела их к дыре в углу: “Это пригодное для проживания жилье, вот это?” И достала оттуда безо всяких усилий кусок кирпича. Чиновница как будто обрадовалась: “Вот, вы же сами свою квартиру и разрушаете, мы все свидетели”. Это надо же было так все наизнанку вывернуть! — до сих пор возмущается Шестаков. — Всем было понятно, что кирпичи свободно вываливаются из стен. Лидия Александровна вспылила и хотела выгнать чиновницу. Тогда ей сказали, что у нее нервы не в порядке или что-то в этом роде».

Шум в трубах, доносящиеся из воздуховода завывания, сломанный замок — Шестаков не исключает, что все это может быть делами жестоких шутников, а не заговором пситеррористов. Она женщина одинокая, немолодая, для многих как кость в горле.

«Мне хорошо известно, как чиновники умеют лгать, изворачиваться и воздействовать на сознание. Однажды наш суд признал существующей несуществующую публикацию в газете. Я уверен, что у меня все в порядке с головой, я уверен, что важной публикации в правительственной газете нет. Суд изучает газету и утверждает: “Публикация есть, все нормально”. И как тут не свихнуться? И я вообще не понимаю, откуда у Лидии Александровны столько сил, чтобы больше тринадцати лет бороться с системой», — говорит он.

На вопрос о силах Ермоленко отвечает, что это ее единственное жилье. Она уверена в своей правоте, как и в незыблемости понятий «справедливость», «законность», «добро» и «зло». Критический дефект — возведение квартир стояка в разных секциях дома — никаким капремонтом исправить невозможно. Поскольку такой проект прошел государственную экспертизу, а государственные чиновники приняли дом в эксплуатацию, государство и должно возместить причиненный ей ущерб. Пока она столкнулась «с силами зла», но «добро» и «законность» обязательно должны победить.

«Но чиновники почему-то считают меня за мои убеждения сумасшедшей или просто идиоткой. Они присылают такие отписки, что кажется, мы действительно находимся в одном сумасшедшем доме», — говорит она с улыбкой.

«На основании заключения межведомственной комиссии администрацией города Рязани принято Постановление 02.10.2018 № 3864 “О признании квартир <…> непригодными для проживания”. Аварийными квартиры не признавались, так как аварийными и подлежащими сносу или реконструкции, согласно пункту 47 Постановления Правительства РФ от 28.01.2006 № 47, может признаваться только многоквартирный дом в целом», — сообщил зампред правительства Рязанской области Евгений Беленецкий жильцам семи квартир в 2020 году.

«Это как надо понимать? Для проживания непригодное и опасное для жизни, но не аварийное? Это примерно как инвалид, но вполне здоровый?» — комментирует Ермоленко.

«После признания жилых помещений непригодными для проживания граждане вправе покинуть свои жилые помещения и переехать в другое имеющееся жилье (при наличии) либо в жилые помещения муниципального маневренного жилищного фонда», — следует далее из письма Беленецкого.

«То есть мне разрешили покинуть свою “аварийную-неаварийную” квартиру. Я “вправе” это сделать. Понимаю, что это открытое издевательство, и я им так и говорю на судах. Поэтому против меня применяют психотронное оружие, — снова вворачивает свое любимое Ермоленко. — Они воздействуют на меня со всех сторон, хотят упечь в психушку. Только так можно расценивать попытки снова заверить меня, что с домом все нормально».

В начале 2019 года мэрия заказала новые геодезические исследования организации «Геоизыскания». Подрядчик провел работы и сделал вывод: «Вертикальных деформаций по осям стен здания при наблюдении не обнаружено». Следовательно, Ермоленко может попрощаться с надеждой на признание аварийным всего корпуса и последующее расселение.

Ни квартира, ни компенсационные выплаты ей не положены.

За свой счет

«Дом на Михайловке? Ермоленко? Я в этом аду полтора года варился, — говорит юрист Петр Иванов, работающий в рязанском отделении “Мемориала” (организации, признанной Минюстом иностранным агентом). — Собственники квартир, признанных непригодными для проживания, могут претендовать на получение другого жилья только в том случае, если они признаны малоимущими. Жилищный кодекс не предусматривает иного в этой ситуации. Я предлагал Лидии Александровне подать документы на постановку на учет как нуждающейся, она отказалась по каким-то причинам».

Ермоленко уверена, что в ее доходах «найдут лишние 50 копеек» и ни за что не признают малоимущей.

«Маловероятно, что такой большой дом признают аварийным и предложат жильцам равнозначное жилье или денежную компенсацию, — предполагает юрист. — Было бы целесообразным привлечь общественное внимание и акцентировать, что ситуация возникла из-за халатности власти, которая принимала дом в эксплуатацию. Чиновники не увидели либо закрыли глаза на дефекты, которые повлекли такие серьезные последствия. Может быть, привлечь к ответственности каких-то чиновников, и тогда вмешается либо глава субъекта, либо федеральные власти и компенсируют людям серьезный ущерб».

27 декабря 2006 года дом принял в эксплуатацию замглавы рязанской администрации Аркадий Фомин. Сейчас он занимает несколько высоких должностей и теоретически мог бы повлиять на ситуацию. На запрос редакции член генерального совета партии «Единая Россия», член президиума регионального политсовета, заместитель секретаря регионального отделения партии по контролю за реализацией национальных проектов, председатель Рязанской областной думы Аркадий Фомин не ответил. «Вопросы, поставленные в обращении, не относятся к деятельности Рязанской областной думы», — отписался в ответ на запрос, адресованный лично Фомину, чиновник аппарата регионального законодательного органа.

«Уважаемые строители! Поздравляю вас с профессиональным праздником! Ваша профессия — одна из самых созидательных, ответственных и уважаемых на земле, — поздравил Фомин строителей 8 августа. — Каждый человек пользуется результатами вашего труда. Вы делаете нашу жизнь комфортнее и счастливее».

«Где-то надо купить хороший малярный скотч, этот отлепляется от щелей», — рассказывает Ермоленко о планах на ближайшие дни.

В январе 2020 года суд повторно обязал рязанскую администрацию принять решение о дальнейшей эксплуатации признанных непригодными для проживания семи квартир. Спустя год мэрия исполнила решение суда: чиновники выпустили Постановление № 714, которым внесли поправки в существующее Постановление № 3864. Они порекомендовали собственникам помещений, признанных непригодными для проживания, «выполнить работы, необходимые для дальнейшего использования этих жилых помещений».

За свой счет.

Ермоленко продолжает судиться. На последнее заседание она не попала, потому что к ее дому на окраине не пришло такси.

«“Нет свободных машин, нет свободных машин”, — повторял оператор. А к соседнему подъезду подъехало, я видела. Раньше я на автобусе передвигалась, но он стал ездить по другой дороге. Объезжал ту остановку, на которой я стою. Теперь и таксистам дали приказ ко мне не выезжать».