История первая. Астрид
21 апреля Астрид спешила с работы домой: должны были привезти подаренный подругой диван. По пути она зашла в пекарню на Сенной площади, где бывает всегда: утром и вечером пьет кофе с круассаном. Но не в этот раз. Кафе было переполнено, люди не стояли в очереди и не ели. Многие выглядели напуганными. Когда туда зашла Астрид, следом ворвались два сотрудника полиции и стали выдергивать из толпы подростка. Астрид представила на его месте своего сына.
«Он с вами никуда не пойдет!» — сказала она.
Силовики ушли. Несколько минут Астрид гордилась тем, что не испугалась и отбила парня, пока следом в кафе не забежали четверо омоновцев. Снова — за подростком. Астрид, попытавшейся услышать объяснения задержания, несколько раз сказали: «Первое предупреждение, после третьего предупреждения будем применять силу» — и так и сделали: двое омоновцев схватили ее под руки.
Это было неожиданно, и Астрид почему-то стало смешно. Она сказала: «Вы че, у меня дома дети, мне диван везут!» Но ей заломили руки и повалили на пол. И внезапно она почувствовала острую боль в левой ноге — от разряда электрошокера.
Затем омоновец выволок ее за ноги из кафе на асфальт, встал над ней и заорал: «А ну встала, давай!» Женщину поместили в «веселый» автозак с другими задержанными, где уже успели завести чат, пели и делились сигаретами и едой. Затем, не отвечая на вопросы о направлении, их куда-то повезли. Половина задержанных была вынуждена ехать стоя.
«Мы несколько часов ехали. Проехали аэропорт Пулково. Я думала, может, нас расстреливать уже везут, — вспоминает Астрид. — По дороге мы где-то остановились, полицейские пошли курить, но нас никуда не пускали, даже в туалет». Когда женщина закурила в форточку, полицейские начали выхватывать сигарету у нее из рук со словами: «Вам статус не позволяет курить». «Вы считаете, что статус психолога, социального исследователя и педагога ниже вашего?» — удивилась она.
Задержанных доставили в отдел полиции по Колпинскому району № 39 в пригороде Питера. Там им никто ничего не объяснял и даже не зачитал их права. Астрид должна была принять свои таблетки, но у нее все забрали. Протокола задержания тоже не было. В таком состоянии людей держали по 20 часов и не отпускали даже по решению суда.
Некоторым, в том числе Астрид, нужна была медицинская помощь. Сотрудники первой скорой, перебинтовывая раненому ноги, обвинили в травмах его: «Что ж вы так ходите, знаем мы вас, клоунов». Сотрудники второй зафиксировали у Астрид ушибы, сделали ЭКГ и проверили кровь на сахар, но следы от шокера проигнорировали. «Фельдшер по следу проводит, у меня вся нога дергается. “Что ж вы такая чувствительная?” — сказал он».
Протоколы в суд составили с ошибками, их отклонили — и по закону задержанные могли идти домой. Но прямо в суде полицейские снова всех задержали, увезли обратно в отдел. На людей давили, чтобы они подписали без адвокатов новые протоколы. Астрид ничего подписывать не хотела. В отделе она осталась одна — с книгой Роберта Сапольски.
«Меня повели в камеру. Суд же все равно завтра будет — в камере хоть спальное место есть. Меня обыскивали, забрали личные вещи, срезали шнурки даже на штанах — они начали спадать. Я сижу в спадающих штанах, думаю, что со мной могут сделать все что угодно, подбросить наркотики… Потом вернулся один из полицейских и сказал: “Я тебя отпущу, знаю, что у тебя двое детей. Я тут главный, видишь, у меня две звезды”, — говорит он. Я отвечаю: “Окей, здорово, отпускайте”. А полицейский опять: “Только распишетесь мне здесь”».
Астрид посмотрела на книгу Роберта Сапольски и подумала: «Нет, Роб, мы не подпишем». В итоге ее отказ подписать документы засняли на камеру и отпустили.
Поначалу Астрид могла только плакать. Затем подруга предложила ей юриста, а друзья — кризисного психолога. Шок начал проходить. «Но я женщина и живу в России. Всегда есть опасения, что меня толкнут, кис-кис скажут, изнасилуют. Теперь и от правоохранительных органов триггер», — говорит она.
По поводу политики она рассуждает так: «Из миллионов людей можно выбрать президента. Любая домохозяйка бы справилась, любой человек, который ведет бюджет, грамотно разговаривает и живет не у мамы с папой. Но я лучше буду бездомными заниматься и психологией».
История вторая. Мария
50-летняя Мария стояла с мужем на углу Исаакиевской площади у наземного перехода, когда оттуда вышла молодая пара, а следом — группа омоновцев. Силовики подошли к незнакомцам и почти вежливо сказали, что те что-то нарушают.
«Девушка спросила, куда им расходиться, если их обступили со всех сторон. На что он кивнул своим, и каждого под руки повели в автозак. Я сказала им в спину: “Позор”. Я человек немолодой, не люблю воспитывать в себе выученное бессилие. Один обернулся: “Кто сказал?” Я посмотрела ему в глаза. Все было понятно, рядом с ним были только я и мой муж. Я помню хорошо его глаза: он смотрел равнодушно, понимал, кто он, а кто я. Смотрел сверху вниз. Ему не нравилось слово “позор”, а то, что я глаза не отвела, ему, наверное, вдвойне не понравилось. Слева и справа меня схватили за обе руки и повели».
Пока Марию вели к автозаку, ее били электрошокером по бедрам. Только на второй раз она поняла, что происходит, и почувствовала ожог. Она спросила: «Зачем шокером, я же не сопротивляюсь?» Сотрудник ответил: «Я что, похож на шутника?» И снова ударил Марию шокером. «На шутника нет — на садиста», — заметила Мария. И «огребла» четвертый раз. Пока она шла до автозака, мысленно прикидывала, сколько еще ударов выдержит, не потеряв лица.
Автозак с задержанными долго стоял на площади. Когда его заполнили сорок человек, их повезли в отделение. По пути водитель случайно заехал на Западный скоростной диаметр (платная автодорога) и, по словам Марии, еще минут десять сдавал задом до пропущенной развязки.
Мария вспомнила, как когда-то в молодости уже была на митинге. Тогда дома оставались двое маленьких детей, на шесть вечера были приглашены гости. И пришлось все отменить. «Моя семья тогда пережила шок. В один день мама перехватила у нас с мужем детей, чтоб мы пошли по своим делам. Тогда Невский был заставлен автозаками — из-за чемпионата, что ли. Наши дети опознали космонавтов и ударились в истерику, стали требовать, чтоб их вернули к родителям. Они сложили картину: митинг, родителей посадят, их отдадут в детдом».
О политике она говорит так: «То, что происходит с Навальным, происходит со всеми. Я соцработник, и моя клиентура, которая полжизни по тюрьмам, и не такое рассказывает. Вопрос — не за что они сидят, а как соблюдаются человеческие права».
История третья. Даниил
22-летний Даниил Огренич был на Сенной площади, когда его друга задержал ОМОН. «Я пытался это заснять, потом потерял его из виду и побежал к автобусам с задержанными, — вспоминает он. — Мне навстречу выскочили омоновцы, повалили на землю, скрутили руки, и кто-то из них стал бить меня электрошокером: под бок, в ногу».
Он почувствовал, как прожгло все тело, оно стало отниматься, — обездвиженного, его потащили по асфальту в автозак. Сердце сильно стучало.
Даниил попал в тот же отдел, что и Астрид. Бригада скорой отказалась зафиксировать его травмы, сняли лишь кардиограмму и оставили в отделе. Его продержали там больше суток, отпустили лишь под подписку о явке в суд. Темно-красные рубцы от шокера в районе ребра оставались дольше месяца. «У меня проблемы с сердцем, и от шокера я мог и умереть», — замечает он.
Это было второе задержание за два дня. Ночью накануне митинга к нему домой приехали неизвестные и отвезли в отдел. Причиной задержания назвали то, что Даниил якобы намеревался убивать полицейских на митинге.
«У нас был чат во “ВКонтакте” “Мирная прогулка”, — рассказывает Даниил. — Туда пришел какой-то лахтинский бот или кремлевский дурачок и начал всех провоцировать на агрессию к властям. У браузера есть консоль, где ты меняешь html-код и дописываешь что нужно, делаешь скриншот и кидаешь кому нужно. Со мной именно так и поступили. Сфабриковали, что якобы с моего аккаунта было написано, что я возьму нож и пойду убивать. На скрине была видна страничка, с которой сидел тот, кто скринил, и я увидел, что это тот самый бот. Я доказывал десять часов в отделе свою невиновность. Пришлось дать им доступ к аккаунту. У меня изъяли ноутбук, но потом вернули: дело развалилось».
В тот вечер его даже накормили: отвезли в KFC. По дороге он спорил с полицейскими о Навальном и о политике, но вести дискуссию было сложно. «Для них политика на последнем месте. Они причинно-следственные связи не видят. Поэтому я не думаю, что полиция может быть с народом. И если им прикажут убивать, они будут убивать», — уверен он.
«Когда Навального посадили, мне невозможно жалко стало его. Человек прилетел туда, где его хотели убить, не побоялся. А его сразу закрыли, — продолжает Даниил. — В моей жизни тоже было много несправедливости. Я воспитанник детского дома. Меня хотела усыновить американская семья, но в 2012 году Путин подписал “закон Димы Яковлева”. Мою подругу из детдома Элеонору успели удочерить. Правда, как бы я ни хаял систему, в детдоме лучше, чем в большинстве российских семей: я стал отличником по алгебре, у меня было нормальное, здоровое питание пять раз в день, медпункт прямо в доме, куча кружков, все в одном здании, везде друзья. Чтоб домашние люди понимали, что если нет треша, то это как в детском лагере».
История четвертая. Вадим
В десять вечера Вадим со своей 19-летней дочерью оказался на Пионерской площади. Они прошли в мирном шествии в поддержку задержанного Навального и собирались возвращаться домой. До входа на станцию метро оставалось 50 метров.
«Приехала полиция, выбежал толстый подполковник и отдал приказ всех задержать, — вспоминает Вадим. — Всех окружили и вместе с журналистами взяли в кольцо. Я не убегал, у меня дочь рядом, я бы от нее никуда не убежал. Человек в полицейской форме с заклеенным жетоном взял меня за плечо и потащил. Дочь я от него закрывал. Я видел, как женщин били и волочили по земле. Никаких скидок на то, что девушка, — все силовым способом. В какой-то момент я услышал треск рядом. Потом ощутил непонятную боль. Я сразу подумал, что это электрошокер, потому что уже видел, как их применяли. Я сказал, что не сопротивляюсь и не нужно использовать шокер. Тогда полицейский снова ударил меня по ноге».
Задержанных завели в темную арку одного из домов на улице Звенигородской. Людей постоянно толкали, кого-то били. Всех поставили к стене и начали обыскивать. Тридцать из них затем посадили в автобус и повезли в отдел полиции № 74 Красносельского района. К пяти утра Вадима допросили.
Вадиму присудили обязательные работы, а его дочери — восемь суток административного ареста. Девушке, которая держала его за руку и даже не разговаривала с полицейскими.
«Врач в травмпункте спросил, как я пострадал, — рассказывает Вадим. — Я сказал, что сотрудники полиции меня били, а он написал, что это были неизвестные и что у меня на ноге не метки от электрошокера, а бытовая травма».
За политической ситуацией в стране он следит с 1990-х и считает, что за эти годы государство увеличило ставки: теперь за позицию можно сесть в тюрьму. «Я жду обысков, а не гостей, боюсь стука в дверь. Возможно, вопрос эмиграции вынужденно встанет. Я родился в России, я не хочу бежать из страны, начинать жизнь сначала. Но я не могу потерять свободу. Раньше я думал, что если ты что-то понял, то другие тоже поймут. Но либо у нас так работает пропаганда, либо люди действительно сделали выбор в пользу тоталитаризма. Россия как была при царе, так и остается».
История пятая. Алексей
Около семи вечера Алексей вместе с братом был у Александровского сада, который уже был окружен «людьми в черном» — силовиками без опознавательных знаков.
«К нам подошел сотрудник, не представился и сказал, что нас предупреждали, что всех будут задерживать. Он схватил брата и повел в автозак, — вспоминает Алексей. — Я пошел за ними и стал снимать, пока не потерял их в толпе. Начались новые задержания, и я крикнул: “Позор”. А у них на это слово явно триггер. Один из омоновцев оглянулся на меня, достал короткую дубинку и сказал: “Берите его”. Двое резко развернулись, подбежали ко мне и стали заламывать мне руки».
Один из них ударил его электрошокером по левому бедру несколько раз подряд. Другой сотрудник ударил Алексея чем-то в голову. Пока его вели в свободный автозак, продолжали бить шокером, хотя он не сопротивлялся. Невысокий полный подполковник в обычной полицейской форме у автозака кричал, чтобы всех быстрее закидывали.
Позже он нашел у себя четырнадцать электрометок. Девять из них подтвердили в судмедэкспертизе. Перед обращением к судмедэксперту Алексей, как и другие пострадавшие от ударов, был в больнице, и врачи не хотели описывать ситуацию, с его слов. Травматолог в частной клинике сказал, что не считает, что метки на теле — от шокера: «Может, сыпь какая-то».
Сам Алексей приехал в Питер из Северобайкальска, небольшого красивого города на берегу Байкала, совсем недавно. Когда окончил колледж и понял, что надо уезжать.
«Дома все думают, что ни на что не влияют и что ничего никогда не изменится. Я уехал в Питер, потому что мой город в упадке», — говорит он и рассказывает, как дома органы власти крышуют наркобизнес и нелегальный вывоз ценных металлов с предприятия по золотодобыче. Сначала из Северобайкальска уехал брат Алексея, потом он, а теперь и их мама.
«Я поддерживаю Навального, потому что я поддерживаю свободу каждого человека, никто не должен сидеть за свое мнение, — уверен он. — Многие не выходят на улицу протестовать, потому что боятся, знают, что массово применяют силу. Но те, кто выходил на митинги, — классные люди! Помогали друг другу, чаем угощали, чтоб согреться, — было ведь холодно».
Алексею повезло больше остальных: его задержание и применение к нему спецсредств зафиксировано на камеру журналисткой. Но даже видеозапись ничего не гарантирует, следствие может просто не принять ее во внимание.
Счет на время
Чем больше времени проходит, тем сложнее опознавать метки от электрошокера. В России над проблемой определения следов от электрического удара работал судмедэксперт и криминалист Владимир Щербаков, но в 2019 году он скончался, не оставив учеников, в открытом доступе осталось совсем немного его работ. Существует еще турецкая методика, которая якобы позволяет зафиксировать применение тока по изменениям в костных тканях, но пока прецедента похода в российский суд с таким турецким заключением не было, и широко в мире она не применяется.
С 2000 по 2019 год «Комитет против пыток» выявил 219 фактов жестокого обращения с 291 задержанным и заключенным в семи регионах России. В 77 процентах случаев по итогам первичной проверки Следственный комитет отказывает в возбуждении уголовного дела, в 51 проценте случаев дело никогда не возбуждается. Когда его все же возбуждают, по опыту правозащитников, до этого следователи отказывают в его возбуждении в среднем шесть раз.
Пострадавшие от электрошокеров 21 апреля прошли судмедэкспертизу и зафиксировали на теле электрометки, собрали свидетельские показания, некоторые предоставили видеозаписи своих задержаний. Но в следственном управлении СК РФ по Адмиралтейскому району Санкт-Петербурга их заявления о превышении полномочий сотрудниками полиции и Росгвардии зарегистрировали как обращения граждан. Это позволяет дать заявителям формальные ответы и не проводить расследование о превышении силовиками своих полномочий. На поступившем экземпляре просто расписались, а талон о регистрации в книге заявлений о преступлениях не выдали.
