Душа

Депрессия и невозможность самовыразиться встают на пути — и мы пытаемся вместе изменить его, строя новые уровни нашего моста.

 

Еще маленькой девочкой она наблюдала, как ее бабушку, а затем и маму забрал диабет. Она не хотела верить, что это происходит и с ней. Она отказывалась, прошла все стадии, от отрицания до принятия, и несколько лет назад все-таки перешла на инсулинотерапию.

Будто смотрясь в зеркало, и я сама борюсь с инсулинорезистентностью.

Одуванчик, лес УбинкиФото: Яна Васильева

Работая над этим фотопроектом, мы вместе учились принимать чувство бессилия и ощущение несправедливости. Мы шли вперед, навстречу эмоциональному самоотчуждению и сквозь сенсорную депривацию. И я видела, как то, что для мамы всегда было табуированными вещами — тело и телесность, проявление эмоций, даже объятия, — отступало, как вода при отливе.

Это история не о болезни. Она о том, как человек может жить и чувствовать в изменившихся обстоятельствах, на которые повлиять не в силах. 2021 год положил начало двум новым главам серии: глаза и руки. Из-за диабета у мамы начались проблемы со зрением.

«Правым глазом я ничего не вижу совсем. Если только посмотреть на яркое солнце или свет — и тогда выходит мутная точка света. А если сконцентрируюсь, то в середине вижу как затмение. Левым смотрю словно сквозь пленку, вижу червячок-сосуд и еще вокруг множество круглых черных точек, которые перемещаются в глазной жидкости».

Вернувшись домой после работы в кузне, я увидела маму.
— Рыжуня, что-то я так устала! Хоть бы минуту отдыха…
— Мам… В саду уже вовсю расцвел жасмин… Надень что-то свое красивое, может любимое розовое, что не носишь и оно пылится в шкафу, и давай сделаем портрет, выдохнем обе?!
— У меня же томат под ногтями, на коже… Давай!
Портрет на кухне с жасмином из домашнего сада, напротив мамы десятки банок с помидорами для закатки, на плите по-прежнему кипит томатФото: Яна Васильева

Мамин правый глаз практически лишен чувствительности к свету, и мне было важно понять, попытаться ощутить на себе данное состояние, войдя в него «своими руками» при съемке. Для этого я соорудила самодельную насадку на объектив — такую, что почти ничего не видела в видоискатель, кроме совсем слабого и тусклого пучка света среди сумрака, где попасть в фокус можно в прямом смысле лишь на ощупь, по наитию. Нас это очень замедлило, стало проверкой терпения, но в итоге вознаградило еще большим взаимопроникновением.

В корнях речных растенийФото: Яна Васильева

То, что вокруг маминого почти невидящего глаза на этих снимках, возможно, заставляет замереть, увлекает в природу очерченных образов, а может быть, наоборот, отпугивает — но это то, что побуждало осязать, познавать.

Мамин правый глаз, лишенный чувствительности к свету, которым она практически ничего не видитФото: Яна Васильева

Руки отражают мамины страсти — прошлую и нынешнюю. Еще несколько лет назад мама была ювелиром, много рисовала и создавала свои, авторские, порой очень крупные украшения. Ее руки скрутил болью и припухлостями артроз, заболевание суставов лишило возможности творить. Свою энергию она переключила на коллекционирование и выращивание растений, включая поиски самых редких видов со всего мира.

Эта оранжерея в нашем доме постоянно кочует в пространстве и времени — одни растения принимают солнечные ванны, другие наслаждаются тишиной и сумраком, третьи разделены: кто-то плавает, кто-то спит, пока прочие набираются сил и их корни крепчают, а листья, цветы, плоды наливаются изумрудным и другими цветами.

СосудФото: Яна Васильева

В портретах маминых рук те драгоценные и полудрагоценные камни, которым уже не суждено стать ее ювелирными произведениями, — они в окружении скульптурных структур из растений, взращенных ее любовью и заботой.

Кактус СальвадорФото: Яна Васильева

В нашей семье не могло быть иначе. Мы не можем все время находиться вместе, но искать связи и строить из них поддерживающие мосты — это то, без чего никак. Душа внутри тела всегда остается чувствительной, даже когда оно неизбежно меняется.

Мама — душа нашей семьи, приводящая в движение все потаенные механизмы эмоций, заботы, поддержки. А еще это в чем-то история о русской душе. Несгибаемой, но чуткой, той, о которой писали мамины любимые русские классики.