Хочется, чтобы мир был прост. Но нет.
В день начала так называемой военной операции на Украине мы с друзьями писали друг другу в чате: «немыслимо», «я давно говорил, что он параноик», «как же стыдно перед всем миром». И внезапно один из нас сказал: «А о чем тревога-то ваша? Ну где-то стреляют, не у нас же. Неделю пошумят и затихнут». А потом: «Да украинцы сами нарывались». А потом: «Они убивали наших жен и детей, вот им и прилетело».
И это ощущение, когда рожей влип в стеклянную офисную дверь.
Очень неожиданно.
Больно.
Непонятно, какими словами объяснить свою правду близкому человеку.
И обидно — потому что в такие моменты, как сейчас, не хочется воевать еще и в близком кругу. Да ни в какие моменты не хочется, но сейчас особенно. Нет сил. Хочется, чтобы поняли без слов. Хочется быть вместе.
Меня спрашивают: как объяснить близким людям свою картину мира? Теперь уже не мира. Возможно ли это в принципе? Далеко не всегда, но попробуем.
«Стрессовый ответ»
То, что мы переживаем сами и наблюдаем сейчас у других людей, называется «стрессовый ответ». Его острая фаза будет длиться еще две-три недели (запомним этот срок). У всех нас в ситуации, когда происходит что-то ужасное, будет выделяться в кровь немного разный коктейль гормонов и нейромедиаторов. Соответственно, и реакцию мы будем выдавать разную.
Есть те, у кого много адреналина и дофамина. И от природы высокий уровень серотонина. Они бывают перевозбуждены, им нужно что-то судорожно делать, бежать, кричать, писать. Иногда в такие минуты они даже испытывают душевный подъем и азарт.
Есть те, кто в любой экстремальной ситуации впадает в гнев и ярость. На них адреналин действует так. Им нужен враг, иначе психика лопнет от невыносимого напряжения. Бандеровцы, масоны, американцы, чеченцы, русские. Кто угодно.
Кто-то впадает в тревогу и панику и вообще не способен ни думать, ни работать. Ни отлипнуть от новостей. Те из нас, кто реагирует так, быстро истощаются, много плачут, и вообще их реакция больше всего похожа на то, как мы представляем себе типовое «отчаяние».
А кто-то внешне демонстрирует безразличие — и действительно не ощущает ни злости, ни тревоги. Эта психологическая защита называется «изоляция аффекта». Они могут спокойно работать, читать — за счет того, что психика их в этот момент совершает ненулевое усилие, чтобы не допустить до себя страшные новости. Все в порядке, говорят они. Сейчас пошумят и успокоятся. Никакой опасности нет. Журналисты все выдумывают, цены не поднимутся, границы не закроются. Мы большие и сильные, мы в безопасности.
Это не «нездоровая» реакция, а всего лишь одна из спектра возможных.
Она бережет психику от паники, как новокаиновая блокада.
Она даже хороша на войне, потому что позволяет собраться и действовать, вместо того чтобы рыдать.
Но в этой точке мы все начинаем раздражать друг друга.
Своими невыносимо разными реакциями.
Те, кому хочется бежать, кричать и выть, считают тех, кто этого не делает, равнодушными идиотами.
Те, кому нужно обняться с близкими и разделить общее отчаяние, ужасно обижаются на тех, кто отстраняется со словами «какой смысл рыдать, надо действовать».
Кто прячется в повседневные рутины — считают остальных психами и говорят: «Не разводите панику на пустом месте».
Сейчас мы все злимся. Мы напуганы и устали. И это тоже часть нашего стрессового ответа, это то, как устроена наша нервная система.
Мы не можем перекроить ни свой, ни чужой стрессовый ответ по собственному желанию. Все, что остается, — подождать две-три недели, пока схлынет адреналин. И где-то диалог наладится сам собой.
Трагическое несовпадение
Намного сложнее там, где у близких людей трагически не совпадают картинки.
Когда один человек со священной уверенностью выдает конструкцию «они восемь лет убивали нас в Донбассе», а другой в ответ выкрикивает: «Видел, как русские военные разбомбили остров Змеиный?»
Один хватается за утешительную мысль: «Путин начал это вторжение, Путин, а не мы и не Россия». А другой с яростью возражает: «Не смей нас разделять, Путин и Россия — это одно и то же».
Что делать в этом случае?
Первое. Самое первое. Не вступайте в сложные споры с близкими, когда вы на грани слез, страшно устали, не выспались или у вас что-нибудь болит. Спрячьтесь. Выспитесь. Скажите «не могу сегодня спорить, давай просто помолчим». Для такого спора нужны силы, если их нет — не включайтесь.
Второе. Не пытайтесь атаковать в лоб чужую картинку реальности. Это бесполезно, как спорить с сектантами. В острой фазе того самого стрессового ответа, и особенно в тревожные времена, люди очень дорожат своей картинкой. И держатся за нее как за мачту во время бури. Потому что, если отпустить, мы начинаем погружаться в хаос. Кому верить? Что происходит? Кто мы вообще? Хаос — очень пугающее состояние, его психика будет пытаться избежать любой ценой.
Третье. Давайте помнить, что все русские люди оказались, мягко говоря, в этически непростой ситуации.
С одной стороны, мы с детства точно знаем, что война — это плохо, это ужас смерти, кровь, разрушенные жизни, а тот, кто начинает войну, — агрессор и заслуживает проклятий. Современная этика укрепляет нас в мысли, что насилие — наихудшая вещь в мире. Даже психологическое насилие, даже словесные угрозы, не говоря уже о прямом нападении.
С другой стороны, президент нашей страны вторгается с оружием на территорию другой страны. Без явных поводов. Не снисходя до объяснений. И значит, агрессор — он? Россия? Мы? И значит, это мы сейчас заслуживаем проклятий? Научным языком это называется «когнитивный диссонанс».
Никто из нас не хочет чувствовать себя плохим. Это очень неприятно и физически разрушительно для нашего организма. Так что психике приходится идти одним из двух путей — либо «это он плохой, а я против войны и я хороший», либо «мы с ним никакие не агрессоры, это справедливое возмездие негодяям за что-нибудь».
И то и другое — просто наши способы не сойти с ума от беспомощности и ужаса. Так рассуждает ребенок, глядя, как папка-алкоголик бьет соседку. Но тому, кто хватается за первый способ, очень сложно договориться с тем, кто хватается за второй.
Так что лучше начинать с идеи «и ты, и я, мы оба хорошие».
Четвертое. Мы все сейчас попадаем в ловушку пропаганды, которая нашептывает: «Нас ненавидит весь мир, весь мир против России». Это провоцирует на то, чтобы схватиться за того, кто рядом. Пусть агрессор, пусть насильник, но ведь вокруг — враждебный мир, где нас хотят убить и сожрать.
Это прием пропаганды, он классический, и он работает. Но давайте напоминать себе и друг другу: никакого враждебного мира не существует нигде, кроме как в сознании пропагандистов. Есть люди разных стран, разные, обычные люди, которые изумленно смотрят на действия российских властей и ничего не понимают. Так же как и мы.
Пятое. Вступая в спор с близкими, очень важно мысленно сформулировать цель. Свою. Это отдельная тяжелая работа. Мы хотим переубедить близкого, например папу или брата, чтобы почувствовать, что мы не в одиночестве? Мы хотим успокоить его? Поделиться своей яростью? Многое ли зависит в нашей повседневной жизни от того, какую позицию он займет? Каковы будут последствия, если мы поставим конфликт на паузу, например на две-три недели?
Полезно не только решить, какие у нас цели в этом споре, но и попытаться угадать цель оппонента. Он хочет переубедить нас, чтобы успокоиться сам? Чтобы почувствовать, что «мы семья и мы заодно»? Он боится за нас? Ему кажется, что нам «промыла мозги вражеская пропаганда», и страшно, что мы от этого погибнем, окажемся в тюрьме или в больнице?
Потому что, как правило, чем яростнее спор, тем ценнее для нас человек.
Шестое. Разобравшись в своих целях и целях предполагаемого противника, можно осторожно начинать диалог, и лучше со слов «я тебя люблю».
Я люблю тебя, ты моя семья.
Ты мой друг, ты очень мне дорог.
Я хочу понять твою правду, но не готов отказываться от своей ради твоей. Не так сразу.
Но давай я просто послушаю.
Понятно, что наша правда всегда правдивее. Но залог успеха — сначала познакомиться с чужой, а потом уже вывалить свою.
Седьмое. Попытайтесь договориться о форме. Это превращает кухонную ссору (или, что сейчас чаще, ссору по телефону или в чате) в высокую дипломатию. Никто никому не говорит «какая же ты дура», «стыдно такое говорить, рот вымой с мылом». Запрещено обзываться и рыдать.
Можно, но нежелательно говорить «да уж я побольше тебя понимаю».
Потому что никто сейчас не понимает всего.
И даже половины.
Все мы видим крохотную часть. Да и ту — с огромными искажениями. Иногда невыносимо думать, что другой человек видит какую-то совершенно иную часть или более узкую картинку, чем мы. Но раздвинуть ногой чужое поле зрения мы не можем.
Можем поискать тех, чей угол обзора пошире, дружить с ними.
Но и эту задачу придется отложить до мирного времени.
Восьмое. Не ведитесь и сами не используйте такие конструкции, как «вы сами виноваты, вы эту власть выбрали», «как же вам не стыдно молчать», «вы должны встать и сказать, а иначе вы трусы и подлецы». В данном случае мы — свидетели насилия (вспомним папу-алкоголика, который избивает соседку). У большинства из нас нет сил и ресурсов, чтобы протестовать, а без ресурсов, и особенно в военное время, это бессмысленно и опасно для жизни.
Вспомните о расстрелах без суда и следствия в двадцатых и тридцатых годах прошлого века.
И помните, что такие вещи, как вина, стыд и ответственность, — личное дело каждого.
Девятое. Смирение. Не всех и не всегда можно переубедить. Иногда люди, особенно пожилые, напуганные или раздраженные, просто не способны слышать и воспринимать новую информацию. Никакую. Как бы мы ни старались. Они физически не способны.
Почти никого не удается убедить с первого раза.
Поэтому, если вы почувствовали, что разговор теряет смысл, — выходите из него.
Выходите со словами «давай договорим попозже, когда будем лучше себя чувствовать», «хватит споров на сегодня».
Отступайте, не слушая, что там выкрикивают вам вслед.
Умойтесь или встаньте под горячий душ. Или выйдите на свежий воздух. Можно даже поплакать от злости и бессилия, но потом непременно закутаться в плед, обнять себя и попытаться дышать, медленно-медленно. Съесть что-то вкусное или сделать что-то приятное.
И помните, что точка несогласия — это не конец отношений.
Ни один из споров не последний, пока связи не разорваны.
Пока мы живы.