— Расскажи, что это такое — «Москва глазами инженера». Вы ведь не только проводите экскурсии — вы устраиваете спектакли, снимаете фильмы, проводите образовательные мероприятия.
— Думаю, надо рассказать, с чего все начиналось. В Казани я окончил строительный университет, потом отслужил в армии и летом 2011 года переехал в Москву поступать в магистратуру Высшей школы экономики, но совершенно по другой специальности — «права человека и демократическое управление».
— Откуда такая резкая смена профиля?
— На самом деле, меня еще на последнем курсе заинтересовала тема защиты прав, гражданского просвещения и так далее — и я мог поступать в «Вышку» уже в 2010 году по олимпиаде, но оказалось, что из-за того, что у меня не бакалавриат, а специалитет, у меня нет отсрочки от армии.
Я служил во внутренних войсках, это по нынешним временам Росгвардия. Служил прямо в родном городе — мы патрулировали улицы Казани. Плюс был в том, что можно было видеться с родными, они передавали мне книги, и поэтому в армии я очень много читал.
Еще в Казани во время учебы я ходил на курсы экскурсоводов при Казанском федеральном университете. Но начал проводить экскурсии именно во время службы в армии.
— Прямо в форме проводил экскурсии?
— Да, как ни странно! Я сказал начальству, что готов водить экскурсии по городу, и, когда к нам приезжали какие-нибудь генералы, я им показывал Казань.
— То есть «Москва глазами инженера» начиналась с экскурсий для генералов внутренних войск?
— И для солдат тоже. Я служил в роте материально-технического обеспечения, моя должность называлась «водитель клубной машины», но формально я выполнял роль писаря при штабе и организовывал для солдат досуг: делал все эти бесконечные газеты и альбомы, снимал документальные фильмы, верстал всю полиграфию, плакаты, газеты. В том числе проводил для солдат экскурсии. Им это нравилось. В Москву я приехал уже с четким желанием быть экскурсоводом.
— Как тебе вообще пришла в голову идея проводить экскурсии?
— Еще в школе я увлекался краеведением. Жил на окраине, но в какой-то момент ощутил, что мне очень важно знать историю того места, где я нахожусь.
Я был любознательным ребенком и, изучая историю, открывал для себя, как новые знания дают удивительное новое измерение в восприятии города — насколько ты богаче, полнее чувствуешь среду вокруг, просто гуляя по улицам. Они для тебя буквально четвертое измерение открывают: ты видишь здание, и это не просто дом, ты как будто можешь мысленно отмотать его историю, представить, что там 100 лет назад происходило.
— А обучение на инженера-строителя помогло?
— Да нет, это было просто хобби. В студенчестве как бывает: интересуешься всем на свете — музыкой, культурой, поэзией, кинематографом и в том числе историей. Времени много, можешь себе позволить.
Я понимал, что моя профессия — это не то, чего мне хочется. Скорее, следовал убеждению родителей.
— Может, тебя все-таки профессия обогатила какими-то дополнительными знаниями?
— Оказалось, да! Уже потом, в 2013 году, я ходил и думал, какую мне выбрать нишу в рамках своей популяризаторской деятельности в Москве, и подумал, что моя большая компетенция в области строительной инженерии как раз поможет.
После службы в армии я поехал путешествовать по Европе. И узнал, что есть такой формат free tour — когда экскурсия бесплатна, но ты можешь оставить вознаграждение. Я сходил на фри-туры в Кракове, Праге, Берлине, и мне очень понравился формат. Я увидел, что экскурсоводы подают материал живо, ярко, рассказывают совсем другие вещи, не так, как мне говорили, когда я учился на экскурсовода. В Казани все-таки двенадцать лет назад экскурсоводы были еще старой школы, консервативные. Не хочу ругать — было много интересных лекций, но методику как таковую не давали.
Когда я переезжал в Москву, мне захотелось сделать что-то подобное европейским фри-турам. Я узнал, что в Москве такие экскурсии водит парень по имени Никита Богданов, мы с ним познакомились, стали партнерами и до недавнего времени делали вместе Moscow Free Tour. Это были экскурсии для иностранцев, но сейчас они на паузе.
Мы начали делать Moscow Free Tour в сентябре 2011 года. Это работало как любой стартап: я был разработчиком продуктов и экскурсоводом, Никита занимался сайтописанием и маркетингом, но уже через полгода после старта у нас пошел поток туристов, я занялся набором команды, ушел из экскурсоведения и стал этим всем управлять.
А дальше началась «ломка»: я все еще хотел работать «в поле». Но понял, что с туристами работать мне больше неинтересно. Мне хотелось развиваться как историку, а туристам это не важно, им нужен классный, но поверхностный материал.
Я стал делать проекты, в которых работал с москвичами. Первый назывался «Гуляй, город», я запустил его в 2012-м и уже через год закрыл. Было жаль, потому что название, на мой взгляд, крайне удачное, а слово «гуляй-город», кстати, обозначает передвижную крепость. Это были классические краеведческие экскурсии по всем районам центра.
Еще через год я понял, что хочу дальше развиваться как исследователь, хотелось нащупать какую-то нишу. Тогда и возник инсайт: а почему бы мне не достать с антресоли свой диплом, не сдуть с него пыль и не вспомнить, что я вообще-то учился на инженера-строителя и понимаю некую материальную сторону города? Я не только могу отмотать историю назад, но буквально рентгеновским зрением могу понять, что в нем за материалы, конструкции, как они работают и так далее.
В марте 2014 года я основал сайт и социальные сети под брендом «Москва глазами инженера». Я его сразу позиционировал не как экскурсионное бюро, а как просветительский проект — причем сначала появились именно лекции, потом детские мастер-классы и уже потом собственно экскурсии.
Полюбовавшись мостом, мы отправились дальше на знаменитом «Мотане». Этот поезд из локомотива и одного лишь вагона, который неспешно ходит по Кругобайкалке четырьмя парами в неделю, сам по себе достопримечательность. Удивительное ощущение настигает, когда он показывается из-за мыса и подходит к станции. Среди здешнего пейзажа не только инженерные сооружения дороги, но и сама машина — со своими мощными, грубыми формами и напором — кажется неотделимой от природы Байкала, эдаким зверем, эндемиком. / Сибирь
С самого начала мы решили, что используем все возможные формы просветительской работы, чтобы научить людей понимать, как устроен город вокруг них, его материальная среда, и через это научить их ценить свой город.
Логика проекта полностью строилась на моей личной истории: ты идешь по городу, и после того, как ты просветился, для тебя город — это не просто буфер между домом и работой, в нем все наделено смыслом — трассировка улиц, названия площадей, фасады зданий. Город с тобой разговаривает, он для тебя и картинная галерея, и библиотека, и книга.
И самое главное — вооружившись этим ощущением, ты повышаешь качество жизни. Ты кайфуешь, проще говоря! А если ты кайфуешь, ты же захочешь продлить свой кайф, поделиться им со своими детьми. Ты будешь выступать за сохранение города и не позволишь злонамеренным людям уничтожать кайф — цельную среду.
— Необычная мотивация для сохранения исторической среды!
— Для меня вот эта конкретная мотивация кайфа очень важная. Понятно, что гражданская миссия, ценности — все это круто, но это сложно объяснять. А вот сохранение среды, потому что она делает твою жизнь лучше, — это совсем другое дело.
— А тебе не кажется, что инженерное измерение — сложный «ключ» к этому кайфу? Если уж люди наслаждаются историей здания, они обычно вспоминают о том, кто там жил и работал, а не о материалах. Попробуй пойми прелесть железобетона!
— Да, это посложнее. Но я изначально не хотел делать «Москву глазами инженера» как чистый бизнес. Я хотел получить удовольствие и им поделиться — я заново открыл для себя инженерию и хочу об этом рассказать. Нам ведь даже в университете говорили только об очень прагматичных вещах — как многоэтажку там построить или железобетонную балку отлить. Если бы мне в вузе рассказали, какой крутой был Шухов и как работает то, что он построил!
— Ты ожидал, что на инженерную эстетику будет спрос?
— Нет, это было подвижничество. Делал все за всех, был и директором, и пиарщиком, и маркетологом, и так далее. Да и людей первое время на платных экскурсиях было мало, три — пять человек.
Экскурсоводами я привлекал своих друзей, и первые экскурсии были бесплатные — в мае 2014 года, — они были посвящены шуховскому наследию на Шаболовке и Сущевке.
Волшебным пинком стала история вокруг как раз Шуховской башни. В феврале 2014-го ее арендатор РТРС предложил демонтировать башню и собрать в другом месте. И хотя тогда гремел Майдан, Сочи и Крым уже начинался, огромное количество людей заметили эту историю, вступились за башню. И я постоянно публиковал что-то в соцсетях про Шухова, про его работы, чтобы тоже вписаться в это движение и привлечь внимание людей к башне.
К осени слушателей стало прямо значительно больше. Я сам удивился, если честно, вся эта тема даже мне казалась достаточно маргинальной. Как устроен водопровод, как работают мосты, как передвигали дома, как строили железные дороги — вот это все.
Потолок в фойе перед буфетом Театра Российской армии. В кессоны встроены светильники с витражными плафонами. / Москва
— И почему приходили люди?
— Они мне говорили: мы регулярно ходим на экскурсии и уже много раз прослушали про купцов, дворян, писателей, поэтов, и хочется новую перспективу увидеть на город. И перспектива материальной среды свежая.
— А ты ориентировался на какие-то зарубежные аналоги?
— Знаешь, я, когда путешествую, всегда изучаю рынок, смотрю, где какие проекты есть, стараюсь познакомиться. Но ни в одном городе ничего подобного — экскурсий для горожан, сфокусированных на архитектуре и инженерном искусстве, — я не нашел!
— Куда дальше стал развиваться твой проект?
— Быстро стало понятно, что ни я, ни мои друзья все не успеют, и мы открыли Школу гида, чтобы обучать ребят.
Проводили разные брейнштормы, чтобы выйти за пределы лекций, мастер-классов и экскурсий. Потом я сходил на иммерсивный спектакль Remote Moscow, мне это очень понравилось, и мы выпустили несколько своих иммерсивных спектаклей: про метро, про Киевский вокзал.
Стали делать сувенирку, выпускали некоторые очень интересные вещи, например карты-раскладушки по модерну, авангарду и Шухову. У нас в каком-то смысле и своя издательская программа есть — я написал книгу, опять-таки про Шухова, и еще недавно книгу с названием «Москва глазами инженера».
Вообще я хватаюсь за любую ценную идею. Сейчас нас где-то человек пятнадцать административной команды в Москве и Петербурге. А экскурсоводов — сложно даже сказать сколько, они ведь не в штате работают. В Москве я на корпоратив в последний раз звал тридцать шесть человек.
Одно время я думал продавать франшизу: разговаривал с людьми из Екатеринбурга, Калининграда, Волгограда, Тбилиси. Но это не выгорало, потому что бизнес очень сложный, стабильно прибыльный он только в Москве, в Петербурге — еле-еле. И это все нужно организовать! В Москве мы привлекаем порядка двух тысяч экскурсантов в месяц, а в Петербурге — только шестьсот.
— Ты сам проводишь экскурсии?
— Слава богу, сейчас мало — в этом году наконец осмелился передать управление одной из своих коллег. У меня были классические проблемы: я очень долго не мог делегировать свои обязанности. Сложно отдавать в чьи-то руки дело, если бизнес вырос из твоего личного «ребеночка» буквально.
Теперь я оставил за собой художественное руководство — какой продукт мы должны разрабатывать и в какую сторону двигаться.
Вот недавно запустили новое направление — теперь делаем туры по России, уже сделали в Калугу, Пущино, Минеральные Воды, Нижний Новгород. Я их сам веду.
И еще много читаю лекции. Особенно тематические, например об архитектуре и космосе накануне Дня космонавтики. Или, например, такой формат — «Вино глазами инженера»: лекции об архитектуре, совмещенные с дегустацией вина, которые проводит профессиональный сомелье. Говорим о французском архитекторе и дегустируем французское вино. И ищем точки пересечения, например, между американской архитектурой и американским стилем виноделия.
— А ты видишь какие-то тенденции в интересе к определенным стилям архитектуры?
— Нам всегда приходится балансировать между тем, что точно «зайдет», и тем, что нам самим интересно. Понятно, архитектура авангарда всегда хорошо продвигается. Но, например, с 2017 года мы стали больше говорить об архитектуре модернизма. И благодаря усилиям множества институций — «Гаража», издательства «Татлин» и нашим тоже — мы видим, что интерес к этой теме растет, люди ходят.
А в последние два года мы еще популяризируем и современную архитектуру. Я абсолютно убежден, что любая эпоха рождала и выдающихся архитекторов, и хороших ремесленников — это вопрос оптики.
— Как ты относишься к слегка глумливой моде на архитектуру девяностых и нулевых?
— Я очень люблю ребят из «Клизмы романтизма», именно с них начался тренд на особый, такой иронический метамодернистский взгляд на китчевую архитектуру конца двадцатого века. Раньше критики пытались найти образцы высокой архитектуры в этом периоде, а остальное так или иначе клеймили.
С точки зрения бренд-менеджмента я ими, конечно, восхищаюсь. При этом концептуально я с ними расхожусь: считаю, что феномены разного происхождения не стоит объединять в то, что они называют «капиталистическим романтизмом». Но они молодцы. Надо заинтересовать человека, научить замечать эти здания, а дальше уже можно будет разобраться, где эклектика, где постмодернизм, а где и правда романтизм.
Для меня ценно любое проявление жизни и идеи, выраженной в материальных памятниках, — и в этом мы с ребятами сходимся. Важен и градоначальник со своей взбалмошной фантазией, и какой-нибудь Иван Петрович со странной идеей построить дом из бутылок, и бизнесмен, который придумал проект и теперь хочет его реализовать. Я очень люблю то, что называют «вернакулярная воля» — художественная воля непрофессиональных художников. Появился «Атриум» или «Охотный ряд»? Все, это случившийся феномен, давайте его изучать и беречь.
— А как ты относишься к мнению, что сейчас очень много плохой архитектуры: огромные «человейники», некачественные проекты?
— Это сложный разговор. Мы должны для начала определить, каковы критерии качества в архитектуре. Можно сказать, что есть хорошая архитектура, которая создается как произведение искусства, с определенным месседжем, идеей. Но такой архитектуры дай бог одна десятая процента в любую эпоху.
Другой подход — архитектура, которая удовлетворяет нормам. По инсоляции, аэрации, нужному количеству квадратных метров, СанПиН и так далее. И это нормально, 99 процентов того, что строится, — это не архитектура, а просто строительство.
Дело в том, что люди смотрят дилетантски на архитектуру. Это не плохо и не хорошо, я вот дилетант в области кинематографа, но я смотрю кино и могу получить от него удовольствие.
Непрофессионалы смотрят и говорят: «Это плохой жилой комплекс». Но извините, чисто технически они бы никогда ничего не построили, если бы не прошли девять кругов согласующих инстанций, — значит, у них точно соблюдены все нормативы. Это хорошая архитектура — даже если она тебе не нравится с точки зрения художественного посыла.
Многие так называемые человейники вполне правильные с точки зрения нормативов, да и с инженерной точки зрения нормальные. Поэтому я всегда остерегаюсь критиковать и призываю других этого не делать. Мне тоже может лично не нравиться, но в тех реалиях, в которых мы живем, это зачастую единственно возможная форма доступного жилья. Ты можешь жить в частном доме, но тогда в 100 километрах от города.
— Как ты считаешь, сейчас города России действительно понемногу преображаются к лучшему? Благоустройство — модная тема.
— Понимаешь, есть нечто болезненное в том, что благоустройство у нас считается особой доблестью. Это проблема нашего бедного, несчастного, замученного народа — нам приходится любое проявление адекватности воспринимать как манну небесную. Вообще-то благоустройство должно быть по определению, это просто норматив. Если у тебя есть улица, она может быть благоустроенной — и никакой иной. Я думаю, мы просто идем к нормализации, которая есть в состоятельных странах.
Любопытная деталь сталинского ар-деко. / Красноярск
Вопрос — что дальше. И тут все происходит в соответствии с поговоркой «есть топор, а есть руки мастера». Что касается Москвы, безо всякой иронии могу сказать, что за последние десять лет в плане развития инфраструктуры Москва стала ведущей мировой столицей.
И слава богу, что это постепенно приходит не только в Москву, но и в меньшие города — в моем окружении появляется все больше людей, которые отвечают за это в своих регионах. И даже маленькие города получают хотя бы отдельные проекты: набережные, центральные улицы, скверы. Радует, что тренд есть.
— Всем известен пример Дома Наркомфина, который получил вторую жизнь во многом благодаря действиям активистов, выступающих за сохранение культурного наследия. Они смогли заинтересовать девелоперов, дом восстановили, продали квартиры, и получился даже прибыльный проект — благодаря культурному движению. Есть и еще какие-то примеры, когда ценность определенного объекта осознали благодаря объединению гражданского движения и интереса девелопера.
— Это очень важная история, да! Я считаю одной из важнейших черт своего характера умение договариваться, плюрализм точек зрения. И мне в этом помогает то, что, с одной стороны, я из бизнеса, с другой — из краеведения. Не надо просто возлагать надежды, что в России появится действующее гражданское общество и все само собой решится. Я люблю разговаривать с девелоперами, убеждать их, я считаю, это очень плодотворное поле для работы.
Мне очень нравится команда «Хлебозавода» — если подумать, это еще более удивительный кейс. Ведь формально хлебозавод № 9 даже не памятник, его спокойно можно было снести и воткнуть здоровые башни, так на участке напротив и поступили. А ребята не снесли вообще ничего, круто ревитализировали каждый объект — и такой подход мне очень нравится. Не только потому, что это какой-то социально ответственный подход, а это еще и просто дешевле, эффективнее. Заверни в красивый фантик ту недвижимость, что у тебя уже есть, и ты ее продашь даже по ставкам выше, чем твои соседи, которые все снесли и построили тридцатиэтажные башни.
Ячейки F в доме-коммуне — ужасно интересное зрелище! Любопытно посмотреть, как обычные люди обживают идею Гинзбурга. По правде говоря, тяжело им приходится! Все ячейки перестроены, большая гостиная делится на комнаты поменьше, спальный альков отгорожен шкафами. / Саратов
Похожий проект был в «Красной стреле», и теперь новый проект — «Суперметалл» — это ревитализация металлургического института: будет офисный центр нового уровня, полуофис, полуковоркинг.
Еще один мой любимый — кейс Пущина. Ребята из Пущина добились мощного переосмысления местной среды. Тогда еще была экспедиция Esthetic Joys в Пущино, и ребят из команды «Точка 190» это вдохновило, они поняли, что, оказывается, их архитектура и городская среда кому-то интересны. И теперь там куча всего происходит, включая локальное благоустройство. У местных активистов в диалоге с властями есть относительно серьезные позиции, потому что в Пущино стали приезжать туристы со всей России. Это классический кейс перезапуска целой территории, который начинался с помощью активизма.
— Хорошо, по твоим словам, одного активизма все-таки мало, нужно инициировать большой общественный диалог. Давай представим ситуацию: я живу в не самом благополучном городе, чувствую, что с городской средой у нас все не слава богу, и я хочу помочь ей развиваться. Что мне сделать, с чего начать?
— Надо осознать, что город — это не пространство, это в первую очередь сообщество людей. И люди эти очень разные, с разными интересами. Что это означает? Это означает, что недостаточно просто сформировать градозащитное сообщество. Прекрасно, если его удастся организовать, но, если весь его дальнейший путь будет путем войны, ничего хорошего в конечном счете из этого не получится. Борьба как таковая может быть уместна тактически, но стратегически смысла в ней нет.
Стратегия — это всегда коллаборация, компромисс, объединение и диалог. И об этом нужно знать человеку, который хочет что-то сделать для своего города. Самый грамотный нетворкинг и комьюнити-менеджмент — это создание смешанных сообществ. Надо общаться со всеми: с властями, жителями, девелоперами, бизнесменами, со сторонниками, с противниками. Мне кажется, очень большая проблема в демонизации: ты почему-то думаешь, что на другой стороне баррикад кровожадные демоны, у которых вообще ничего человеческого нет. Но ведь почти всегда, если идея здравая, выгодная, ее можно отстоять. И она будет интересна и властям, и инвесторам.
Диалог вместо войны — это самый плодотворный путь. Все лучшие истории, которые я знаю, строились на этом.
И еще я как руководитель просветительского проекта хочу дать совет всем, кто хочет заняться улучшением города. Занимайтесь просвещением — в конечном итоге это и есть политика. Рассказывая о городе, вы сможете привлечь сторонников. Говорите о том, что происходит, что вы хотите изменить и почему.
Мне кажется, Россия сейчас переживает кризис идентичности, кризис преемственности. Еще одна миссия, которую мы для себя формулируем, — мы хотим, чтобы у людей выросли эти связи, исторические корни. У меня есть ощущение, что это интегральная часть человеческой личности. Люди всегда жили в ситуации, когда они были связаны узами с историей, с местом. И разрыв этих связей повышает уровень тревожности.
Тишинка — нежная Венеция в Москве! / Москва
Чувство сопричастности очень важно. То, какие эмоции ты получаешь от текущей среды, сильно зависит от твоей точки зрения. Можно смотреть на хрущевку и думать: «Какой **** (ужас)». А можно смотреть и думать о прекрасно сохранившейся аутентичной среде шестидесятых годов.
Наконец, ты можешь быть актором. Если ты живешь в такой среде, что тебе она совсем не нравится, — ты можешь это изменить. Но чтобы иметь желание изменить свои **** (глухие места), их перед этим нужно осознать, прочувствовать как свои. Таким образом, экскурсии и просвещение должны способствовать всему этому: восполнению пробелов в исторической памяти, мотивации людей к изменению среды вокруг себя.
— Какую одну главную идею своего проекта ты бы выделил?
— Для меня очень важно, что просвещение сегодня — это не про конкретные знания, а про прививание мягких навыков. И навыки работы с информацией ключевые. Мы живем во время такой доступности информации, что сама информация большой ценности не имеет. Ценность имеет понимание информации — какая верна, какая нет, как ее структурировать, правильно доносить.
На своих экскурсиях мне важнее всего дать не знания, а навыки самостоятельного критического мышления, научить отключаться от информационного мусора и думать своей головой. Я хочу надеяться, что в «Москве глазами инженера» мы учим людей независимо мыслить. Совершенно все равно, запомнит ли человек, как работает арка и чем она отличается от фермы. Это можно за пять минут вспомнить, почитав «Википедию». А вот если человек поймет, что то, что он читал в сомнительной газете, не факт, что правда, и стоит на всякий случай проверить первоисточники, — это будет прекрасный результат.