Когда-то, в прошлой жизни, после ночного монтажа, я сидела в кафе телецентра с такими же, как я, утомленными журналистикой людьми. Мы жаловались на жизнь и мечтали о маленьком отеле в европейской деревеньке. Спускаешься в белой рубашке и льняных штанах в холл своей уютнейшей гостинички — твои сотрудники улыбаются, а постояльцы благодарят за гостеприимство…
Изнутри этой сбывшейся моей мечты должна вам сказать, что белое через 10 минут заляпано и льняные брюки гладить вообще некогда. Только стертые кроссовки! Только хард-кор!
Отель в сотне километров от Валенсии был у нас в аренде и по строгому контракту. Так как здание принадлежит мэрии, то есть государству, на официальном сайте был объявлен конкурс на аренду, мы заполнили кучу бумаг, подали их в запечатанных конвертах и выиграли. Наши идеи по развитию, предложение о том, что мы втроем пропишемся в деревне и дадим пять рабочих мест, набрали больше всего баллов. Пять рабочих мест для деревни в 200 человек в процентном соотношении сделали нас крупными инвесторами, мы смогли получить «золотую резиденцию» — она дает некоторые преимущества, но главное в том, что ее надо ждать не полгода, а всего две недели. Правда, в нашем случае получение этой резиденции превратилось в приключение, о котором я уже писала тут.
Интеграция
Деревенский отель — лучшее место, чтобы выучить язык, привычки, традиции, характер страны, в которой вы оказались. Все это интенсивно льется на голову контрастными ушатами без возможности хлебнуть воздуха.
За несколько недель мы записали нашу дочь Марусю в школу, подали документы в полицию на карточки резидентов, заполнили с бухгалтером кучу бумаг, назначение которых было туманно, но так надо, приняли гостей, помыли посуду, убрали комнаты, разобрались в сотне разновидностей кофе, пива, вина — и все это на испанском. Поняли, что наш повар и команда все время нашего отсутствия мало работали, много тратили, даже переехали в отель и заняли пару комнат. Ели фуа-гра и миндаль, пробовали разные сыры и вина с шампанским — это называлось «выстраивать будущее меню». Короче, жили как никогда — ни до, ни после.
Шеф-повар предусмотрительно выучил единственную фразу на русском: «А че такого-то». И применял ее в качестве универсального ответа на все мои плохо сформулированные на испанском вопросы.
Только наша экваторианская помощница работала как часы, ревизировала с нами простыни, подушки, одеяла, обшарпанные стены, текущие краны, трубы и иногда сдавала остальных с потрохами.
Через три месяца работники наши затребовали отпуск. Бухгалтер, очень конкретная испанка, сказала отпустить их от греха. И мы остались одни.
Русский ужин
Март, снегопады, редкие гости. И дернуло нас придумать русский ужин: гречка, пельмени, борщ с водкой. Пришло полдеревни, то есть человек сто. Водка подходила к концу, и тут на русский ужин завалились полицейские. К ним подсели лесники. Сначала все сосредоточенно ели селедку под шубой, потом слово за слово лесник поспорил с полицейским.
— Я сейчас тебя ударю!!! — кричал он, но почему-то не бил.
— Не держите меня, я ему сейчас!!! — требовал полицейский, хотя никто его не держал.
Мы с Лешей стояли за барной стойкой, думали звонить в полицию — но она и так уже тут… Можно было вызвать охрану леса, так и она вот… Конфликт тем временем перетек в туалет. Там лесник полицейского схватил за грудки, занес руку и… не ударил… Полицейский с визгом убежал к врачу показывать, как его схватили за руку, лесник от нервов чуть не упал в обморок. Мы отпаивали его чаем с сахаром. Потом прибежала жена пострадавшего. Плакала и обнималась с нападавшим. Как оказалось, это был вопиющий случай, который еще несколько лет все обсуждали.
Поцелуй от полиции
С этими полицейскими, кстати, мы познакомились, как только приехали в отель. Документы еще были не совсем в порядке, первая закупка алкоголя и продуктов, коробки, хаос. Во двор въезжает полицейская машина, выходят три бугая, серьезные, с пистолетами на поясе, подходят, отдают честь. Смотрю на мужа Лешу, думаю: я тоже, наверное, бледная, как он. Ну сейчас будут проблемы, потому что полиция — это всегда равно «искать и находить проблемы». Они долго осматриваются, молчат… «Ребят, мы видим, вы новые здесь, сложно вот так переезжать, вот вам наш телефон — звоните, если какая помощь нужна, мы тут, рядом». И уезжают, поцеловав — понимаете? — поцеловав меня и пожав руку Леше.
Я живу здесь семь лет, но до сих пор вздрагиваю, когда вижу дорожную полицию, хотя меня ни разу не останавливали. Иногда я забываюсь и прошу у полицейских помощи, и они всегда прям с удовольствием. То пульт от машины чинили, то адрес мне искали. Но я все равно вздрагиваю, когда их вижу. Привычка.
Чужие вирусы
В нашей деревне прописано 220 человек и есть медицинский центр. 24 часа там дежурит врач. У каждой семьи есть прикрепленный терапевт, у нас семейным врачом был Саша — он 20 лет назад уехал из Украины, где был ведущим педиатром в больнице. В Испании еще долго учился, встраивался в их систему, говорит, это того стоит, потому что работать в государственной медицине престижнее, чем в частной.
Саша был нашим спасением, потому что переезд в другую страну — это шок, на который тело сразу реагирует и начинает сыпаться. Однажды мой муж Леша рассказал на испанском дежурному врачу что-то такое про себя, что тот прям осел в кресле и думал вертолет вызывать. Все дело в трудностях перевода. А Саша понимал нас без словаря. И еще понимал, что вирусы, которые нам приносила Маруся из школы, они не те, которыми мы болели в детстве. Ребенок выздоравливал быстро, а мы месяцами умирали от палитры желудочно-дыхательных и кишечно-бронхиальных заболеваний. Через три-четыре года это проходит, кстати.
В каждой испанской деревне есть водопровод и канализация, магазин и врач. Почти в каждой — полиция, школа и медицинский центр. У нас школа была — маленькая и уютная. Все 11 учеников и пять учителей Марусю любили и помогали ей. Она так расслабилась, что пару раз сильно треснула кого-то за игрушку, и ей за это ничего не было. Девочка адаптируется, давайте все ее поймем и поддержим.
Меня добавили в школьный чат, я не понимала больше половины — наверное, это было плюсом.
Спасение для психики
Непонимание контекста в первые годы — это спасение для психики. Поначалу есть ощущение, что ты, как любое животное в неизвестной ситуации, максимально собран. Даже сверхспособности появляются: ты выносливее, лучше реакции, получается то, за что раньше даже и не взялся бы. Мы в таком состоянии находились около двух лет, потому что почти каждый день возникали непредвиденные, совершенно непонятные задачи.
Санитарная инспекция, которая три часа с лупой и градусником проверяет весь отель. Рабочая инспекция, приехавшая по анонимному звонку клиента, которого попросили в два часа ночи наконец закрыть пьяный рот и покинуть бар. Все эти инспекции взяток не берут и проверяют все по закону, а если что — закрывают. Группы русских, голландских, французских туристов, велосипедисты со всего света, тореадоры, охотники, авантюристы. Увольнение жулика-повара с угрозами подать на нас в суд. Первые мои опыты в качестве шеф-повара.
Мы жили как в шорах, не расширяя угла зрения, — только вперед. Как только мы притормозили, чтобы осмотреться, выяснилось, что в деревне нас многие не любят. Условия контракта драконовские. Развивать отель и зарабатывать даже на скромную жизнь в таких условиях было невозможно. И тогда мы начали поиски и борьбу за наше личное, комфортное для нас место под испанским солнцем.