Мы много пишем об онкологических заболеваниях, о смерти и умирании, но сами каждый раз пытаемся найти способ говорить об этом. Психолог и психотерапевт Зара Арутюнян объясняет, как не бояться ни смерти, ни разговоров о ней.
— Нужно ли сообщать человеку диагноз, говорить, что жить ему осталось, например, меньше года?
— Да, обязательно. Не говорить — это за гранью добра и зла, это нарушение прав человека. Базовое право человека — знать о том, что в обозримом будущем он перестанет здесь быть. Мы обязаны дать ему шанс закончить важные дела, закрыть какие-то вопросы, написать завещание, очистить свою совесть, может быть.
Я долгие годы волонтерила в хосписе и после этого не то что перестала бояться смерти от онкологического заболевания, я ее горячо приветствую (конечно, при наличии нормальной паллиативной помощи). Внезапная смерть гораздо хуже. А так ты знаешь, что у тебя впереди три месяца, и твоя жизнь мгновенно приобретает смысл.
Для меня «говорить — не говорить» — это разница между тактикой и стратегией. Не говоря маме, что она умирает, я выигрываю в тактическом плане: мне не нужно отвечать на миллион сложных вопросов. Стратегически я проигрываю, потому что, когда она уйдет, останется миллион нерешенных вопросов и непроговоренных тем.
Это как с каминг-аутом — люди не говорят, потому что боятся реакции близких.
В хосписе тяжело наблюдать за страшным напряжением, которое можно ножом резать. Это попытка родственников обойти того слона, что стоит посреди комнаты. Они говорят обо всем, о чем угодно, кроме самого главного.
Мы делаем вид, что смерти нет. И когда я пытаюсь заговорить на эту тему, мне отвечают: «Не говори о плохом». Отношение к смерти, как к чему-то стыдному, похоже на отношение к ЛГБТ в нашем обществе. Но если вы можете прожить всю жизнь и не столкнуться, например, с гомосексуалами, то не умереть нельзя.
— Как сообщить родственнику смертельный диагноз?
— Тут должны вступать психологи, которые работают и с умирающим, и с его родственниками. Чтобы все было экологично, нетоксично, с любовью, с достоинством. Потому что это действительно очень страшно. Работа психолога с близкими даже важнее. Когда заболевает кто-то в семье, это удар по всей системе, никто не знает, как с этим справляться. Родственники понимают, что надо фокусироваться на больном, поддерживать его, помогать, быть рядом, но каждый из них тоже нуждается в помощи.
— Как говорить с больным о смерти?
— Да так же, как обо всем. Честно, боясь, не зная, не понимая, не имея инструкции, но стараясь помогать ему, себе, друг другу. Мы должны стремиться к сотрудничеству. Нет единого рецепта. Но этот скелет надо вытащить из шкафа. Не надо наращивать токсикоз. Должна быть возможность сказать умирающей маме: «Мне страшно, что тебя не будет, и я не знаю, как жить».
— Это можно обсуждать?
— Это нужно обсуждать. Есть масса вещей, которые мы не говорим людям, потому что нам кажется, что и так все понятно. Ко мне очень часто приходят люди со душевными ранами, нанесенными родителями. Например, женщина с обидой на маму, которой уже тридцать лет как нет в живых. А возможно, мама, зная, что ее часы сочтены, повела бы себя совершенно иначе, могла сказать что-то типа: «Я была не права. Мне жаль, что я гнобила тебя в детстве». Перед лицом смерти человек меняется, отбрасывает мелкие вещи, становится более благородным. Это освобождает близких от огромного количества боли, страданий, переживаний. Да, разговаривать страшно, но результат того стоит.
— Можно ли плакать?
— Есть слезы — плачь. Это очень экологично, нельзя оставлять слезы внутри себя. Надо и плакать, и горевать, и покойных надо оплакивать. Не потому, что они умерли, а потому что ты остался без них.
— Обсуждать ли будущие похороны с умирающим?
— Конечно. Когда воинствующих атеистов хоронят с отпеванием и прочими атрибутами, это неуважение к умершему. Это не вопрос удобства для оставшихся. Даже если близкие воцерковленные, они должны уважать волю умершего, это его смерть, а не их. Я люблю повторять, что если меня будут хоронить с попами, то я встану из гроба и всех перестреляю.
— Как разговаривать с детьми о смерти близких?
— С детьми надо разговаривать о смерти раньше, чем кто-то умер. Это явление жизни, и дети должны о нем знать. Ведь роль родителей — просвещать, подготовить к жизни. Если ребенок разбивает коленку, мама льет перекись на ранку, а не пытается делать вид, что он никуда не падал и коленка совершенно целая. Если вы в семье говорите о смерти, то для них не будет шока. Не надо пытаться оберегать детей от всего. Это очень порочная практика, когда бабушка умерла, и мама не плачет, чтобы не расстраивать ребенка, а он не плачет, потому что это не принято, а в результате вся боль остается внутри.
— Есть какие-то правила в разговоре о смерти?
— Нет. Невозможно написать инструкцию для родственников умирающих. Надо любить друг друга при жизни. Доверие, уважение, сотрудничество и транспарентность — вот способ строить здоровые отношения.
Просветительский проект InLiberty приглашает поговорить о смерти: образовательный курс «Смерть: в науке, культуре, политике и нашей жизни» открывается 14 мая. Шесть занятий (по понедельникам с 19:00) слушатели вместе с кураторами (социологами, антропологами, врачами) будут обсуждать самые разные сюжеты, связанные со смертью: от мертвого тела Ленина до цифрового бессмертия и новых медицинских технологий, от традиционных похорон до эвтаназии и добровольного ухода из жизни. Подробная информация о курсе и билеты здесь.