Выпускники детских домов и интернатов, выходя за стены учреждений, где они провели все детство, не знают многих вещей об этом мире. Например, как убирать свой дом, оплачивать коммунальные счета, обеспечивать себя и даже готовить еду. К сожалению, в России недостаточно внимания уделяется постинтернатному сопровождению ребят из детских домов. Но есть общественные некоммерческие организации, которые берут на себя эту ответственность, — они учат сирот жить, помогают им. В Самаре этим занимается «Домик детства», один из проектов которого — Центр постинтернатного сопровождения «Теремок». 26 мая центр отметил пять лет. ТД встретились с руководителем «Домика детства» Антоном Рубиным, чтобы вспомнить, с чего начинался проект и как он изменился за пять лет.
Антон стоит в саду за большим столом, его окружает с десяток людей — здесь и двухлетние малыши, и их взрослые мамы. Сегодня он с подопечными варит мыло ручной работы — ребята готовят подарки для гостей к пятилетию «Теремка».
— С чего начался «Домик детства»? Как тебе пришла идея постинтернатного сопровождения сирот?
— «Домик детства» начинался с того, что я в качестве волонтера ездил в детские дома, школы-интернаты и социальные приюты и работал там с детьми. Это продолжалось несколько лет, и каждый год мы видели, что дети выходили из учреждения и как будто падали в какую-то пропасть. Раз выпуск: сидит, спился, на панели. Два выпуск: сидит, спился, на панели. Три… И мы с волонтерами подумали, что, наверное, мы что-то делаем не так. Возникла идея, что нужно создать какую-то институцию, которая подхватывала бы детей на выпуске и помогала бы им социализироваться. Примерно в это же время Стас (Станислав Дубинин — руководитель центра. Прим. ТД), который 17 лет проработал воспитателем в детском доме, уволился, и мы создали центр постинтернатного сопровождения.
Это было весной 2013 года. Мэрия выделила нам подвальное помещение на улице Ново-Вокзальной, где собрали выпускников Стаса, которые стали нашими первыми подопечными. На них мы учились, осознавали проблемы, с которыми они сталкиваются, и отрабатывали варианты решения этих проблем. Общаясь с ними, учась у них, мы начали понимать, что нужно делать. Так сформировалось видение, что такое центр постинтернатного сопровождения. Это консультации, юридическая, психологическая, бытовая помощь. Выпускников детских домов нужно учить готовить, учить ухаживать за квартирой, платить коммунальные платежи. Нужно помогать с их собственными детьми, они ведь не знают, как их воспитывать, их самих мама не воспитывала.
— Как вы оцениваете результаты своей работы?
— Рассказать о результатах — это самое сложное. Потому что это не тот проект, у которого есть начало и конец. Какой может быть результат, когда мы говорим о сопровождении, например, Наташи [подопечная «Домика детства»]? К сожалению, с ее диагнозом [умственная отсталость. — Прим. ТД] сопровождение ей будет нужно пожизненно. У этой работы нет конечной точки.
— Но есть какие-то критерии, по которым вы можете оценить эту работу?
— То, что Наташа не лишилась дочки Вероники, — для меня это достаточно важный критерий. То, что она научилась готовить, наверное, это тоже важно. Но как их измерить? У нее есть наставница, Жанна, которая регулярно приходит к Наташе домой, проверяет, как она ведет быт. К сожалению, мы не всегда довольны тем, что видим. У нее бывает грязно, пол не мытый, горы грязного белья. Понятно, что Жанна начинает ее ругать, объяснять, помогает убираться. Но я уверен, что через полгода, скорее всего, ситуация повторится. Но, наверное, этот процесс регулярного сопровождения и можно рассматривать как результат. То, что у Наташи появился постоянный наставник, который поможет ей вырастить в чистоте и накормленной Веронику, — наверное, это результат. Если бы нашли для каждого подопечного по наставнику, это было бы высшее достижение. Но пока такого нет.
За годы работы у нас не было ни одного добровольного отказа выпускников от своих детей. И было одно изъятие органами опеки. Я считаю это очень хорошим результатом. Учитывая наш контингент, учитывая их бэкграунд, их прошлый образ жизни, то, что они все остались с детьми, это для меня очень важно.
Жилищный вопрос. К нам постоянно приходят с проблемой, что негде жить, и практически всегда мы этот вопрос решаем. Мы проходим с ребятами через суды с департаментом имущества Самары, ставим их на внеочередное получение. На время, пока выпускник стоит в очереди, мы добиваемся от департамента оплаты аренды съемного жилья, договариваемся с социальной гостиницей, чтобы его туда заселили. В крайних случаях мы за свои личные деньги оплачиваем хостел, оставляем здесь ночевать. Большое достижение, что у нас никто из сирот не ночует на улице. Когда мы начинали работать, ночевка в подъезде для них была обыденным делом.
— Ситуация с квартирами для сирот как-то меняется?
— Лучше не становится, очередь только растет. В марте Счетная палата докладывала, что по сравнению с 2014 годом очередь на квартиры увеличилась почти на полторы тысячи человек. Сегодня в городской думе докладывали, что только в Самаре в очереди стоит 450 человек, которые прошли суды. Де-факто у нас две очереди сирот. Первая очередь образуется автоматически. Когда выпускник достигает 18-летнего возраста, он сразу попадает в очередь. В этой очереди сейчас — более четырех тысяч человек на Самарскую область. Вторая очередь — это те, кто обратился в суд на департамент имущественных отношений и получил исполнительный лист. Так, по области у нас уже более тысячи внеочередников, у которых на руках исполнительные листы, но они все равно не могут получить квартиру. Потому что квартир не хватает.
— В целом можно понять, как обстоят дела с сиротством в Самарской области?
— Основной индикатор — это количество детей-сирот. Эта цифра постоянно снижается. Но если разобраться, за счет чего снижается их количество, получается не очень хорошо. Почему появляются сироты? Либо люди сами отказываются от своих детей, либо, что гораздо чаще, детей изымают из неблагополучных семей. Есть еще случаи, когда родители просто умирают, но они достаточно редки. Чаще всего у нас сироты при живых родителях. Так вот, несколько лет назад Минсоц, видимо, дал указание органам опеки снижать количество изъятий. И изъятий стало меньше. Я считаю, что это плохо. И несколько раз приходил в органы опеки по конкретным семьям: родители пьют, детей бьют, им там плохо, давайте заберем. Но им статистику портить не хочется, поэтому максимум, на что мы с волонтерами могли их сподвигнуть, это временное изъятие детей, на месяц, и ограничение в родительских правах. Но через месяц, когда они протрезвеют и принесут все справки, им опять детей отдают. И эти дети формально не попадают в статистику вообще.
— Какие итоги за пять лет можно подвести? Как изменился проект по сравнению с тем, как он воспринимался вначале?
— Проект очень сильно изменился — и качественно, и количественно. У нас появилось больше сотрудников и волонтеров, у нас стало больше подопечных. И мы стали лучше понимать, что нам делать, куда идти, как добиваться своих целей. Переезд в отдельный дом из подвального помещения площадью 22 квадратных метра — это был прорыв. Мы давно мечтали о частном доме с участком, чтобы дети могли копаться в земле. Это была наша очередная авантюра. Потолкавшись в подвале среди детей, мы поняли, что устали, и поехали искать дом. Это был второй дом, который мы посмотрели, и сразу решили, что берем. Только потом мы начали думать, где будем брать на это деньги. Но все наши самые важные решения были авантюрными, и все оказались верными. Теперь у нас есть участок с огородом, есть куры, отдельная детская комната, кухня, где ребята учатся готовить. У нас есть дом, который они учатся содержать. Потому что содержать частный дом — это работа на каждый день. Каждый день есть что делать. И это здорово, потому что в подвале нам не каждый день было чем их занять.
Здесь мы открыли столярную и швейную мастерские. Ребята научились делать табуретки, девчонки научились шить, а кто-то из них начал этим подрабатывать. Это все настолько расширило наши возможности и интерес для ребят, что они стали приходить чаще, их стало больше, и теперь мы уже думаем, где взять дом побольше.
— Получается, вы планируете расширяться? Что нужно для реализации этих планов?
— Конечно, мы мечтаем о собственном участке, на котором смогли бы построить своими силами собственный дом, который бы у нас никто не отнял. Потому что сегодня дом мы арендуем, и каждый месяц, когда я продлеваю аренду, я думаю: только бы не отказали. Аренда стоит около 18 тысяч рублей в месяц. Первое время мы оплачивали аренду из благотворительных взносов. Я бросил клич: «Простите, но мы уже сняли дом, помогите нам теперь». Сейчас до сентября у нас президентский грант, в который заложена аренда. До сентября мы как-то выживаем на гранте, а на что мы будем жить потом, понятия не имею.