Музей истории ГУЛАГа и сотрудничающий с ним исследователь советских репрессий Сергей Прудовский вскрыли уничтожение в Магаданской области исторических свидетельств о заключенных советских лагерей — архивных карточек осужденных по политическим и уголовным делам. Эти карточки в отношении многих репрессированных — последние подтверждения их лагерных тягот, так как уголовные дела в ходе амнистии 50-х годов как правило уничтожались.
По словам историков, ликвидация документов проходит в рамках тайного межведомственного приказа, подписанного МВД, Минюстом, МЧС, Минобороны, ФСБ, ФСКН, ФТС, ФСО, СВР, а также Генпрокуратурой и Государственной фельдъегерской службой. Согласно нему, любые документы, связанные с уголовными делами 80-летней и более давности подлежат уничтожению. Как сейчас осуществляется поиск репрессированных в советские годы людей, как приказ силовиков осложнит этот процесс и по какой логике действуют силовые ведомства, «Таким делам» рассказал сам Прудовский и его коллега из общества «Мемориал» Никита Петров.
Сергей Прудовский, историк советских репрессий
Как ищут репрессированных
Итак, нам известна фамилия, имя, отчество человека, и мы считаем, что он был репрессирован. Чтобы его найти, нам нужно знать год и желательно место рождения. Это минимальные необходимые данные. Также хорошо было бы знать, в каком регионе он был арестован.
После этого, зная хотя бы эти минимальные данные, надо направить запрос в управление ФСБ России по соответствующему региону, туда, где он был репрессирован. Так как с периода массовых репрессий прошло более 75 лет, эти сведения уже общедоступны для любых граждан, не только для родственников.
Если запрос отправляется в регион, в котором вы не живете, укажите в нем, что вам нужна хотя бы архивная справка, или что вы хотите ознакомиться с таким-то делом. Если дело есть, ФСБ либо присылает справку, либо приглашает к себе для ознакомления. Может случиться так, что дела нет, так как оно передано на государственное хранение в архив, это практикуется в некоторых регионах. В этом случае вам напишут, в какой архив переданы документы.
Но прежде чем писать в ФСБ запрос, стоит посмотреть базы «Мемориала», их несколько. Если там есть нужная фамилия — это достаточный повод.
Когда человека приговаривали к заключению, у него появлялось личное дело, которое хранилось в лагере. Если заключенный освобождался, скажем, в 50-е, то его личное дело по тогдашним законам уничтожалось. Если же человек умирал в заключении, его личное дело сохранялось и сохраняется до сих пор. Оно может быть еще недоступно, если не прошло 75 лет со дня его завершения, но справку по нему выдать могут.
Кто уничтожает карточки
Я впервые столкнулся с этим межведомственным приказом в Магаданской области, когда искал информацию о репрессированном крестьянине Федоре Чазове. Это было два месяца назад.
Ответ УМВД по Магаданской области гласил, что архивная карточка этого человека уничтожена по тайному межведомственному приказу, а так как документ для служебного пользования, то мне его знать незачем. Соответственно, никто не знает, сколько было уничтожено карточек. Как я понимаю, этот приказ изначально касался современных заключенных, потому что документы НКВД должны быть признаны, согласно закону об архивном деле, особенно ценными документами, охраняться и находиться архиве. Для включения в архивный фонд РФ они должны пройти экспертизу ценности документов. Проходили ли такие карточки эту процедуру — мы не знаем, но должны были.
В крайнем случае такая экспертиза бы признала, что ценности в этих документах нет, но это должно быть отражено в акте. Обычно архивные уголовные дела заканчиваются на осуждении человека и реабилитации. Но данных о том, в каком лагере он был, освободился ли он, когда это произошло, в подавляющем большинстве уголовных дел нет. Они содержатся только в карточках, в этом вся и проблема.
В справке написаны все данные человека: когда и по какой статье он был осужден, когда прибыл в лагерь, когда умер. А учетные карточки сохраняются в информационных центрах МВД соответствующего региона, где располагался лагерь. Там также содержатся его личные данные: ФИО, год, место рождения, откуда прибыл, по какой статье и когда убыл. Такие карточки заводились на каждого заключенного.
Как работать дальше? Уничтоженные карточки не вернуть, но нужно остановить это процесс в регионах, где еще не выполнен этот дурацкий межведомственный циркуляр. Чтобы он не распространялся на архивные документы, касающиеся репрессий. В МВД Магаданской области я отправил запрос с просьбой узнать, проходили ли эти карточки экспертизу, но ответ придет скорее всего через месяц.
Никита Петров, историк советских спецслужб
Уничтожение материалов лагерей на местах в архивах местных органов МВД облекается в заботу о неприкосновенности частной жизни человека. Человек когда-то отсидел, но время прошло, и у него есть право на забвение этого факта биографии — это своего рода идеология. На самом же деле это чревато тем, что мы уничтожаем определенный и практичный пласт памяти, потому что речь идет не только о вчерашних случаях, о людях, которые сидели по уголовным статьям относительно недавно, под эту идеологию попадают и жертвы ГУЛАГа, сидевшие по политическим статьям.
В Москве, в главном информационном центре МВД, вся информация остается, но это не значит, что на местах она не содержит какие-то своеобразные уникальные сведения, которые таким образом теряются безвозвратно. Не думаю, что это делается по глупости, но это и не умысел скрытых сталинистов. Скорее, это умысел латентно симпатизирующих советской системе людей. Они считают этот пласт информации лишним, думают, что без него всем будет спокойнее. То есть это не заговор против общественности с целью уничтожить всю память о ГУЛАГе.
Это попытка применить современные нормы к прошлому, к материалам тех времен. Попытка неправильная. Мы сегодня говорим о том, что хотим жить в правовом государстве, поэтому нужно охранять частную и иную тайну человека. Но Советский Союз — совсем другое государство, массово попиравшее права человека. И мы стараемся стирать память об этом под флагом заботы о сегодняшнем человеке.
Это противоречие снимается очень простым способом: то, что касается событий до 1991 года, должно храниться вечно, потому что это вечный укор и вечное доказательство преступности советской системы. Нужно помнить, что современные силовые службы — правоопреемники советских силовиков. Это отбрасывает на них тень заинтересованности в подобных решениях.
Самая большая проблема в другом — государство не хочет составлять поименный список жертв репрессий в Советском Союзе. У МВД в картотеке Главного информационного центра есть необходимые для этого данные. Можно было бы выпустить массив данных, охватывающий все постсоветское пространство. Репрессии, даже не только политические, но и уголовные — не частное дело отдельного гражданина и государства, которое его репрессировало. Это общегражданское дело. Эта история — пример того, что государство берет каждого гражданина по отдельности, а нас всех как общественность игнорирует, говорит — разберемся с каждым случаем в индивидуальном порядке. В этом и проявляется отсутствие гражданского общества.