С апреля 2018 года в Индии через несколько WhatsApp-рассылок пользователи распространяли пакистанскую социальную рекламу про похищение детей, преподнося кадры из нее как реальные события. Ролик быстро разошелся — индийская аудитория мессенджера составляет 250 миллионов человек. Это привело к массовым погромам в нескольких деревнях — озабоченные поиском похитителей детей толпы жителей за несколько месяцев линчевали около двух десятков человек.
Меньшая по масштабам история в августе произошла в Калининграде. В одном из аккаунтов в инстаграме появилось видео с мужчиной, который «гладит ребенка по ноге». Оно быстро распространилось, пользователи начали объединяться в поисковые волонтерские бригады, кто-то изъявил желание линчевать «педофила». В итоге полиция установила, что на видео запечатлен мигрант, который просто помог остановить кровь шестилетнему мальчику, разбившему коленку.
Какой механизм стоит за подобными сетевыми помешательствами? На этот вопрос «Таким делам» ответила Виталина Бурова, частнопрактикующий лицензированный психиатр и психотерапевт, кандидат медицинских наук.
Правильно ли объединять эти два случая? Или они про разное?
На мой взгляд, эти два случая вполне можно объединить. Бывают разные социумы, бывают разные люди. Например, люди бывают более внушаемые и менее внушаемые, социумы тоже. Мне кажется, наш социум и индийский роднит внушаемость народа. Внушаемыми людьми легко управлять и манипулировать, поэтому в социумах, где таких людей много, легко возникают подобные явления. Там, где люди привыкли мыслить самостоятельно, каждый дважды подумает: «А чего это все побежали — и я побежал?»
Неужели дело только в этом, нет никаких внешних факторов?
Мне кажется, что в последние годы российские СМИ нагнетают страх, ужас и кошмар. Соответственно, у людей растет тревога, параллельно с ней растет агрессия, потому что гнев и страх — это взаимосвязанные базовые «выживательные» эмоции. «Бей, беги, замри» — это реакции самой древней части нашего мозга, ее еще иногда называют «мозг рептилии». В ситуации очевидного врага легко, как спичка, вспыхивает агрессия, которую нужно куда-то направить. Соответственно, когда звучит клич: «Бей его!», разгневанный народ решается на самосуд. Дополнительным фактором здесь служит недоверие к полиции.
Соцсети в такой ситуации просто инструмент?
Мне кажется, да. Те самые суды Линча происходили задолго до эпохи новых медиа, что уж говорить о сжигании ведьм в Средневековье.
Можно ли сказать, что соцсети смягчают или, наоборот, усугубляют этот эффект?
Я думаю, тут дело просто в количестве людей, которые получают информацию, — сколько их было в Средние века в той деревне, где сжигали очередную ведьму, и сколько их сейчас в контактах того человека, который запускает новую (часто фейковую) историю где-нибудь в WhatsApp? При этом и там и там это коммуникация людей, только сейчас она все больше опосредована интернетом.
Насколько это угрожающе? В Индии в этих чатах-рассылках были миллионы подписчиков, и в «линчевальни» превратились сразу несколько деревень.
Смотрите, например, в Средние века кто-то показал пальцем — вот, это она, ведьма, это из-за нее пропал весь урожай. И страх за свое выживание без этого самого урожая, гнев на найденного наконец врага, источника всех бед, все это выплескивается на несчастную женщину. Теперь подобный клич раздается в социальной сети, и его слышит большое количество людей, среди них какой-то процент людей внушаемых, созависимых, полных накопленного страха и гнева, который им необходимо куда-то канализировать. И это именно они отзываются на клич и бегут мочить. Когда «в интернетах кто-то неправ», кто-то пожмет плечами и двинется дальше заниматься своими делами, а кто-то будет сидеть и часами строчить что-то своему сетевому оппоненту, выплескивая «праведный» гнев.
И от чего зависит, пройдет он мимо или сядет строчить?
Зрелая личность в хорошем контакте с собой и берет на себя ответственность за себя, свои мысли, чувства и поступки. Локус контроля у нее внутри, и есть внутреннее понимание того, что такое хорошо и что такое плохо. Незрелая личность имеет нестабильные границы и зачастую внешний локус контроля: партия сказала «надо», комсомол ответил «есть». Чем больше процент зависимых людей в социуме, тем больше будет происходить вот такого, как в приведенных историях. Мне кажется, что задача средств массовой информации не в повышении уровня тревоги/агрессии и не в указании того самого внешнего врага. Я думаю, что СМИ могли бы способствовать тому, чтобы люди потихонечку становились более зрелыми, учились самостоятельно принимать решения, в том числе и по поводу получаемой информации, были в большем в контакте со своими мыслями и чувствами, ну и, конечно, несли ответственность за свое поведение.
Изначально предполагалось, что новые технологии, в том числе и соцсети, повысят эту сознательность.
Как это возможно? Если раньше человек верил тому, что написано в газете, теперь он верит тому, что написано «в интернете». Если он включит мозг и подумает, как эта информация соотносится с реальностью, то может и не побежать «линчевать врага». В медицине мы имеем дело с тем же самым. С советского детства мы привыкли мазать ранки зеленкой, а ведь уже давным-давно научно доказано, что это далеко не самый лучший метод на свете. Достаточно зайти на PubMed (крупнейшее в интернете собрание публикаций по медицине. — Прим. ТД) и почитать на эту тему. Такая же история с прививками — давно научно доказана их необходимость. Однако кто-то сказал: вакцины вызывают аутизм. И вот родители детей с РАС (расстройствами аутистического спектра) нашли наконец «врага» — и мы имеем антипрививочную истерию. Мы должны уметь проверять факты. В медицине для этого существуют двойные слепые плацебо-контролируемые исследования. Вместе с ними наступила другая эра, эра доказательной медицины. Такие исследования позволяют выяснить про каждый отдельный метод (что про зеленку, что про каждую из вакцин), работает или нет, дает опасные побочные эффекты или нет? К чему это я? Человек здравомыслящий, умеющий работать с информацией, проверять факты, он остается таковым и в интернете, и вне его. Как и легковерный человек, которому необходим гуру.
С этим связан парадокс, что, несмотря на изобилие информации, в том числе правдивой, люди продолжают тянуться к сомнительной?
Сомнительная информация часто дает простое, более доступное объяснение. К тому же правду многим нелегко принять. И нелегко принять свою ответственность, свой вклад в происходящее. Мы имеем дело не только с изобилием информации, но и вот с чем — человек, живущий в большом городе, ежедневно сталкивается с таким количеством людей, с которым наш предок, живший в XIX веке, едва ли сталкивался за всю жизнь. Про контакты через интернет я и не говорю! А ведь эволюционно мы при этом не изменились, разве что совсем чуть-чуть. И мы вынуждены что-то делать с гигантскими объемами информации, которые мы встречаем сейчас, как-то фильтровать их. Это нужно уметь, и этому нужно учить. И было бы здорово, если бы в наших школах учили не только навыкам работы с информацией (где и как найти, как проверить достоверность), но и навыкам и практикам осознанности, чтобы уметь даже в сложных ситуациях оставаться в контакте с собой, своими чувствами и мыслями. Если оставаться осознанным, не путать свои идеи, ценности, убеждения и таковые другого, свои чувства и чувства другого, тогда и не будет таких массовых истерий.
Может, у большинства людей, которые рождаются в высокотехнологичной информационной среде, этот навык есть по умолчанию? А массовые помешательства — проблема старших поколений, которые приходят в это цифровое изобилие?
Для старших поколений это изобилие нарастало постепенно. Молодые же оказываются погруженными в него изначально. Я вижу много ровесников моей старшей дочери, которой 17 лет. Часть из них уже сейчас удивительно зрелые личности, осознанные и ответственные. Но есть и другие подростки — зависимые, ничего не знающие ни о себе, ни о мире. Кто-то из них в итоге познает себя годам к 25, а кто-то не познает и к 60. Но чем больше в социуме процент зрелых людей, которые в хорошем контакте с собой и умеют работать с информацией, анализировать и принимать собственные решения, тем меньше шансов получить те истории, с которых мы начали разговор.
Но это факт, что нынешнему молодому поколению сложнее «продать» подобный фейк в сети?
Не сказала бы. Тема «все побежали — и я побежал» в юных умах присутствует, потому что мы, вообще-то, изначально учимся, подражая. Так что такие поветрия в целом характерны как раз для детей и подростков, у которых личность априори не может быть зрелой.
Но и в Индии, и в Калининграде речь шла про взрослых людей.
Да, про незрелых людей. Если бы вам сказали: «Вот там педофил, побежали его мочить», вы бы побежали? Я не побежала бы, а стала выяснять: «А с чего вы решили, что он педофил? А обратились ли вы с этим в полицию? А не забыли ли вы, что у человека есть презумпция невиновности?» Я состою в ряде закрытых врачебных сообществ, где медики делятся разными историями, и, например, педиатры мужского пола иногда рассказывали истории о том, когда их, людей, которых я знаю и доверяю им своих детей, обвиняли в педофилии по совершенно разным мотивам и поводам. Так что в каждом из таких случаев необходимо начинать с проверки фактов. В следующий раз этот парень (имеется в виду житель Калининграда, о котором говорится выше. — Прим. ТД) лишний раз подумает, подойти к чужому ребенку и помочь ему или нет.