В 2018 году в России изданы две важных книги о современном эффективном рациональном подходе к благотворительности — «Ум во благо» оксфордского специалиста по этике Уильяма Макаскилла (издательство Corpus при поддержке фонда «Друзья») и «Жизнь, которую вы можете спасти» Питера Сингера (издательство фонда «Нужна помощь»), с разными подходами обосновывающие необходимость подхода к благотворительности как к полноценной экономической деятельности, направленной на улучшение жизни тех, кто менее удачлив, чем другие. Деятельности, требующей полноценного рабочего взвешенного подхода.
Участники прошедшего 11 октября в Москве круглого стола «Эффективный фиктивный аффективный альтруизм» — глава фонда «Нужна помощь» Митя Алешковский, научный журналист Ася Казанцева, главный редактор «Таких дел» Анастасия Лотарева, экономист Алексей Белянин, телеведущая Фекла Толстая, соучредитель фонда «Друзья» Гор Нахапетян и руководитель проекта «Метрики» фонда «Друзья» Дмитрий Саава — обсудили посыл двух книг и попытались примерить описанный опыт на российскую действительность. «Такие дела» публикуют основные тезисы дискуссии.
Благотворительность в России сегодня на 99,9% — душевный порыв. А Сингер и Макаскилл — благотворительные фашисты и радикалы, подходящие к вопросу максимально рационально и с холодной головой. В идеале сфера должна достичь чего-то посередине в результате определенной долгой рефлексии.
Книга Макаскилла понравится больше тем, у кого экономический склад ума, он показывает все на цифрах, через них объясняет, как можно подступиться к любой, даже казалось бы нерешаемой проблеме. Сингер же — хардкорный философ, отец-основатель движения эффективного альтруизма, и он говорит с более эмоциональной точки зрения. Они рассчитаны на разный тип людей, Макаскилл — больше для логиков, а Сингер — для «душевных» людей. И в России среди благотворителей преобладают люди второго типа.
Сингер и Макаскилл апеллируют не только к руководителям фондов, но и к обычным жертвователям. Прежде всего к тем, кто в входит в так называемый «Золотой миллиард». Авторы уверены, что любой живущий и получающий зарплату в Европе или Северной Америке человек автоматически несоизмеримо более успешен, чем остальное население Земли, и может спасти чью-то жизнь. Они доказывают необходимость этого при помощи расчетов и калькуляции, опровергая мнение о том, что «эффективный альтруизм» — взаимоисключающее понятие. Эти книги — не только благотворительные памфлеты, но и научпоп, снабженный ссылками на серьезные научные исследования. Макаскилл пишет про удивительные экономические процессы, связанные с благотворительностью, а Сингер — про различные связанные с ней когнитивные искажения.
Сингер аппелирует к чувству вины — пока вы пьете кофе в «Старбаксе», где-то в Африке голодают дети, и в конечном итоге читатель действительно начинает чувствовать себя виноватым. Макаскилл же проповедует прежде всего эффективность — можно приложить совсем мало усилий для того, чтобы сильно помочь кому-то. Это чувство вины не лучшим образом переносится на российского читателя — в иных российских регионах уровень жизни соответствует африканскому.
Важная идея обоих авторов — благотворительность, как и любую другую сферу экономики, можно измерить и оценить с точки зрения эффективности. Например, пользу для образования африканской страны можно измерить количеством закупленных учебников. Оказывается, что вылечить самую распространенную болезнь среди рожающих женщин Африки стоит всего 100 долларов на человека. Где-то здесь и проходит грань между эффективностью и безумными деньгами, которые тратятся на благотворительность, потому что «нам так хочется». Для эффективной работы нам нужно много данных и исследований. Не big data, а clean data.
Благотворительные организации по всему миру уже научились грамотно собирать деньги, в том числе манипулируя эмоциями людей, но рационально тратить их и быть в этом профессионалами — нет. В России можно пересчитать по пальцам одной руки организации, которые отчитываются не только за каждый полученный рубль, но и за то, насколько полезно он был потрачен.
Связано это и с запросами жертвователей — вместо того, чтобы читать скучные отчеты, они хотят приходить в детские дома и дарить iPhone и плюшевые игрушки детям, видеть 10 минут их радости. Как только ты выходишь к людям весь в белом, эффективный, с томиком Сингера, с кружкой кофе из «Старбакса» и умирающими детьми в Африке, тебе говорят: «Ты душишь благотворительный порыв прямо сейчас. Скажи спасибо, что люди вообще вписываются в благотворительность». Так что в странах с развивающимся «третьим сектором» благотворитель должен быть не только профессионалом, но и приятным профессионалом, совмещать описанную Сингером и Макаскиллом рациональность с такими условными походами в детские дома с подарками.
В России очень популярна «теория малых дел», которой придерживается огромное количество людей — если все будут делать по хорошему делу в день, жизнь всех в итоге улучшится. Эта теория упускает важнейший фактор — осознанность действий людей. Никаких изменений не произойдет, если все сделают хоть сотню хороших дел в день. Другое дело, если все начнут осознанно работать в направлении каких-либо изменений в обществе, тогда наберется критическая масса. Для того, чтобы произошли изменения, необходимы три фактора— политическая воля, организационная инфраструктура и ангажированные граждане. Два последних фактора, соединившись, создают первый. Именно поэтому невозможны революции сверху, только революции снизу.
Люди подходят к решению социальных проблем бессознательно и спонтанно. В нашем обществе много надежд на условную сказочную щуку, которая исполнит любые желания, на Ивана, который лежит на печи, но в нужный момент встанет и все решит, на волшебника, который прилетит в голубом вертолете. Люди привыкли полагаться на государство, а не на общество. Это тоже важная часть нерешенных социальных проблем, а не только неравномерное распределение средств.
Денег на самом деле очень много. В Иркутской области живут два с половиной миллиона человек. Вычтем 500 тысяч самых маленьких и самых старых и будем собирать по рублю в день с остальных — получится 60 миллионов в месяц. За два месяца наберется больше, чем сумма, выделяемая областью на поддержку НКО в год. Об этом и пишет Сингер — для эффективной благотворительности необходимо участие каждого.
Благотворительность по обязаловке при отсутствии сознательности также не сработает на изменения. Классический пример — фонд Кадырова, куда каждый житель Чечни обязан перечислять небольшую часть дохода. Есть пример садаки [добровольная милостыня] и закята[ежегодный налог с имущества] в мусульманской традиции, распространенных по всему Северному Кавказу — там самые благотворительные регионы нашей страны, но социальных проблем там не меньше, чем в других частях России.
В Дагестане на одно собрание благотворителей пришли 250 организаций — где еще можно такое представить? Одна из них представила ролик, снятый с профессиональных камер: вот Зарема, она живет в коробке у помойки, у нее много детей, она зарабатывает 200 рублей, пропалывая соседям огороды. И вот дорогие волонтеры решили проблему Заремы — построили ей дом. Следующий кадр — Зарема стоит в пустом доме и говорит: «Спасибо большое, у меня есть дом, ура». Все, казалось бы, хорошо, но остается вопрос: а где она купит мебель? И на что она будет жить? Почему вместо дома ей не построили палатку по продаже пирожков, где она могла бы работать и платить за квартиру и детей? Дагестанские благотворители ответили, что в республике проще построить дом, чем найти работу.
Проблемы с восприятием благотворительности существуют и в странах первого мира, даже в США, являющимися мировым лидером альтруизма — около 2% ВВП, что значит сотни миллиардов долларов в год. Но значит ли это, что каждый из этих миллионов вовлеченных в благотворительность людей движим желанием помочь ближнему своему? Экономисты из Калифорнии провели эксперимент — а действительно ли благотворительный взнос делается с желанием помочь, или же они делаются из других побуждений, например, социального одобрения?
В типичном пригородном одноэтажном районе одна благотворительная организация случайным образом обошла несколько домов. В двери одних волонтеры стучали, им открывали двери, они объясняли цель взноса, и им в основном легко жертвовали. На других домах волонтеры развесили на дверях листовки с той же информацией и временем, когда они придут собрать взнос. Во второй группе жертвователей было на 25% меньше — в указанное время людей просто не оказывалось дома. Эксперимент показал, что огромную роль в благотворительности играет социальное одобрение.