В московских такси все чаще можно встретить водителей с инвалидностью по слуху. Популярные агрегаторы «Яндекс. Такси», Uber или Gett заранее предупреждают пассажиров, что к ним едет слабослышащий человек, и оповещают, что если нужно изменить маршрут, то достаточно написать об этом в чате приложения.
Одна из крупных автошкол столицы, где помогают получить права жителям разных городов с инвалидностью по слуху, — «АвтоМир». Здесь, помимо сурдопереводчика, работает и первый в Москве автоинструктор с нарушением слуха. При этом для учеников «АвтоМир» — это не просто школа, а сообщество. «Такие дела» встретились с директором «АвтоМира» Иваном Костиным и поговорили о том, как ему удалось создать такую автошколу, чем она отличается от других, а также узнали, почему он решил покинуть проект.
Управлять автомобилем слабослышащим и неслышащим людям в России разрешено с 1972 года. Согласно правилам дорожного движения (ПДД), люди с нарушением слуха могут получить водительские права категории B, то есть им разрешается водить легковые автомобили и грузовые машины, максимальная масса которых не более 3,5 тонны (например, «Газель»). При этом, как прописано в правилах, обучение проходит в обычных автошколах, где предусмотрен переводчик жестового языка. На практике часто оказывается, что одного сурдопереводчика недостаточно, чтобы полноценно обучить неслышащего вождению. Люди, лишенные слуха, нуждаются в особом подходе, обеспечить который может далеко не каждая автошкола даже в Москве.
«Чтобы рассказать ПДД, я перевел несколько тысяч слов»
В 2008 году я еще учился в Московском государственном психолого-педагогическом университете на психолога, друзья позвали меня подработать — почитать правила дорожного движения в школе «АвтоМир». Я, будучи голодным студентом, согласился. Но была одна особенность: мне нужно было работать в группе с глухими людьми. И хотя на занятиях присутствовал сурдопереводчик, до меня четыре преподавателя работать с ними отказались. Уже в процессе я понял, почему так произошло.
Проблема заключается в том, что жестовый язык все очень сильно упрощает, многих слов в нем просто нет. Например, рассказываю, как нужно парковаться относительно бордюра. А оказывается, глухие не знают, что такое бордюр. Начинаешь объяснять, что это граница тротуара. В ответ: “А что такое тротуар?” То есть для них это новое слово, в котором нет никакого смысла. Поэтому мне нужно объяснять, что вот тут ходят люди — это тротуар. А вот здесь ездят машины — это проезжая часть. Вот камень между ними — бордюр. И так мы спотыкаемся на каждом пятом термине. Объем лекции от этого вырастает втрое.
Предыдущие преподаватели, конечно, выходили из себя, потому что невозможно читать лекцию так, как ты ее читаешь обычной аудитории. Ты не можешь использовать метафоры, тебя часто останавливают. Вообще, тут важно учитывать особенности восприятия глухих. Есть позднооглохшие, есть оглохшие с рождения, есть те, кто оглох от заболевания в раннем возрасте, и так далее. И в зависимости от того, насколько поздно они оглохли, у них по-разному формируется внутренний мир. Мы не можем точно знать, есть ли у них то, что мы называем внутренним монологом.
В общем, чтобы просто рассказать ПДД, мне нужно было переработать весь материал и перевести на словарный запас в три-четыре тысячи слов, что безумно мало. Собственно, вот эту задачу я и стал решать, мне было интересно.
Также передо мной стояла задача объяснить такие вещи, которые к правилам дорожного движения напрямую не относятся. Например, как взаимодействовать с госорганами, как зарегистрироваться на «Госуслугах». Глухие зачастую вообще не знают, какие льготы им положены, просто потому что им никто об этом не рассказывает на их языке. А в той формулировке, в которой это написано в государственных документах, обычные-то люди не всегда понимают. То есть нужны упрощения всего, что мы пытаемся им сообщить. И для того, чтобы построить сложную картину мира этим людям, нам нужно сначала упростить текст ПДД, переведя его на нормальный, человеческий язык из законодательного, а уже потом человеческий язык упростить еще раз. Суть моей работы и состояла в том, чтобы придумать, как это все перевести на их язык.
Затем я столкнулся с другой проблемой — уже психологического характера. Например, я рассказываю, что стоять ближе пяти метров перед пешеходным переходом запрещено. А студенты мне в ответ замечают: «Нет, ты говоришь неправду, мы видели, как машина стояла ближе». То есть, так как у них только один канал восприятия — зрительный, все, что они видят, принимают буквально: понимание вторых смыслов, чтение между строк для них практически невозможно.
«Сделать из инструкторов психологов невозможно»
Я проработал так до 2014 года. Потом обстоятельства так сложились, что меня назначили руководителем всей автошколы. Я согласился на это, потому что мне было интересно сделать что-то новое, то, чего еще не существовало. Но мое идеальное видение того, как это должно быть устроено, в итоге разбилось о реальность.
Современная система автошкол устроена так, что чаще всего инструкторы — это люди с техническим или военным образованием. Никаких педагогических знаний, тем более психологических, у них, как правило, нет. И моя идея была в том, чтобы напомнить инструкторам, что они педагоги и педагогические знания у них должны быть. У инструктора есть задача научить человека «делать площадку». И обычно это ограничивается тем, что «делай, как я» либо «делай, как я сказал». Если у ученика что-то не получается, инструктор должен придумать, что предпринять, какое упражнение дать, чтобы натренировать. То есть я задумал в некоторой степени повышение квалификации инструкторов. Но, честно говоря, сделать из инструкторов психологов невозможно, по крайней мере мне это не удалось.
Помимо этого, у нас, в России, дорожное движение довольно агрессивное. Мы воюем на дороге за каждый сантиметр асфальта. Я полагал, что чем больше людей с менее жестким характером, которым нужна поддержка, сумеют получить права и влиться в этот поток, тем мягче и комфортнее будет наше дорожное движение. Например, в Германии 70-летняя дама может перемещаться на очень низкой скорости и чувствовать себя при этом волшебно. Ее спокойно объедут, уважая такой возраст. У нас такое пока невозможно.
Однако все это оказалось слишком глобально. Но что точно мне удалось сделать за эти годы, так это создать удобную и комфортную среду для глухих именно на базе «АвтоМира». Ученики даже после окончания курсов стали возвращаться, приезжать пить чай, знакомиться с новыми учащимися, приводить своих друзей. То есть наша школа стала неким местом коммуникации для них. Ведь надо признать, что они находятся в изоляции. Люди к нам приезжали учиться из разных городов России. Нам и правда удалось собрать классную тусовку. И главное, что сами ученики воспринимали это не только как курсы, а именно как место для общения.
«На своих занятиях я всегда использовал элемент игры»
В университете я получил специализацию по психодраме — это метод психотерапии, который предполагает элементы импровизации при работе с людьми. Поэтому на своих занятиях я всегда использовал элемент игры. Например, для того, чтобы человек мог лучше понять, как двигаться на перекрестке, на котором стоит регулировщик, я брал настоящий жезл, выходил в центр аудитории и начинал изображать действия регулировщика. Потом отдавал жезл студентам, чтобы они сами отыграли эту ситуацию с обеих сторон.
Также часто я использовал такой прием: давал каждому небольшой тест, после которого студенты должны были поменяться с соседом и ответить на его тест. А дальше они сравнивали ответы и объясняли друг другу затруднения. Ведь у них объяснять друг другу получается значительно лучше, чем даже у переводчика. К тому же, это помогает для их коммуникации. Согласитесь, слышащие не нуждаются так в общении: они могут отходить курс и даже не узнать имен своих одногруппников.
Еще я понял, что с глухими должен работать и глухой инструктор. Раньше у нас с ними работали обычные инструкторы. Их просто обучали самым простым жестам и выдавали толстый блокнот с ручкой, в котором они рисовали то, что хотели объяснить. Но многие вещи очень сложно нарисовать или написать. Например, формулировка «быстро, но не резко поверни руль». Даже если я ее напишу, не понятно, что я имею в виду. Когда инструктор глухой, все проще, он может им на их языке все объяснить во время коротких пауз либо в процессе движения, вынося руку в поле зрения ученика.
Но экзамен все равно проходит с сурдопереводчиком, потому что далеко не каждый инспектор владеет жестовым языком. Он может показать жестами «направо», «налево» или «стоп». Но если нужно что-то объяснить, то делают остановку и с помощью сурдопереводчика объясняют.
«Отличия точно есть, но они не мешают»
В поведении глухих и слышащих водителей на дороге отличия точно есть. Другое дело, что эти отличия, в общем-то, не мешают. Да, глухой не услышит сигнал. В некоторых ситуациях это даже хорошо — в том смысле, что он не отвлечется на какой-то сигнал со стороны. А у скорой помощи или полиции всегда есть проблесковый маячок. Опять же многое зависит от того, насколько поздно человек оглох. Позднооглохшие, которые были сформированы, как слышащие, представляют, что на дороге могут пропустить что-то из-за глухоты. То есть теоретически такой водитель понимает, что может пропустить что-то важное, и старается быть более внимательным. У глухих с рождения этого нет. За счет отсутствия слухового опыта они формируются только в визуальном мире. С ними очень сложно работать, потому что для них текстовые вопросы практически не имеют смысла. Особенно если есть сложные деепричастные или причастные обороты.
Кстати, глухие совсем не боятся выходить на дорогу. Но лучше бы боялись. Это как раз та ситуация, когда за счет упрощений им не страшно. Мне страшно, что они поедут, а им нет. Моя работа и заключается в том, чтобы у них включился инстинкт самосохранения, чтобы они понимали, что это не игрушки.
Но самая большая проблема для глухих на дороге — это взаимодействие с инспектором ГИБДД, а также мелкие ДТП. Глухой водитель может не понять, что краем зацепил кого-то. Он уезжает с места ДТП не потому, что он сволочь, а потому, что для него ничего не произошло.
«В Москве есть только две школы, помимо нашей, где обучают глухих»
Сейчас мы самая большая школа в России по количеству обученных глухих. В Москве мне известно о существовании только двух школ, помимо нашей, где в том или ином виде обучают глухих. При этом одна из них заточена под коммерцию. А второй проект связан с государственным колледжем, где дают рабочие специальности, и там коммерческий успех вообще не важен. Судя по тому, как активно мне пишут люди из регионов, вряд ли там есть что-то подобное. Хотя я могу о чем-то не знать.
Вообще, теоретически глухой может обучиться в любой автошколе. Ему выдадут комплект учебников, где тем же казенным языком написано все, что ему положено знать. И дальше он должен будет как-то это изучить. При этом в обыкновенных школах сурдопереводчиков может не быть. Однако там вся система заточена на цель — получить прибыль. И не всегда в погоне за деньгами школы остаются честными. Это очень жесткая среда, в которой ты либо идешь на всякие уловки, либо остаешься честным, но без денег. Я понял, что не могу идти на сделку с совестью, поэтому принял решение оставить проект.
На своей странице в фейсбуке Иван Костин написал, что запускает программу по работе со страхами и тревогами после ДТП. Занятия в группе будут бесплатными.