Вечером 13 мая очередной митинг екатеринбуржцев против возведения храма на месте сквера в центре города из мирной акции перерос в столкновение со сторонниками застройки и сотрудниками ЧОПа. 14 мая протесты продолжились, есть первые задержания. Власти в свою очередь не согласны отменять строительство.
«Такие Дела» поговорили с экспертами — социологом, юристом и урбанистом о том, какие процессы приводят к тому, что выражение мнения в мирной форме для горожан становится опасным действием.
Денис Волков
социолог, заместитель директора «Левада-Центр»
Не могу сказать, что люди [участники митинга в Екатеринбурге — Прим. ТД] присоединились здесь к какому-то протестному движению. Они защищали сквер, и эта история тянется уже давно, пару лет. Безусловно, там есть и политические активисты, и местные культурные деятели. В Екатеринбурге давно действует движение по сохранению культурного наследия, оно развивалось еще в 2000-е годы.
Среди протестующих есть и простые неравнодушные граждане. Они обычно мобилизуются по конкретному поводу, который хорошо заметен. Как правило, каких-то общих черт, которые можно было бы выделить — доход, возраст, взгляды — у таких людей нет. Можно лишь сказать, что у них точно есть на это свободное время. Участвуют и те, кто живет рядом, хотя для Екатеринбурга этот сквер — центральное место, и защищают его люди из разных частей города.
Если смотреть на ситуацию на месте, изнутри — из мирного состояния в эскалацию все переходит так, если кто-то проявляет насилие. В толпе чаще всего бывает какое-то внешнее подстрекательство и действие провокаторов. Это способ дискредитировать сторону, вывести на неправомерные действия, потом разогнать и задержать. А пока протестующие не переходят какую-то грань, их и задерживать не за что.
Радикализация может произойти прямо в момент — когда люди заражаются эмоциями от других. Человек в толпе — это не человек рациональный, тут действуют другие законы и эмоции. Контролировать себя в толпе гораздо сложнее, чем тому же человеку, который просто сидит дома и спокойно рассуждает.
Эскалация может быть выгодна обеим сторонам, в зависимости от того, какую картинку нужно представить для СМИ. Тут все готовы играть на повышение, но думаю, что пока это не так серьезно, как хотели бы представить.
Наверное у власти есть какая-то схема для решения подобных ситуаций или предписания о том, чего не нужно допускать. На местах каждый действует во что горазд. Более умные и продвинутые готовы пойти на уступки. С другой стороны, когда за этим стоят крупные деньги, все бывает. Вспомним Химки, когда искалечили редактора местной газеты.
В ситуации со сквером можно, я думаю, найти какой-то компромисс. Если его вообще будут искать. Тут с одной стороны общественность, которая защищает пространство, а с другой — деньги и партнерство с церковью.
Алексей Глухов
глава юридической службы «Апология протеста»
Если человек собирается на несанкционированную неполитическую акцию и не хочет быть вовлечен в силовое противостояние, ему нужно любым способом избегать тактильного контакта с другой стороной конфликта или полицией. Если даже акция мирная, я все равно рекомендую прочитать методички для участников митингов.
Часто в толпе протестующих присутствуют провокаторы — их, как правило, хорошо заметно, они носят капюшоны, могут отходить в сторону и переговариваться с силовиками. Своими действиями они могут вызвать эскалацию конфликта, чтоб создать повод для задержания.
Поэтому если вы видите, что кто-то из участников достает оружие, бутылки, ножи и ведет себя как-то неадекватно, — сообщайте полицейским, но только если они занимают наблюдательную позицию. Если они ведут себя агрессивно и идут точечные задержания, необходимо звонить на горячую линию регионального подразделения МВД, там все разговоры записываются.
Ситуация с привлечением сторонников в виде сотрудников ЧОПов часто возникает при локальных протестах, связанных с вопросами местного значения, — точечная застройка, захват земли. И политика невмешательства со стороны полиции в таком случае нарушает право на свободу собраний.
Полиция в Екатеринбурге позволила силовым путем выдавить из сквера мирных протестующих, которые защищали сквер. Более того, полиция не предпринимала действий по тому, чтобы защитить их от действий борцов, когда они начали распылять баллончики. Это нарушение стандартов. Можно, конечно, признать защитников храма, как они себя называют, контр-демонстрантами, но в этом случае обязанность власти — не допустить столкновения и соприкосновения двух групп. Полиция должна была разделить сквер на две части и быть буфером безопасности между двумя сторонами.
Отсутствие оперативных действий со стороны полиции по фиксации и задержанию агрессоров со стороны ЧОПовцев приводит к тому, что в рамках общеуголовных норм привлечь такие полувоенные организации к ответственности практически невозможно. По нашему опыту, официальная реакция властей — это пересылка из ведомства в ведомство заявлений и отсутствие какой-либо проверки. Расследование саботируется.
В России отсутствует такое понятие, как стихийная акция, хотя по европейским нормам на них тоже должны распространяться общие стандарты поведения полиции — обеспечения безопасности участников. Почему произошла вчерашняя акция в Екатеринбурге? Потому что ночью тайно поставили забор и оградили сквер. По сути это первый этап строительства — огородить участок. На согласование обычного пикета против этих действий понадобилось бы минимум четыре дня.
Вопрос, какие будут правовые последствия у участников акции в Екатеринбурге, остается открытым. Если будут привлекать только защитников сквера, то будет дискриминацией не привлекать защитников храма. Это не выигрышный в репутационном плане вариант и для региональных властей.
Кирилл Пузанов
руководитель Высшей школы урбанистики имени А.А. Высоковского
Зачастую у застройщика или у чиновников, которые принимают решения о каком-то городском проекте, есть представления, что этот проект хороший и нужный. Но иногда они забывают спросить отношение к нему местных жителей. Поэтому выход на демонстрацию или протест может быть спровоцирован не только тем, что новый проект, который организуется, не нужен горожанам. Это может случится из-за того, что у них отняли право голоса и право решать, что будет с пространством, которое они считают своим.
Когда люди выходят на митинг, демонстрацию, это нормальный процесс волеизъявления. Они просто вышли сказать, что они не согласны. То, что такое мероприятие может пройти не мирно, уже вопрос к его организации.
Почти не бывает таких городских проектов, которые всех в равной степени устраивали бы. Это очень сложно. Как правило, это долгие, сложные этапы переговоров, соотнесений различных мнений. И если критическая масса людей, которым это не нравится, слишком велика, то они выходят на митинг. Мне кажется, сам факт протеста не стоит воспринимать как что-то негативное.
Неправильно утверждать, что у выходящих протестовать всегда есть какая-то общность. Они могут быть спонтанно объединены одной проблемой. Другой вопрос, что если мы говорим про городские территории, то очень часто эти люди могут быть объединены территориально, жить в одном районе. Внутри города существуют, помимо административных районов, и ментальные. То есть районы, внутри которых существуют свои социальные сообщества, где люди считают себя «земляками». Мой коллега, который живет в районе Хамовники в Москве, любит рассказывать про сообщества хамовчан, протестовавших против реконструкции определенных объектов. С каких-то территорий люди выходили на протест, а с других, чуть дальше, уже нет. Где-то между этими улицами проходит граница самоопределения, граница какого-то этого ментального района, внутри которого люди себя ощущают едиными. Можете сами мысленно себе очертить подобную территорию, в границах которой вы были бы готовы на мобилизацию социальных сил. Но это не универсальный рецепт, хотя это достаточно понятный формат.
При участии Анастасии Удаловой