В Иркутской области, пострадавшей от крупного наводнения, сейчас находятся десятки добровольцев. Они работают в тесном контакте с МЧС и другими госструктурами. В числе волонтеров — добровольный пожарный Гринписа России, менеджер проекта «Феникс» фонда поддержки социальных программ и инициатив «Лавка радостей» Анна Барне. У нее восьмилетний опыт ликвидации бедствий. Анна рассказала ТД, что происходит в одном из затопленных городов — Тулуне и почему наводнение выглядит страшнее, чем пожар.
— Когда вы узнали о ситуации в Иркутской области, предполагали ли, что она будет настолько серьезной?
— Я об этом узнала из новостей и подумала, что надо будет ехать. То, что я увидела [на месте], оказалось ужаснее, чем мне представлялось. Такой мешанины из домов разрушенных, перевернутых парников, осколков какой-то человеческой жизни я еще не видела никогда. Действительно страшно видеть перемолотую чужую жизнь. Какие-то детские вещи, куски велосипеда, ходунков, грязная мебель, которая залита илом… В какой-то степени наводнение выглядит даже страшнее, чем пожар. Вещи вроде бы есть, но при этом они непригодны.
— Как вы оцениваете организацию эвакуации в Иркутской области? Жители говорили, что не получали ни экстренных предупреждений, ни объявлений об эвакуации. Прокуратура обвинила местные власти в том, что они поздно оповестили население о наводнении.
— Я всем задаю этот вопрос и слышу две совершенно противоположные точки зрения. Одни местные жители говорят, что шла бегущая строка по телевидению, было множество предупреждений об эвакуации, но не все им последовали — беспокоились за свое имущество. Одна женщина рассказала, как сестра звала ее уехать, но она отказалась. Сидела на крыше и сторожила дом. По ее словам, вода была такая, что к ней было страшно даже близко подойти. Она поняла, что ей угрожает смертельная опасность, вызвала МЧС, и ее эвакуировали.
Вместе с тем от других местных жителей я слышала, что предупреждения никакого не было, они ничего не знали и эвакуировались сами. Впрочем, при любой чрезвычайной ситуации всегда довольно много путаницы.
— Как сейчас организована помощь на местах? Чего хватает, а чего нет?
— Люди стали возвращаться в свои дома. Многие помогают соседям, люди принимают у себя тех, кто остался без крова. Не все заселились в пункты временного размещения (ПВР), многие живут у друзей, знакомых и родственников. Те, у кого осталось имущество, пытаются высушить все, что можно.
Сейчас людям очень нужны спальные места, инструменты для разбора завалов. Как всегда, спрашивают скотч и коробки для хранения вещей. Нужны строительные материалы, чтобы восстанавливать жилье.
В городе более или менее наладили подвоз питьевой воды, но людям не хватает воды, чтобы мыться. Есть большая проблема с организацией туалетов, потому что не работает канализация. Еще в Тулуне действует лишь несколько складов гуманитарной помощи, между которыми слабо налажена координация. Люди часто не знают, где получить то, что нужно. Я думаю, это связано с тем, что в чрезвычайной ситуации город всегда захлестывает потоком разных грузов. К сожалению, они состоят в основном из старой одежды, которая людям не нужна и просто остается на улицах.
МЧС, военные и добровольцы откачивают воду из залитых подвалов. Раздается вода, уже работают магазины. Слухи, что буханка хлеба стоит 150 рублей, по крайней мере с моим приездом, не подтвердились.
— Есть еще что-то, что не совпало с тем, что пишут в интернете?
— Перед поездкой нам говорили, что в населенном пункте Норы в 100 километрах от Тулуна есть серьезные разрушения, и я опасалась. Бывает так, что в прессу поступает мало информации о каких-то районах, и тогда туда часто запаздывает помощь, люди не получают то, что им нужно больше других. Но слухи не оправдались. Деревню действительно заливало, но ситуация менее страшная, чем в других местах.
— Люди жалуются на отказ в выплатах компенсаций. Тулунские жители рассказывают о мародерстве. Жители затопленного Нижнеудинска — о том, что в первую очередь спасают дома чиновников.
— Жалобы возникают при любой ЧС, потому что людям действительно кажется, что их бросили. По закону пострадавшие получают компенсацию 10 тысяч рублей на самое необходимое: нижнее белье, зубную щетку, постельное белье и другое. Это положено людям, которые проживали на месте бедствия. Но бывает, что кто-то приехал ухаживать за больной мамой, жил тут и работал, но прописан в другом городе. В этом случае нужно обращаться в суд и представлять справки, доказывающие проживание в зоне ЧС, например, с места работы. Как правило, это занимает короткое время.
— Вы поехали в Тулун как координатор от объединившихся фондов — «Предание», «Правмир», «Лавка радостей» и других. Как будет происходить процесс помощи нуждающимся?
— Объединились целых пять фондов — «Предание», «Правмир», «Лавка радостей», благотворительный фонд «Справедливая помощь имени Доктора Лизы» и ассоциация «Благополучие животных». [Кроме того, срочный сбор средств для пострадавших в Иркутской области запустил проект «Добро Mail.ru». — Прим. ТД.] Я сейчас выясняю, на что эффективнее всего потратить деньги. Сегодня люди находятся в ПВР в больших залах школы. Тут десятки местных жителей, стоят кровати, электрочайники, делают прививки от гепатита и кишечных инфекций. ПВР, можно сказать, образцовый. Поэтому потратить все деньги на подвоз воды, покупку дополнительных продуктов или матрасов было бы неправильно.
Я собираю информацию, что больше всего нужно: столько-то холодильников, столько-то электрочайников, в детский дом нужны доски, чтобы что-то починить. Мы оплачиваем это по безналичном расчету и передаем по акту в конкретные учреждения или населенный пункт. Каждая покупка документально подтверждается и фиксируется на фото.
В любой из фондов можно перечислить средства. Организации помогают пожарным добровольцам, местным жителям и даже животным. Корма мы тоже будем закупать. Я не помню, чтобы за 10 лет столько крупных фондов объединились ради помощи какому-то региону. Никто не тянул одеяло на себя, чтобы всех спасти и быть героем. Все дружно сказали: «Давайте вместе!» Потому что вместе мы можем помогать сразу большему количеству людей.