Реальные доходы россиян падают уже пятый год подряд, и для людей в малых населенных пунктах социальные выплаты могут быть критическими для выживания. В то же время в России регулярно закрывают малокомплектные школы. В таких условиях массовые усыновления помогают выживать селам.
В 2018 году жители села Хоточчу Якутии разработали способ спасения местной школы, которую власти хотели закрыть как малокомплектную. Семьи решили брать под опеку воспитанников детского дома — чтобы дети обретали семью, а школа получала необходимое для работы количество учеников.
Руководитель проекта «Экономика усыновления как стратегия выживания малых сел» фонда «Хамовники», старший научный сотрудник Социологического института ФНИСЦ РАН Вера Галиндабаева провела несколько лет в изучении подобных случаев в нескольких регионах России. Что кроется за такой практикой — в монологе Галиндабаевой для «Таких дел».
Реформа образования
В 2006 году власти стали проводить реформу образования, изменившую принцип финансирования на более «эффективный»: чем больше учеников и чем они лучше учатся, тем больше у школы финансирования. Это сделали, чтобы запустить среди школ конкуренцию, но также и просто чтобы сократить часть школ, особенно малокомплектных.
Малокомплектными начинают называть те школы, где наполняемость классов меньше 10 человек. В 2013 году был установлен такой раздел — малокомплектной считается школа, в которой не более 110 учеников на 11 классов. Когда ввели эти нормативы, оказалось, что, например, в Бурятии половина сельских школ — малокомплектные. То же справедливо для большинства сельских школ в регионах.
Если пересчитывать, сколько тратит государство на одного ученика такой школы и на ученика городской школы, в первом случае расходы в три-четыре раза больше — за счет того, что приходится содержать огромную инфраструктуру. В советское время строились большие школы, в среднем на 200 человек, а сейчас в малокомплектных учатся от 30 до 100. После принятия реформы образования правительство намеревалось, исходя из этих вычислений, сократить расходы на 15%.
Закрытие малокомплектных школ, с точки зрения реформаторов, позволяет эффективно расходовать бюджетные средства, а именно сократить расходы на содержание имущества. Однако в сельской местности такой механизм приводит к тому, что малые села лишаются даже той деградирующей социальной инфраструктуры, которая им досталась в наследство от советского периода.
Малокомплектные школы закрываются, а детей переводят на обучение в ближайшие крупные поселения, куда их каждый день возит школьный автобус. Расстояние может быть и 10, и 30 километров. Закрытие школы — фатальное для села событие. Дело здесь не только в том, что часть населения лишается работы в сфере образования, а в том, что молодые семьи даже при наличии работы начинают выезжать в более крупные села, где доступно образование для их детей.
В Бурятии с 2007 года было закрыто 48 малокомплектных школ, 214 еще работают. Когда школа признается малокомплектной, она переходит на другую схему финансирования — по классам. За один класс платят 500 тысяч рублей. В школе с нормальным количеством учеников бюджет зависит от количества школьников.
Вознаграждение за усыновление
В 2007 году начинается и другой процесс изменений в социальной политике: теперь в приоритете семейная форма устройства детей, оставшихся без попечения родителей. Правительство начало разрабатывать механизмы, чтобы увеличить количество приемных семей.
Приемная семья получает вознаграждение от государства, сильно варьирующееся от региона к региону, с самым высоким в Москве. В Бурятии это 4,7 тысячи рублей за первого ребенка, 3,7 тысячи за второго и каждого последующего. В Смоленской области — 2,5 тысячи рублей за первого, второго, третьего и далее. По договору приемная семья может брать до восьми детей. Производится единовременная выплата при передаче ребенка в замещающую семью — 16 490 рублей (если говорить о Бурятии). Выплаты осуществляются до совершеннолетия ребенка.
В это время ставится цель — 24% детей, оставшихся без попечения родителей, должны попасть в приемные семьи. Еще одна цель — сократить количество интернатов для несовершеннолетних. Содержание одного ребенка там стоит государству 400 тысяч рублей в год, а в приемной семье — в разы меньше.
Стратегия усыновления
Сложилась удобная ситуация. Школам говорят: вы достигаете порога в 30 человек — и мы вас закрываем. Школа при этом дает 25—30 рабочих мест, а экономически активных жителей в малых селах обычно не более 150. Заинтересованность села в том, чтобы сохранить школу, максимально высокая.
Село в таком случае придумывает ход — массово взять приемных детей школьного возраста. В некоторых случаях директор и родители сразу говорят интернату, сколько нужно детей и какого возраста, чтобы заполнить все классы. Обычно кто-то, у кого есть связи, обращается напрямую к директору какого-нибудь центра для адаптации детей, оставшихся без попечения родителей: «У нас такая проблема, мы хотим ее решить».
То же самое они прямо говорят и специалистам органов опеки. Может, это и не совсем правильный мотив усыновления, но отказать они не могут, если будущие родители соответствуют всем параметрам. Происходит это массово: например, шесть семей готовят необходимые документы и приезжают в интернат на школьном автобусе. Сколько берет детей каждая семья, зависит от жилплощади, доходов и желания самих родителей.
Есть семьи, которые берут сразу по восемь приемных детей. Надо сказать, что в основном это успешные семьи, способные прокормить такое количество. Мамы в них, как правило, учителя или бывшие учителя, а папы работают кем-то в той же школе. Но таких семей мало, обычно берут одного-трех детей.
Дети как ресурс для учреждений
Источник пополнения интернатов — неблагополучные семьи — никуда не исчезает. 20 уходят в такие села, и в этом же году 20 приходят. Интернаты время от времени закрывают, но я не знаю, по каким параметрам. Была история в Саратовской области, когда жители села не в первый раз поехали в интернат брать детей. Директор интерната не выдержала, позвонила директору и сказала: «Вы думаете, нам самим работа не нужна?» Конкуренция за детей как за ресурс присутствует.
Но везде, где я проводила исследования, дети как ресурс не заканчивались, нигде интернаты окончательно не закрывались, а расселялись по другим, близлежащим.
В 2002 году в Бурятии было 25 приемных семей, а в 2007 году, когда началась политика модернизации, их стало 400. К 2015 году уже 1451 ребенок находится в 853 приемных семьях. Такую тактику используют в этом регионе не менее 20 сел, мы изучали четыре из них. При этом в селах, в которых мы проводили исследование, не было опыта приемного родительства до 2008 года.
Похожее наблюдалось также в Иркутской области, Якутии, Башкирии, Татарстане, Нижегородской, Саратовской, Смоленской, Владимирской и Брянской областях. Это то, что попадало в СМИ, где было хоть одно такое село.
Государство захотело сэкономить со стороны образования и со стороны социальной политики. Эти школы могли закрыть 10 лет назад и не финансировать, но приходится до сих пор тратиться на содержание этих двухэтажных зданий, на отопление, ремонт и учителей. С другой стороны, получается сильно экономить на социальном обеспечении: устроенные в приемные семьи потребляют намного меньше ресурсов.
Мы подавали запросы местным чиновникам из районных управлений образования, как они относятся к этим моментам, — они все знают об этой практике, а некоторые предлагают ее сами. Им самим невыгодно, чтобы у них уменьшалось количество школ, хоть сверху и идет приказ на сокращение. Только один глава РУО сказал нам, что эти школы «заслужили» закрытие, потому что они неэффективны в плане обучения из-за недокомплекта учителей, и детей нужно переводить туда, где с этим все нормально.
Как усыновленные дети живут в селах
Когда в этих селах детей берут в приемные семьи люди, у которых нет прямой зависимости от школы, сироты хорошо вливаются в коллектив. Их принимают не как «второй сорт», а как нормальных детей. Директор интерната в Баргузинском районе рассказывал нам про русское село, которое взяло 10 детей, и бурятское село, взявшее 23. У первого села был очень неудачный опыт — соседи начали выделять приемных детей в отдельную касту хулиганов и людей второго сорта. Дети начали оттуда сбегать, их начали отдавать — большинство из этих 10 человек вернулось в интернат.
В бурятское село дети ехали с тревогой, тем не менее там к ним отнеслись нормально и местные дети, и взрослые. Хорошо к ним относились и в школе, в отличие от тех школ, в которые их направлял интернат. Там внимание им уделяли по остаточному принципу, а другое дело — школа в малом селе, где в классе по пять человек, а учителя достаточно внимательные и заинтересованные. Они заинтересованы, чтобы дети хорошо учились и выдавали хорошие показатели ОГЭ и ЕГЭ.
В одном из регионов мы видели случай, когда семья свела функцию приемных детей к чистому ресурсу. Они брали мальчиков подросткового возраста от 11 до 14 лет и не выходили за предел 5 тысяч рублей, которые выдают на содержание этих детей, а вознаграждение тратили на другие цели. Условно говоря, делили каждую сосиску на три части. В этой семье все закончилось достаточно плохо: кто-то из этих детей живет в заброшенных домах, кто-то на пенсию по потере кормильца, кто-то давно выехал из села. Но это уникальный случай.
Чаще всего если приемные родители не тянут, они расторгают договор. Такие истории были во всех исследуемых селах как со стороны родителей, так и со стороны детей. Основные причины — состояние здоровья родителей, чаще всего тяжело заболевали мужья. Также интернаты часто не информируют о каком-то диагнозе ребенка, и через год-полтора родители сами обнаруживают его в медкарте. Обычно это F07 (расстройства личности и поведения, обусловленные болезнью, повреждением или дисфункцией головного мозга). Родители говорят, что их «обманули», и отказываются от детей.
Были и случаи, когда сами дети просились, чтобы их перевели в другую семью. Но не обратно в интернат — каким бы он хорошим ни был, там всегда выстраиваются определенные иерархии и старшие дети устраивают, по сути, дедовщину. Для детей попасть оттуда даже в деревню другой национальности — обрести свободу. Свобода свободой, но в деревне тоже есть свои обязательства, и первый год у всех них уходит на то, чтобы привыкнуть к той дисциплине, которая принята в селе и в новой семье.
Дети приезжают в сельские семьи и вовлекаются в ведение личных подсобных хозяйств, которое требует дисциплины. И все же им в таких условиях лучше — показательно, что многие приемные дети остаются жить в селах после 18 лет или даже возвращаются в свои приемные семьи после обучения в средне-специальном или высшем учебном учреждении.
Почти все семьи, которые брали детей, — семьи в стадии «пустого гнезда», когда свои дети уже выросли и живут где-то в городе, многие уже окончили университеты и купили свое жилье. Приемных родителей контролируют органы опеки. Раз в определенный период они приезжают в села, заглядывают в холодильник, их комнаты, смотрят их вещи.
Президент фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская говорит, что если в таких ситуациях жители села воспринимают детей не как способ решения проблемы, а как детей, которые приходят в семью и относятся к ним так же, как и к любому ребенку, нет никакой разницы, какие процессы при этом происходят параллельно.
«Дети должны быть целью, а не способом. Цель должна быть помочь им, воспитать их. Если люди уверены, что у них есть на это внутренний ресурс и у них есть возможность работать на дому воспитателями и помогать детям — это прекрасно, пусть они это делают. Если же они берут 15 детей, “чтобы были”, и дальше ими никто не занимается — это плохая история», — считает Альшанская.
Она добавляет, что за каждой из историй о массовых усыновлениях может лежать разная мотивация, невидимая за новостным заголовком о «спасении сельской школы». «Дети не соглашаются легко на любую приемную семью, это представление далеко от реальности. Многие дети сохраняют приверженность кровной семье, особенно если их [в приюте] навещают родственники, и не готовы уходить в другую. Либо же имеют предыдущий негативный опыт в приемной семье, иногда их накручивают в детском доме. Но могут быть учреждения, где детей, наоборот, готовят к тому, чтобы идти в любую семью», — заключает эксперт.
По мнению Альшанской, приемные семьи должны брать ребенка ради ребенка и обеспечивать ему постоянную поддержку, но поскольку в малых селах отсутствует система сопровождения психологических, медицинских и реабилитационных центров, присутствующая в больших городах, необходимо развивать на местах доступную помощь государственных или негосударственных служб сопровождения.
«Нужно справляться с его [ребенка] тяжелым поведением, нужно думать о его будущем, его реабилитации», — перечисляет эксперт. Необходимо, чтобы в доступе была помощь и поддержка, чтобы через несколько лет «заголовки СМИ не запестрили историями про очередные трагедии». «Ребенок должен жить в семье, неважно — в Чебоксарах, в Москве или в сельской местности, — он должен быть окружен людьми, которые любят его и заботятся о нем», — отмечает она.