В России стал актуальным термин NIMBY (not in my back yard — «не у меня во дворе»), описывающий явление, когда жители сплачиваются против приходящего извне инфраструктурного развития, социальных учреждений, частной или государственной застройки и в целом изменений в жизни района. Термин впервые был использован в американской прессе в 1980 году в контексте протестов жителей Вирджинии против строительства ядерных могильников.
Яркий пример NIMBY-конфликта в сентябре продемонстрировала Москва, когда петербургская благотворительная организация «Ночлежка» объявила о возможном открытии в Беговом районе приюта для бездомных. Жители района буквально повторяли слова из аббревиатуры, выражая опасения, что бездомные начнут спать во дворах их домов, и потребовали от НКО уйти в другое место.
«Такие дела» обратились на родину термина, к Рольфу Пендаллу, кандидату наук в области социологии и автору монографии «Opposition to housing: NIMBY and beyond». Пендалл рассказал, какая рациональность стоит за NIMBY-жильцами, как в США решают такие конфликты и как сторонам стоит вести себя, если не удалось избежать противостояния.
— В России люди прогрессивных взглядов часто воспринимают NIMBY-конфликты как борьбу рационального общего блага с иррациональными и эгоистичными жильцами. Но и сами NIMBY-жильцы видят себя в качестве представителей общего блага. Какая рациональность стоит за NIMBY?
— В американском контексте стоимость жилья человека — главное его подспорье, основной актив. Если у человека накоплено хоть какое-то состояние, оно, скорее всего, хотя бы частично вложено в дом. У многих дом ассоциируется не только с финансовым благополучием, но и с безопасным местом — некоторого рода убежищем, которое другие люди не могут контролировать.
Еще один малоизвестный факт: из года в год американцы проходят опросы о том, как они оценивают свой дом и свой район в плане удовлетворенности жизнью — от 1 до 10. Медианное значение в результатах этих опросов колеблется между 8 и 9. Американцам реально нравятся их дома и районы такими, какие они есть. Ожидать от них предрасположенности к изменениям в таких условиях странно — разве может жизнь в районе стать лучше, если он поменяется?
Этих двух факторов достаточно для любого разумного проницательного человека, чтобы забить тревогу при надвигающихся серьезных изменениях в жизни домохозяйств и района в целом.
— Что если приходящий в район сервис не сильно изменит картину ежедневной жизни? В нашем случае — приют для бездомных. Опыт других городов свидетельствует, что он не встает поперек привычного образа жизни людей.
— Когда вы считаете, что ваш район уже неплох, и стоимость жилья для вас не пустой звук, зачем вам рисковать? Даже если сервис для бездомных маловероятно принесет в район беду, награда за его размещение будет 0, а возможный риск — минимум 1%, но, скорее всего, больше. С точки зрения всего района этот риск всегда будет больше, чем любая личная награда, которую получат благотворители, дав в этом районе кров бездомным.
До этого момента мы говорили о людях как о рациональных акторах, а они, конечно, не такие. Заметная часть неприятия бездомности в Америке завязана на страхе и ненависти к беднякам, к людям, попавшим в беду из-за системного расизма, классизма, недостаточного финансирования и поддержки образования, больниц, из-за самой системы, не производящей достаточно рабочих мест. Многие из штатов, в которых сейчас процветает бездомность, пережили гигантский приток капитала из других мест — а значит, и людей. Жители стали намного богаче, застройщики не справляются со спросом, жилья не хватает на всех. Это одна из причин, почему бездомность так резко выросла на западном побережье.
Они чаще замечают только личные неудачи — это заложено в американской культуре. Они думают о бедняках и бездомных как о людях, лично виноватых в своей неудаче, — недостаточно трудившихся или сделавших в жизни неправильный выбор. А сделай они все правильно, у них бы, скорее всего, был дом.
— Можете назвать примеры конфликтов из-за приютов для бездомных в американских городах: как они разрешились и какие уроки были извлечены городами и обществом в целом?
— Мой любимый пример происходит в виде эксперимента прямо сейчас, но это больше относится к системному решению социальной проблемы, чем к отдельному конфликту. В Денвере и Колорадо начали системно думать о том, как люди становятся бездомными. Очевиден тот факт, что если бездомные и создают проблемы для своих «соседей», то это малая часть бездомных, создающая большую часть проблем. Примерно 20% бездомных составляют 80% «спроса» на места на станциях скорой помощи и во временных изоляторах — в этих учреждениях их называют постоянными клиентами. Местные власти знают, что на обеспечение этой малой доли людей экстренным здравоохранением и на включение их в пенитенциарную систему уходит очень много денег.
В Денвере задались вопросом: сколько будет стоить просто дать всем этим людям постоянное вспомогательное жилье (ПВЖ)? Если город и округ сэкономят на изоляторах и здравоохранении в долгосрочной перспективе, не будет ли строительство вспомогательного жилья по факту мерой экономии? Было решено попробовать воплотить идею в жизнь. Город нашел инвесторов, и они предложили деньги на строительство 200 единиц ПВЖ для бездомных.
Через два или три года эксперимента станет понятно, удастся ли городу сэкономить, построив им жилье. Логически получается, что так. Есть научные данные о том, что те из бездомных, кто уже получил ПВЖ, больше почти не оказываются в отделениях скорой и в изоляторах. Просто дать им дома в случае бездомных гораздо более продуктивно, чем биться раз за разом в каждом сражении.
— Где в Денвере разместили это вспомогательное жилье, не вызвало ли это протестов?
— Не знаю, где помещены эти комплексы. Но я думаю, жители Денвера приняли такой обмен: стать соседями с этими людьми, но убрать их с улиц, из-под мостов, из парков. Они увидели, что проблема уже есть, она огромна и она видима в общественных пространствах, так почему бы не построить вспомогательное жилье где-нибудь, чтобы ее решить?
Чаще всего вспомогательное жилье строится в частях города, где мало жителей. В США большинство людей владеют домами в практически исключительно жилых районах. Это не смешанные жилые и коммерческие районы. А бездомные чаще всего собираются рядом с транспортными развязками, социальными учреждениями — там совсем немного частных домовладений. Таким образом, открывается много потенциальных мест ближе к центру для вспомогательного жилья для этих одиноких, хронически бездомных людей.
— Это вспомогательное жилье не похоже на многоэтажки с доступными квартирами, как в окрестностях Нью-Йорка?
— Нет, есть разница между социальным жильем для малоимущих семей, особенно с детьми, и ПВЖ для бездомных. Противостояние этим объектам может идти из одного эгоистичного, предсказуемого источника, но полутона страха и ненависти тут разные. В случае с доступным жильем многоэтажки стигматизируются как места для афроамериканцев, даже если все, кто там живут, не афроамериканцы.
— Можно ли сказать, что какие-то сообщества более склонны к NIMBY-реакции на изменения, а какие-то — в меньшей степени или даже склонны к YIMBY? Есть ли корреляция, что гомогенные высокодоходные сообщества более подвержены NIMBY, а сообщества «плавильного котла» — менее?
— Эту зависимость сложно уловить. Сообщества, которые не хотят размещать у себя доступное жилье и приюты для бездомных, выстраивают городское планирование и местное законодательство так, что построить подобное там просто невозможно или настолько сложно, что никто не будет и пытаться. В Америке есть много мест, где мы не видим NIMBY-протестов просто потому, что там никто не пытается строить доступное жилье или приюты для бездомных. Как ни странно, NIMBY-протесты мы наблюдаем больше в городах, считающихся либеральными, типа Сан-Франциско. Им хотя бы есть на что реагировать. И в любом, даже в самом либеральном, месте есть люди, которые не хотят никаких изменений в жизни.
Важно также отделить противостояние развитию инфраструктуры для бедных и девелопменту в целом. Люди в таких городах не хотят никакой застройки, потому что там и так очень высокая плотность населения, потому что им нравятся их районы такими, какие они есть, потому что они не доверяют частным девелоперам.
Когда доступное жилье или приют для бездомных строит НКО, жители этих городов обычно более благосклонны к таким проектам, чем ко схожим проектам коммерческих компаний. Нужно уточнять: то недовольство, что мы видим, исходит из ненависти к бедным людям или же из ненависти к инфраструктурному или жилищному развитию в целом, поскольку оно принесет с собой пробки и множество других изменений? NIMBY бывает не только от страха перед темнокожими или бездомными, но и от страха перед джентрификацией.
— Что должны делать обе стороны — и жильцы, и внешняя сила, пришедшая в район, чтобы минимизировать провокации и насилие и прийти к конструктиву?
— В таких спорах требуются терпеливые, легитимные и наделенные доверием посредники. Это могут быть местные власти, в некоторых местах это священник, где-то — общественный деятель, которого уважают. Посредник должен говорить с людьми, даже самыми радикально настроенными, выслушивать их беспокойство, выстраивать с ними доверительный разговор, даже если их страхи иррациональны. Важно умение слушать, запоминать, отвечать, успокаивать, отделять страх от ненависти. Сложная работа, но она поможет снизить общий эмоциональный накал. Важно уловить динамику конфликта так, чтобы повестка более благоразумных людей с обеих сторон стала самой слышимой. Пришедшей в район силе важно рассказать местным жителем все о работе будущего учреждения вплоть до мелких деталей, чтобы они поняли суть будущего сервиса.
Нужно также менять язык. В США постепенно меняется язык разговора о социальных проблемах. Мы больше не употребляем слово «раб», мы говорим «человек, попавший в рабство», само явление рабства не должно описывать человека одним словом. «Бездомные люди» — тоже стигматизирующее определение, как будто люди, описываемые им, никогда не имели домов и не будут иметь. Хотя мы знаем, что большинство бездомных в итоге находит дом и приводит жизнь в порядок.
Нужно очеловечивать в глазах жильцов района людей, для которых строится сервис. Можно обратить внимание на то, что на улице оказываются семьи с детьми. Человека с детьми сложнее вогнать в обычные рамки представлений о бездомности, а особенно бездомных детей — они оказались на улице явно не из-за своих ошибок или недостаточной трудоспособности.
Конечно, лучше бы такие конфликты вообще не возникали. Но когда он уже возник, чем дольше пустует место посредника, тем более убежденными будут люди по обе стороны баррикад. Можно следовать всем правилам и законодательству, проводить встречи, публичные слушания, соцопросы — и это все нужно делать, — но, если вы не закладываете возможность конфликта, правила вас не спасут.
— Эффективно ли дегуманизировать NIMBY-жильцов, обвинять их в расизме, фашизме, социал-дарвинизме и портить им репутацию? Может ли это привести к тому, что жителям других районов станет за них стыдно и они пригласят учреждение разместиться у них?
— Будем честны: быть белым человеком в Америке — значит быть воплощением привилегии. Но разбрасываться этим определением в повседневных разговорах — простейший способ выбесить человека. И если один белый человек услышит, что другого назвали расистом, он прокрутит в голове все те разы, когда его самого называли так, у него возникнет чувство солидарности. Не могу представить ситуацию, в которой кликушество может оказаться продуктивным.
В самой идее социал-дарвинизма заложено представление о противостоянии групп людей. Есть конкуренция — война, драка, убийство, но есть и кооперация — когда люди торгуют друг с другом, обучают друг друга, передают послания. Это часть эволюции человека как вида — способность убрать конфликты из сфер, которые требуют высокой кооперации для достижения общих целей.
— Есть ли экономические способы противостоять NIMBY?
— Некоторые люди считают, что охладить протесты можно так: муниципалитет вместе с внешним игроком приходят к жильцам со словами: «Мы предложим вашему району программу страховки, если стоимость ваших домов упадет на уровень ниже, чем во всех остальных окрестных районах, мы компенсируем эту разницу, если захотите продать дом, или же снизим вам налоги на недвижимость». Но нужно учитывать, что эти предложения могут показаться жильцам оскорбительными, попыткой купить их. Также посредник может выяснить, чего хотят жильцы, есть ли в районе какие-то проблемы. Может, у них годами разваливается какая-то улица — а тут еще и приют для бездомных строят. В этом случае акторы с другой стороны могут предоставить значительную помощь в разрешении этих насущных проблем.
— Вы говорите про кооперацию властей и НКО — так, должно быть, происходит в США при строительстве приютов для бездомных. Сейчас в Москве НКО занимается этим в одиночку, и она не может обещать жильцам золотых гор в силу ограниченности ресурса. Местные исполнительные власти, похоже, решили самоудалиться из конфликта, оставив НКО и жильцов разбираться друг с другом наедине.
— Если НКО пытается открыть такое учреждение без поддержки других институций, у нее гораздо больше шансов проиграть. Мне кажется, с описанными условиями НКО проиграет. Неважно, воспринимают ли ее правильно или считают, что это коммерческая организация, которая действует в интересах личной выгоды, — вопрос один и тот же: в чем выгода района? Может, многие и скажут: «Здорово, это даст району престиж». Но всегда найдутся те, кто скажут: «Нет, я не хочу никаких изменений». И если власть никак не задействована, учреждение не откроется.
— НКО говорит жильцам, что поможет справиться с проблемой бездомности в районе, но жильцы не верят, что с этой проблемой в принципе можно справиться.
— Давать такие обещания опасно. Может, с их помощью и можно добиться успеха в переговорах и открыться, но мне кажется крайне вероятным, что проблема бездомности никуда не уйдет. Это большая проблема — она гораздо больше, чем то, с чем может справиться одна НКО и один приют, даже на уровне района.