12 февраля в Чертановском суде Москвы во время оглашения приговора бывший начальник управления автотранспорта ФСИН Виктор Свиридов совершил суицид. Как ему удалось пронести в зал суда пистолет — неизвестно: рамки металлодетектора были исправны, а самого Свиридова на входе обыскал судебный пристав.
Виктор Свиридов был приговорен к трем годам лишения свободы по делу о вымогательстве 10 миллионов рублей у бывшего замдиректора ФСИН Александра Сапожникова. У Свиридова была четвертая стадия онкологического заболевания, но суд не принял ее во внимание.
«Такие дела» поговорили с защитником Свиридова Григорием Иванищевым о случившемся в суде, уголовном преследовании его подзащитного и соразмерности приговора.
Григорий Иванищев
адвокат Виктора Свиридова
Виктор выстрелил, не дослушав приговор. Услышал только то, что суд не принял во внимание доводы стороны защиты, что ему меняют меру пресечения [с подписки о невыезде] и заключают под стражу в зале суда.
Приговор судья дочитал, когда мой подзащитный уже застрелился — суд был обязан это сделать в связи с регламентом и законом. Смерть наступила в течение пяти минут. Мы максимально пытались ему помочь, но это было бесполезно. Медики приехали спустя полчаса.
[Выстрел был из его] наградного пистолета. Виктор являлся в свое время сотрудником МВД и получил оружие за государственные заслуги. Предотвратить самоубийство дежурящему в зале суда приставу также не удалось — все произошло молниеносно и непредсказуемо. Никто не думал. <…> Суицидальных настроений у Виктора не было.
Тяжелое заболевание моего клиента было одним из обстоятельств, заслуживающих внимания для смягчения наказания. Было достаточно много и иных нарушений, допущенных следствием, которые суд не исключил.
Например, следствие проводилось не по месту совершения преступления, а в ином подразделении. Доказательства вины были представлены следствием без их исследования — то есть приняты на веру. Получается, к следователям пришел человек и сказал: «Я видел», и следствию этого было достаточно, чтобы решить: «Все, тот точно виновен, мы его будем судить». Суд [насчет доказательств обвинения] тоже решил — раз так кто-то говорит, значит, это правда.
Либо это было заказное [обвинение]. В другое уже не верится.
Свое уголовное преследование Виктор воспринимал как недоразумение и виновным себя не признавал. Защита считала, что доказательства его вины не представлены: следствие не устранило те нарушения, на которые мы указывали. Адвокаты, да и сам Виктор ждали от суда оправдания. Но вы сами понимаете, что, как правило, суды не идут наперекор уже состоявшейся практике. Оправдательных приговоров в России минимальное количество, и мы, безусловно, об этом Виктору говорили. С учетом всех обстоятельств мы рассчитывали, что даже в случае обвинительного вердикта суд применит положение статьи 81 УК РФ (освобождение от наказания в связи с болезнью — прим. ТД) и смягчит приговор, назначив условный срок.
Я думаю, что в данном случае сторона защиты обжалует приговор. Остальные действия — на усмотрение родственников.
У Виктора осталась большая семья. Сын с инвалидностью 1-й группы, с тяжелым заболеванием, которому требуется постоянное внимание и медицинская помощь, несовершеннолетняя дочь и неработающая жена. Защита рассчитывала в крайнем случае на понимание и принятие во внимание судом этих обстоятельств.
Я не считаю данный приговор справедливым. Я считаю его жестоким. У человека рак четвертой степени с метастазами в другие органы, он надеялся прожить максимум около полутора лет. Назначать ему наказание в размере трех лет в колонии строгого режима — подобно смерти.