Такие Дела

«Нам не хватает простого рассказа о человеке без оценок, жалости и геройства». Активистка из Казани — о социальной журналистике

«Такие дела» в серии монологов «Близко к сердцу» рассказывают о журналистах и блогерах из регионов, которые своим неравнодушием постепенно меняют местное сообщество. Героиня тринадцатого текста — журналистка и волонтер из Казани Ира Данильянц.

Ира делает программу о благотворительности на местном телевидении, поддерживает творческие инклюзивные проекты и мечтает сделать документальный спектакль о тех, кто помогает. «Такие дела» публикуют монолог журналистки. 

Ира Данильянц
Фото: Олег Маковский

С Казанью мы не сразу нашли общий язык. Здесь красиво, куча проектов, возможности, театр, кино — все на свете. Но подружиться с городом и найти свое место мне помогли работа и люди, которых я встретила благодаря ей. Моя Казань состоит из тех, кто в театре, и тех, кто в некоммерческих организациях. Это очень крутая компания. 

В 2016 году я переехала в Казань и стала работать в студии, которая делает контент для телевидения. Я с ними сотрудничала и раньше: писала рекламу, диалоги, сценарии. А тут предложила сделать проект про людей. О социалке и сложных темах я тогда не думала, просто хотелось рассказывать про классных горожан. Мы придумали концепцию, написали заявку на грант. Получилась «Территория мира» — телевизионная программа о благотворительности, волонтерах, социальных активистах. Мы с коллегами ищем героев в Татарстане и ближайших регионах. В 2016 году такого было очень мало. Мы сразу получили грант, все закрутилось и крутится до сих пор. Каждый год думаем, что у нас закончатся герои, но пока этого не случилось.

«Территория мира» сильно отличалась от того, что на тот момент было на телевидении. Обычно корреспондент и оператор берут десять синхронов за полчаса и делают сюжет на три с половиной минуты. Наша программа идет 12-15 минут. Мы много разговаривали с героями, записывали гигантские интервью, могли с ними провести часов шесть. Мои коллеги были в шоке от того, сколько я трачу времени на один сюжет.

Возмущает, что о людях с особенностями рассказывают через их состояние, что бы они ни делали: пишут не о человеке, а о том, что он на коляске, не видит или не слышит. С одной стороны, в таких текстах есть жалость, с другой — они всегда про восхищение: «Вот люди с инвалидностью, а ты ноешь. Посмотри на них, пусть они тебя вдохновят». Мне это очень не нравилось. Хотелось рассказывать о них по-другому. 

С темой инклюзии первый раз мы столкнулись, снимая программу про команду «Крылья Барса» — это баскетбол на колясках. Было дико страшно к ним ехать, что-нибудь не то ляпнуть. Но все прошло отлично, и меня заинтересовала эта тема. После знакомства с этой баскетбольной командой я начала специально выбирать инклюзивные проекты или проекты для людей с инвалидностью. Так сложилось, что они стали важной частью моей жизни. 

В 2017 году я познакомилась и подружилась с творческой инклюзивной студией «Э-моция». Это один из любимых проектов. Мы сделали репортаж на ТВ, я написала о них много текстов, рассказывала в разных СМИ о самой студии и ее руководителе Инессе Клюкиной. У нее потрясающая история, абсолютно киношная: до 25 лет не ходила, перенесла кучу операций, но работала над собой и начала ходить. Она человек невероятной энергии, вместе с режиссером Нелей Суркиной делает все возможное для своего театра. У них с коллегами хватило внутренней силы заявить о себе, теперь «Э-моция» — звезды в Казани. Когда мы впервые их снимали, об этой студии почти никто не знал. В других, более отдаленных городах есть инклюзивные проекты, о которых до сих пор не знают, которым не хватает ресурса рассказать о себе, пробиваться, просить или требовать у чиновников. Не все это могут. Важно находить такие проекты и выводить их на разговор, слушать их, рассказывать об их деятельности.

Мы видим, что система меняется: университеты стали обучать людей с особенностями, появилось много новых проектов и возможностей. Даже лексика в этой теме становится важной — не только для меня и людей вокруг меня. Людей с инвалидностью стало больше на улицах. Раньше многие из них боялись выходить из дома. Но не все готовы к инклюзивным классам и детским садам. Предстоит огромная работа с родителями, со взрослыми. А маленькие дети по умолчанию играют и интересуются всеми. 

Мне нравится сама возможность делать программу так, как мы делаем: знакомиться, рассказывать о людях. Всем нам не хватает такого подхода, чтобы просто рассказать о человеке без оценок, жалости и геройства. Это важный проект, он заставляет задуматься о том, какие слова подбирать, чтобы говорить на сложные темы.

Хочется перейти в документалистику и делать что-то масштабное. В 2018 году мне повезло попасть в мастерскую документального кино Марины Разбежкиной. Летняя школа фестиваля «Рудник» каждый год проходит в Свияжске под Казанью. У этого острова потрясающая история. Сейчас он стал туристическим объектом, а до этого чего только не видел: там были лагерь, тюрьма, психбольница. Пока мы там учились и снимали маленькие фильмы, я познакомилась с местными жителями, стала записывать их монологи. 

С кино у меня так ничего и не вышло, осталось много текста. Я все думала, какую форму ему придать, чтобы это кто-то увидел. Подала заявку в драматургическую лабораторию ProLog. В прошлом году была читка и эскиз спектакля в «Углу» — это главная площадка для экспериментального театра в Казани. На следующую лабораторию хочу податься с материалом про людей, которые помогают другим и почему-то решили сделать это своей профессией. Часто думают, что они какие-то дурачки, блаженные и святые. Если социальный проект не приносит быстрой, очевидной и одобряемой всеми пользы, то чем они там вообще занимаются, зачем их поддерживать? За то время, что мы снимаем «Территорию мира», у меня накопился материал с монологами волонтеров, активистов и руководителей некоммерческих проектов. Большая часть историй не попала в телевизор. Хочется сделать из этого документальный спектакль, продумать сюжет. У руководителя фонда меняются взаимоотношения с подопечными, случаются конфликты, сложно удерживать границы, почти нельзя избежать выгорания. Было бы интересно проследить динамику: как меняются эти два человека — тот, кто помогает, и тот кому. 

В прошлом году я начала напрямую сотрудничать с небольшими благотворительными фондами и социальными проектами, за которыми не стоят корпорации. У авторов и руководителей таких проектов обычно нет навыка рассказывания о себе, при этом им очень надо, чтобы с ними кто-нибудь поговорил про них. Еще у них нет специального человека, который бы написал о подопечных фонда не в жанре отчета. Я пишу, а они публикуют тексты.

Круто, что, несмотря на карантин, многие социальные проекты продолжают работать. Люди, которые трижды в неделю приходили за горячим обедом, не расхотели есть. Недавно мы сделали выпуск про волонтеров, которые, несмотря на ситуацию, продолжают кормить бездомных. На днях ездили в приют для животных «Теремок. Забота», будет выпуск программы о том, как живет приют в режиме самоизоляции. Они ожидали конца света, а вместо этого получают большую поддержку, незнакомые люди привозят корм, переводят деньги, пишут письма благодарности и приезжают обниматься с собаками. Сделаем сюжет с волонтерами благотворительного фонда «Альпари»: они формируют и доставляют наборы добра многодетным семьям. На дружественные инклюзивные театры текущая ситуация вообще не подействовала. Они как репетировали круглые сутки, так и репетируют, теперь через Zoom. Еще думаем как-то осветить тему перехода НКО в онлайн. 

Мне в принципе интересно наблюдать, как какие-то маленькие незначительные штуки цепляются друг за друга и все меняют. Приехав в Казань, я искала работу копирайтера и не знала слова «инклюзия». И очень долго считала все, чем занимаюсь теперь, временным, потому что это было слишком странным. 

Странно, когда обрастаешь всеми этими дружбами и начинаешь быть своей в чатиках инклюзивного театра, когда фонды зовут работать Снегурочкой на Новый год, когда бездомные на улице подходят: «Привет, вы нас снимали». Когда замечаешь пандусы, автоматически сканируешь все пространства на доступную среду и полностью меняешь лексикон. Наверное, такое происходит со всеми журналистами, но для меня это все равно удивительно.

Exit mobile version