5 октября в Мосгорсуде должны отобрать присяжных по делу Крестины и Ангелины Хачатурян, обвиняемых в убийстве отца. Коллегия должна будет вынести решение — виновны ли девушки.
Адвокаты и правозащитники отмечают, что в суде присяжных выше уровень состязательности и соблюдается принцип презумпции невиновности. В 2019 году в России суды присяжных признали невиновными примерно четверть подсудимых; при этом количество оправдательных приговоров в обычных судах составляет меньше 1%.
Эксперты рассказали ТД, какие люди становятся присяжными заседателями и какие недостатки у такого суда.
Штатные присяжные
Суд присяжных по своей сути — проявление прямой демократии в судебной власти. Случайно отобранные граждане должны решить, виновен ли подсудимый в совершении преступления и заслуживает ли он снисхождения. Право на суд присяжных в России было закреплено в Конституции 1993 года, но процедуру по отбору заседателей и их обязанностям прописали в законе только десять лет спустя. В 2018 году в закон внесли поправки: численность коллегий присяжных сократилась до восьми человек в региональных судах и до шести — в районных.
Адвокат Светлана Давыдова указывает, что процедура выборки присяжных непрозрачна и вызывает много вопросов: сторона защиты, как и сторона обвинения не имеют к ней доступа. «Раз мы не знаем, как эти списки формируются, мы не можем исключать манипуляций — внедрения тех или иных кандидатов. Может быть, по каким-то делам или даже по всем делам она правильная и честная, но мы об этом не знаем. Если бы при случайной выборке присутствовал представитель обвинения и представитель защиты, мы бы видели своими глазами, как это происходит. Однако практика многих моих коллег говорит о том, что почти по любому делу возможно появление в коллегии человека, который работает в интересах следственных органов и прокуратуры», — утверждает она.
Светлана Давыдова приводит в пример случай из своей практики — одна и та же женщина пять лет была присяжным заседателем в Московском областном суде. «Это вопрос к тому, насколько действительно случайна выборка. Ведь мы прекрасно понимаем, какова вероятность того, что один и тот же человек попадает на отбор. Мы понимаем, что этот человек был в некотором смысле “штатным” присяжным. И интересы правосудия, на мой взгляд, для него становятся второстепенными», — комментирует адвокат.
Сотрудница офиса «Открытой России» Ольга Горелик была присяжной в Мосгорсуде по делу о наркоторговле в районе Люблино. «Мне пришло письмо по почте, что я попала в списки для отбора в присяжные и меня пригласили на собеседование. Было интересно, я даже написала пост в фейсбуке с вопросом — идти или не идти? Большинство советовали: “Иди, может быть получится кого-то спасти”», — объясняет Ольга, почему она решила потратить несколько недель на рассмотрение дела, несмотря на загруженность на работе.
Коллегия, в которой работала Горелик, была сформирована из 12 основных присяжных, четверо оставались запасными. По словам Ольги, все пришедшие москвичи сказали, что впервые будут присяжными, но один мужчина с самого начала знал процедуру работы коллегии. Его и выбрали старшиной — человек с этим статусом руководит ходом совещания присяжных заседателей, записывает результаты голосования в вопросный лист, при необходимости задает уточняющие вопросы судье.
«У меня сложилось впечатление, что этот мужчина — частый гость в суде, да и поведение его вызвало немало вопросов. Про себя он говорил, что он пенсионер, и давал понять, что связан с культурой. Его манеры и речь производили хорошее впечатление. Он мягко, но практически ежедневно транслировал мысль, что подсудимые виновны и будут сидеть. Когда он зачитывал вердикт — а там нужно было зачитать сложные формулы синтетических наркотиков — он их все перечислял так, что у него от зубов отскакивало», — говорит Ольга.
Давление на присяжных
Ольга Горелик рассказывает: в ходе процесса один из подозреваемых признал вину, но убедительных доказательств виновности других фигурантов дела не было. По ее словам, присяжным демонстрировали видео допроса подсудимых без адвоката, а сотрудник ФСКН, который выступал свидетелем обвинения, рассказал, что один из обвиняемых уже привлекался по наркотической статье, хотя это не имело отношения к делу. «Поначалу мне казалось, что люди в коллегии многое понимают, они видели нестыковки в обвинении, обсуждали проблемы в правоприменительной практике. Но это не помешало большинству вынести обвинительный вердикт», — рассказывает девушка.
Ольга считает, что вина одного из подсудимых была совершенно не доказана, в результате голоса коллегии распределились поровну, а это значит, что он мог быть оправдан. Но в итоге двое присяжных внезапно изменили свое мнение и проголосовали за его виновность. «При этом последняя женщина, которая передумала, весь процесс настаивала на его невиновности и явно им всем сочувствовала», — уточняет она. По мнению Ольги, причиной этому стало давление на присяжных.
«То что происходило на процессе, — это безобразие. Я поняла, что коллегию присяжных при том законодательстве, при том суде, которые у нас есть, можно запросто подчинить воле судьи. Он несколько раз к нам заходил, объяснял свои решения по ведению. Секретарь суда, которая занимается присяжными, стала общаться с нами неформально и высказывать свое мнение, прямо говоря, что подсудимые виновны. Один раз она пришла перед вынесением вердикта, рассказывала, что мы ее “любимые присяжные”, а другие присяжные “недавно убийцу оправдали”. Она нам прямо говорила, что, если мы вынесем оправдательный приговор, его отменят», — утверждает Горелик. После процесса она хотела публично заявить о давлении, но в этом ее поддержал только один присяжный.
Правозащитники говорят, что формы незаконного воздействия на присяжных заседателей весьма распространены. Как уточняет Светлана Давыдова, до недавнего времени в российской судебной практике запрещалось спрашивать присяжных о давлении на них — если адвокаты все же опрашивали заседателей, то суд мог вынести представление о недопустимости действий.
7 июля 2020 года Конституционный суд вынес постановление, согласно которому адвокат вправе опросить присяжных о нарушениях УПК РФ, допущенных в совещательной комнате. Жалобу, из-за которой было вынесено это решение, в КС подал преподаватель кафедры конституционного права Уральского государственного юридического университета Алдар Чирнинов. Юрист описал случай, в котором сразу четверо присяжных жаловались на нарушения.
Конституционный суд ограничил свое решение возможностью опроса присяжных только в апелляционной инстанции. Старший юрист Института права и публичной политики Александр Брестер считает, что логичным также было бы предположить постановку вопросов о нарушениях и после вынесения основного вердикта. «Ведь информация о нарушениях может появиться уже там. Не секрет, что иногда присяжные сообщают о нарушениях многие месяцы спустя, переживая за исход дела», — говорит Брестер. Он считает, что значение недавнего постановления КС для общества будет зависеть от практики применения.
Способность вынести объективный вердикт
В марте 2020 года Верховный суд РФ постановил, что в коллегию присяжных можно включать бывших сотрудников судебного департамента или арбитражного суда. По мнению высшей судебной инстанции, это не свидетельствует о том, что кандидат может быть заинтересован в исходе дела. ВС также счел возможным допускать в коллегию присяжных родственников полицейских. Так, у одной из присяжных родная сестра оказалась сотрудницей полиции, но в решении суда говорится, что «в ходе опроса кандидатов в присяжные заседатели она пояснила, что данное обстоятельство не повлияет на ее объективность при вынесении решения по делу».
В то же время иногда суд приходит к выводу, что коллегия присяжных не способна вынести честное решение. Председатель регионального отделения партии «Яблоко» в Татарстане Руслан Зинатуллин стал присяжным в 2013 году в деле о группировке «Перваки» — подсудимые обвинялись в организации преступной банды и шести убийствах. После нескольких месяцев коллегия присяжных заседателей вынесла оправдательный вердикт по всем вменяемым им эпизодам. Позже прокуратура Татарстана добилась в Верховном суде России отмены оправдательного приговора и направила дело на новое рассмотрение в Верховный суд Татарстана. Прокуратура писала, что судом была «изначально сформирована коллегия присяжных, неспособная вынести объективный вердикт».
«Когда формировалась наша коллегия, несколько человек исключили из запасного состава: например, выяснилось, что был отобран осужденный. У нас в коллегию попали люди, которые были присяжными не впервые. Как я узнал позже, гособвнитель и потерпевший заявляли отвод по моей кандидатуре, но судья оставил меня в коллегии», — рассказывает Зинатуллин. Причиной отвода послужило то, что Руслан принимал участие в митинге против пыток в полиции, а на мероприятии были плакаты и в поддержку подсудимых. По словам Зинатуллина, он голосовал за виновность подсудимых, но прокуратура указывала на него как на присяжного, неспособного быть беспристрастным.
Руслан рассказывает: в его случае все общение с судьей происходило строго через записки, без личных контактов, и никакого давления на присяжных не оказывалось. «Это один из важных институтов гражданского общества. Другое дело — как он работает, когда люди выносят решение о виновности и невиновности человека. Но я в любом случае, конечно, за суд присяжных», — комментирует Зинатуллин.
Судебная система вместо судебной власти
По словам Светланы Давыдовой, нередко складывается ситуация, когда сторона обвинения предполагает, что подсудимых могут оправдать, и тогда запускается процесс расформирования коллегии. Для этого используются различные приемы: присяжный может заболеть, перестать являться в суд, и, когда не остается запасных присяжных, коллегия расформировывается и назначается новый отбор. «В коллегию возможно ввести большинство подставных, а большинства достаточно для обвинительного вердикта. В коллегию попадают “нужные” люди, и принимается то решение, которое будет в интересах государства. А в интересах государства — чтобы не был оправдан никто. Потому что государство считает, что оправдательный приговор — это брак в работе следственных органов», — говорит она.
В июле адвокат Анастасия Тюняева участвовала в процессе по уголовному делу, где состав присяжных изменился. По словам юриста, в коллегию попал человек, который не хотел быть присяжным и заявил это еще на стадии отбора, но его все равно включили в список запасных из-за того, что всего в отборе участвовало мало людей. Старшина коллегии прекратил участие в процессе, сославшись на заражение коронавирусом, но сторона защиты не могла это проверить.
Тюняева была защитником в деле, в котором трех мужчин обвиняли в убийстве группой лиц по предварительному сговору из корыстных побуждений. По словам адвоката, у обвинения не было достаточных доказательств: не был доказан сговор и мотив убийства, а на месте преступления отсутствовали отпечатки пальцев подсудимых. Тем не менее присяжные вынесли обвинительный вердикт. «Когда присяжные выходили из совещательной комнаты, они все улыбались, — рассказывает она, — и когда они вынесли обвинительный вердикт, не посчитав, что кто-то заслуживает снисхождения. Для нас это было очень странным, так как в нашем деле упор делался именно на то, что доказательства вины отсутствуют».
Анастасия утверждает, что судья прямо не давил на присяжных, но активно пытался дискредитировать защиту: «Было много моментов, когда прокурору что-то дозволено было говорить, а нас при присяжных останавливали, делали грубые замечания». В то же время, по ее словам, до присяжных не в полном объеме доходила информация. «В нашем случае была важная экспертиза, которую провели с нарушениями. Но именно на основании экспертизы решался вопрос того, как было совершено преступление. Эксперт, проводивший ее, уволился и не был допрошен. Мы заказали новую экспертизу, допросили эксперта уже без присяжных, он все разъяснил, но судья усмотрел в ней нарушения и отказался приобщить ее к делу, заявив, что это оценка, а не мнение специалиста. Поэтому информация об экспертизе до присяжных так и не была донесена», — говорит Тюняева.
Юрист Светлана Давыдова отмечает, что настоящие присяжные всегда относятся к работе следственных органов, результаты которой им представляют в качестве доказательств по тому или иному уголовному делу, с заметной долей скепсиса. «В обычном процессе понятно, что сторона обвинения не критична к работе следственных органов, а суд тем более не критичен к ней практически никогда. Мы вообще не можем сказать, что в нашей стране существует “судебная власть”, поскольку таковой может признаваться только независимый орган, но мы, к сожалению, не можем сказать, что суд у нас независим. В России не судебная власть, а “судебная система”, а никакая система не может быть независимой», — считает Давыдова.