В России до сих пор действует закон, по которому мигранты с ВИЧ подлежат не лечению, а депортации на родину. Правозащитники называют закон дискриминационным, а эксперты опасаются, что такие меры только ухудшают ситуацию с заболеваемостью.
Региональная экспертная группа (РЭГ) по здоровью мигрантов в Восточной Европе и Центральной Азии объявила кампанию #Здоровьебезграниц. С 1 по 17 декабря организация рассказывает об иностранцах, которые не могут жить в России из-за ВИЧ-статуса. «Такие дела» публикуют отрывки из их историй.
Ильхом, Узбекистан, 23 года
Я вырос в благополучной ташкентской семье: моя мама лаборант, а папа госслужащий. <…> Окончил стоматологический колледж, после которого в 2015 году уехал учиться в воронежский мединститут.
Ехать в Россию я немного боялся, родственники говорили про национализм. Но ни с чем таким я ни разу не столкнулся. Когда приехал, я даже немного разочаровался в Воронеже. Перед поездкой читал, что Воронеж — «колыбель русского флота», а в жизни увидел пахнущее водорослями водохранилище и серые пятиэтажки. А у меня в Ташкенте уже давно высотки строят!
Про свой ВИЧ-статус я узнал в январе. У меня на ноге появился гнойник и никак не проходил. Я сдал разные анализы, в том числе на ВИЧ. Но я представить не мог, что могу быть инфицирован, извините, семь лет обучения медицине, мальчик, который после учебы бежит в библиотеку, не пьет, не курит.
Я был в шоке, у меня вообще не могло быть этого. Я впал в такую депрессию, что у меня даже появились мысли о суициде.
Врачи отправили меня в СПИД-центр, а я тогда не знал, что иностранцев со статусом депортируют. Я доверился врачам, которые сказали, что там лечат всех, даже мигрантов. Сдал документы, меня поставили на учет, а потом сообщили, что мигрантов со статусом депортируют. Они не только ничем не помогли, а сделали даже хуже, потому что я попал в списки на депортацию. Я оказался в тупике. Но в итоге меня свели с НКО, которое помогает иностранцам с ВИЧ в России. Мне нашли вирусолога и начали лечить.
Главная проблема для меня — это отношение к ВИЧ на моей родине, где так много границ, религиозных и этнических. В Узбекистане ВИЧ-инфицированному руку не пожмут. Стыдно признаваться, но во время учебы даже преподаватели-медики говорили нам, что у людей с ВИЧ гнойники, поражение лица, волосы выпадают. Зачем так людей пугать, не понимаю, но там до сих пор существуют такие стереотипы.
Что я буду делать дальше? Во-первых, обязательно завершу учебу. Этот год у меня последний. Потом вернусь на родину, чтобы получать бесплатную терапию. Работать хочу по специальности. Если не получится вернуться в Россию, то буду путешествовать по миру, как и мечтал в детстве.
Нет, родителям я ничего не скажу. Они уже в том возрасте, когда их мировоззрение не изменить. Да и зачем их беспокоить. Пусть видят во мне того самого хорошего мальчика Ильхома.
Ольга, Казахстан, 41 год
Два года назад мы с супругом решили переехать в Россию, на историческую родину. <…> Первым в Россию уехал муж — его пригласили на работу. Когда он обосновался, приехали мы и стали думать, как нам легализоваться.
При переезде мы продали все, что у нас было в Казахстане. Гражданство решили получить через программу переселения соотечественников. На медкомиссии для подачи документов на РВП [разрешение на временное проживание] я узнала, что у меня ВИЧ. Это был шок! Потом неприятие — ведь быть такого не может, это ошибка врачей, они перепутали пробирки. «Ну не могло это меня коснуться, я не какой-то маргинал», — думала я. Когда пришел второй положительный результат, я поняла, что это действительно случилось со мной.
Ситуацию усугубили врачи. Я получаю диагноз, и мне говорят: «Собирайте чемоданы, езжайте домой, у вас нет никаких шансов остаться здесь». Я вышла от врача и расплакалась.
Мы зашли в кабинет уже вместе, и муж спросил врача, как нам быть, если мы все продали там и уже живем здесь. Нам сказали, что придется судиться, и, может быть, мне разрешат остаться в России.
Так как одним из условий получения гражданства по программе переселения является отсутствие у членов семьи заявителя заболеваний, которые представляют угрозу для населения, в программе нам отказали. С мужем мы развелись, чтобы он повторно подал на программу. В итоге он и дети получили документы, а я вернулась в Казахстан. Я осталась без детей, без жилья и, если бы у меня там не было родителей, без крыши над головой.
Еще в России я полезла в интернет читать все про ВИЧ. Узнала про вирусную нагрузку и другие показатели. Снова сдала анализы и пошла к врачам с вопросами, что мне делать, как пить терапию. Мне посоветовали «попить витаминки». Поняв, что в СПИД-центре помощи иностранцам не стоит ждать, я нашла НКО, которые помогают таким как я, и там наконец смогла получить квалифицированную помощь.
Я понимаю, что я тут иностранка, но считаю, что у российских властей должно быть гуманное отношению к каждому. Мы ведь такие же люди, только у нас кровь не такая, как у всех. В 90-е на каждом столбе висел плакат «СПИД — чума XX века». Думаю, что фраза до сих пор твердо сидит в головах людей, а ведь прогресс ушел вперед, и если ты принимаешь терапию, то не передашь вирус и можешь рожать здоровых детей. Так не пора ли менять политику и каждый случай рассматривать в отдельности? Какие запреты и депортации, когда у тебя здесь семья и несовершеннолетние дети?
Представьте, я не видела своих детей год! Чтобы помочь семье легализоваться, мне пришлось развестись с мужем, оставить детей и покинуть страну. Это не мой диагноз страшный, это законы нечеловеческие.
Тамара, Грузия, 47 лет
Я родом из грузинского города Рустави, где мои родители работали на известном на весь СССР металлургическом заводе. Этот город основал мой дед. У меня есть два брата, которые сразу после школы уехали учиться в Россию, в Химки. Там мой средний брат получил травму, стал инвалидом, и в 1996 году я переехала к нему, чтобы за ним ухаживать. Параллельно работала продавцом.
Через несколько лет брат умер, а потом пропал без вести второй, и я взяла на воспитание его маленького сына.
Я была так плотно занята делами братьев, что вовремя не занялась своими документами и стала нелегалом. Дело в том, что в Грузии я автоматически получила гражданство в 16 лет, но у меня остался старый советский паспорт. Его я не обменяла на российский, а с грузинским просрочила сроки нахождения в стране. Я не знаю, куда мне обратиться сейчас, чтобы получить гражданство, рассказать, что я этническая русская, получить хоть какую-то информацию. Несколько лет назад я подала на программу переселения соотечественников, но и в ней мне отказали.
О своем положительном ВИЧ-статусе я узнала случайно. Тогда я ничего не знала об этом, думала, что если у тебя ВИЧ, то ты умер заживо. Я настолько загнала себя в угол, что у меня была отдельная от ребенка посуда — я даже не понимала, что не могу через посуду никого заразить. У меня все было отдельное — полотенца, постельное белье, все.
Три года назад возле метро я увидела машину фонда «Шаги», в которой волонтеры проводили тестирование. Я еще раз сдала тест на ВИЧ и поговорила с ними. Эти люди стали моими спасителями, вернули меня к жизни.
А они по-доброму надо мной посмеялись и сказали, что я ничего не знаю о ВИЧ, о современной терапии. Я и правда не ничего не знала про свой диагноз и боялась что-то узнать. А мне все так просто объяснили, что камень с души свалился.
А вот у российских чиновников сложное отношение к ВИЧ-инфицированным иностранцам. Им легче распрощаться с людьми, чем возиться с их проблемами. Депортировать, и все. Мне даже страшно говорить на эту тему. Мы — та каста людей, которых не существует. И я не могу это исправить.
Авторы: Екатерина Иващенко, Анна Федоряк