Такие Дела

«Тюрьма с элементами культурно-развлекательной деятельности». Как живут дети в сиротских учреждениях?

Дети оказываются в детских домах по разным причинам: от кого-то родители отказываются при рождении, некоторые семьи понимают, что не справляются, позже, а иногда детей изымают органы опеки. По данным платформы «Если быть точным», в 2019 году в России насчитывалось 539 973 ребенка из категории детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, — это 1,8% от всего детского населения страны.

Какими бывают сиротские учреждения в России? Как в них нарушаются права детей? И почему дети не должны оставаться в детских домах надолго? На основные вопросы о сиротстве ответили представители НКО.

Девочка в центре содействия семейному воспитанию. Центр в круглосуточном режиме принимает детей, оставшихся без родительской опеки, от рождения до четырех лет
Фото: Валерий Шарифулин / ТАСС

Как дети попадают в сиротские учреждения?

Дети оказываются в детских домах либо по воле родителей, либо после изъятия из семьи, говорит руководитель Клуба приемных семей благотворительного фонда «Арифметика добра» Светлана Строганова. В первом случае родители чаще всего отказываются от младенца в роддоме. Такое происходит, например, если семья находится в тяжелой жизненной ситуации, у родителей есть алкогольная или наркотическая зависимость или если у ребенка обнаруживается тяжелый диагноз.

«Сейчас, к счастью, такого становится меньше. Для примера, все реже отказываются от детей с синдромом Дауна. Это происходит в том числе и потому, что фонд Downside Up разработал протоколы для врачей и медицинских работников о том, как общаться с родителями, у которых родился ребенок с этим диагнозом. Примерно то же самое сейчас происходит или будет происходить и с другими диагнозами», — объясняет Строганова.

Бывают и отказы от детей спустя некоторое время после рождения. Светлана Строганова говорит, что такое часто случается с выпускниками детских домов, у которых нет никакой поддержки и значимого взрослого рядом. Никто их не учил, как заботиться о ребенке.

Другие кровные родственники также могут отказаться от ребенка. Больше половины — отказы от уже взрослых детей. «Часто бывает так: бабушка забрала внука, когда он был маленький. И, пока у нее были возможности и ресурсы, она его воспитывала. Но, входя в подростковый возраст, внуки иногда становятся неуправляемыми. Вокруг никто не помогает, все только давят. Ребенок от этого начинает еще хуже себя вести и в итоге попадает в детский дом. Ну а на подростков из детского дома очередь не стоит», — комментирует Светлана.

Возвращают детей обратно в сиротское учреждение иногда и приемные родители и опекуны — это так называемые вторичные отказы. Чаще всего когда они не справились, либо не оправдались их ожидания, либо у ребенка обнаружили тяжелый диагноз.

В сиротские учреждения также попадают дети осужденных женщин. В России при 13 колониях существуют дома ребенка. Там находятся дети до трех лет, и все это время мама может навещать ребенка. Затем детей забирают в другое сиротское учреждение и разлучают с мамой. «Такие дети часто зависают в системе, потому что не каждый приемный родитель будет готов взять ребенка, зная, что через три-четыре года выйдет мама и, возможно, захочет его забрать», — отмечает Строганова.

Изъять ребенка могут по решению органов опеки или полиции. Президент фонда «Найди семью» Елена Цеплик добавляет, что самая частая ситуация — это изъятие из семей, в которых родители имеют алкогольную или наркотическую зависимость, подвергают детей физическому или сексуальному насилию и не обеспечивают их базовых потребностей — еда, одежда, безопасность.

Что такое детский дом?

«Детское сиротское учреждение — это место, где дети, у которых нет собственного дома и семьи, постоянно находятся в условиях группового проживания и отсутствия значимого взрослого», — дала общее короткое определение руководитель проекта «Близкие люди» фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Алена Синкевич.

Дети в сиротских учреждениях живут по расписанию: есть время, когда они встают, едят, занимаются досуговыми делами, посещают уроки. Так происходит не потому, что в детских домах «работают злодеи», а потому, что так устроена система, продолжает Синкевич. Организовать группу детей при нехватке взрослых возможно только с помощью регламента и дисциплины.

Для сравнения она приводит в пример порядки, которые установлены в армии или тюрьме. «Но заключенные и солдаты хотя и имеют какие-то свои внутренние проблемы, уже выросли, они уже устойчивые. А ребенок — это процесс, он меняется постоянно. И от того, как ребенок меняется и в каких условиях, зависит результат — каким он вырастет. Условия, которые создаются в сиротских учреждениях, не очень подходят для благополучного становления взрослого», — прокомментировала Синчевич.

Светлана Строганова называет сиротские учреждения «тюрьмой с элементами культурно-развлекательной деятельности»: есть жители и есть надзиратели, которые выполняют функции «кормить», «купать», «одевать». Она настаивает, что неправильно сравнивать дома ребенка, детские дома и ДДИ с детским садом или лагерем.

«Детский сад или лагерь — это конечная история для ребенка. Он точно знает, когда и куда он вернется, кто его персональный взрослый, который за него отвечает. Если ребенку что-то не нравится, он знает, что вернется домой. Естественно, в детском доме никакой ребенок никому позвонить не может. Он не знает своего будущего. Рядом нет никакого персонального взрослого, который бы заботился именно о нем», — говорит Светлана.

Строганова также уточняет, что сегодня уже практически нет скученных сиротских учреждений, где живут сотни воспитанников. Сейчас там проживает примерно от 50 до 100 детей. Елена Цеплик добавляет, что разукрупнение учреждений случилось благодаря начатой несколько лет назад реформе. Предполагалось, что сиротские учреждения должны стать максимально приближенными к семейным условиям.

«Во-первых, далеко не везде это возможно. Во-вторых, “приближенно” не значит “равно”. Это все равно коллективное воспитание. Даже если детей в группах немного, это не похоже на семью. При коллективном воспитании невозможно обеспечить каждому ребенку индивидуальные условия», — отметила Елена Цеплик.

Какие бывают сиротские учреждения в России? Есть ли классификация?

Видов учреждений довольно много, говорит Елена Цеплик. Самая грубая классификация — это дом ребенка для детей до четырех лет и детский дом для воспитанников до 18 лет. Также есть специализированные учреждения: интернаты (ДДИ) или коррекционные детские дома для детей с различными медицинскими проблемами. В таких учреждениях есть также отделения милосердия, в которых находятся «лежачие» дети, которые не могут вставать.

Строганова добавила, что существует еще ряд частных и религиозных детских учреждений. Например, еврейские или православные детские дома, проект «Детские деревни SOS». Кроме того, некоторые учреждения переделывают во временные — там детей после изъятия из семьи размещают лишь на время. Подобные места работают на возврат ребенка в кровную семью или на очень быстрое семейное устройство. Строганова также уточнила: сейчас фактически не используется наименование «детский дом». Теперь это либо центр содействия семейному воспитанию, либо центр поддержки семьи и детства.

Нарушаются ли права детей в сиротских учреждениях?

В детских домах есть много внутренних проблем. То, как складывается обстановка в учреждении, во многом зависит от его руководителя, говорит Алена Синкевич. По ее словам, есть детские дома, где существует дедовщина — и насаживается она взрослыми. «Детским коллективом проще управлять, если есть старшие дети, которых можно попросить, чтобы они проконтролировали младших и не очень сдерживались в способах контроля», — объясняет специалист.

Синкевич также напомнила о случаях, когда воспитанники детских домов подвергались сексуальному или физическому насилию. Она настаивает, что о подобных преступлениях директор не может не догадываться. Вопрос лишь в том, насколько он готов пресекать подобное.

Говоря о нарушениях прав детей в сиротских учреждениях, Светлана Строганова в первую очередь замечает, что мнение ребенка практически нигде и никогда не учитывается.

«Например, когда расформировывают детский дом, то никто даже не думает о том, что вот эта соседка Маша для соседки Полины стала самым близким человеком за последнее время. Но их берут и разделяют. Или, скажем, из семьи изъяли детей разного возраста, кто-то из них еще и с инвалидностью. Их всех раскидывают по разным учреждениям: одного — в ДДИ, другого — в дом ребенка, третьего — в детский дом. Причем в семью их почему-то устраивают вместе, а по [разным] учреждениям раскидать — пожалуйста», — говорит эксперт.

По словам Светланы, в сиротских учреждениях по-прежнему существует карательная психиатрия — когда воспитатели отправляют детей в психиатрические больницы не по медицинским показаниям, а за плохое поведение. Она считает, что такое происходит, потому что сотрудники не понимают и не знают, как можно по-другому справляться с детьми, «их никто и не учил».

Еще одна категория нарушений прав детей, на которую указывает Елена Цеплик, — это проблемы с оказанием медицинской помощи. «Детский дом — это не медицинское учреждение, поэтому не приходится ожидать, что ребенком, у которого есть проблемы со здоровьем, будут заниматься, как в семье. Есть диагнозы, при которых нужно не медицинское вмешательство, а постоянная реабилитация. И этого [в сиротских учреждениях] совсем нет. Очень много детей в детских домах лежат 24 на 7 в постели. Все развлечение для них — это посмотреть в потолок или повернуть голову в окно», — комментирует она.

Везде ли так плохо?

Елены Цеплик говорит, что «мазать одной краской» всю сиротскую систему и всех сотрудников нельзя. Есть учреждения, где работают специалисты, которые искренне заинтересованы в судьбе детей и делают много чего, чтобы те попали в семьи. Цеплик считает, что проблема не столько в сотрудниках детских домов, сколько в самой системе.

«Даже если в учреждении нет нарушений прав детей — грубо говоря, все накормлены, одеты, детей никто не бьет, персонал не допускает дедовщины среди воспитанников, —

все равно система ориентирована на то, чтобы ребенка там держать как в баночке

Она совершенно не нацелена на то, чтобы удовлетворять его потребности в защите, заботе и любви. В этом, собственно, весь ужас и заключается. Эта система плоха именно тем, что она система», — заметила Елена.

Светлана Строганова в свою очередь считает, что ситуация в учреждении во многом зависит от директора — насколько он нацелен на семейное устройство. Однако ждать такого запроса от всех не приходится из-за конфликта интересов. На одного ребенка, живущего в сиротском учреждении, выделяется до 150 тысяч рублей в месяц, и директорам учреждений невыгодно, чтобы все дети были размещены в семьи.

«Хотя, когда я говорю о том, что все детские дома надо расформировать, я не имею в виду, что всех этих людей [сотрудников] надо оставить без работы. Их нужно переучить и перепрофилировать детские дома в ресурсные центры, которые бы помогали приемным семьям. Это может быть центр дневного пребывания, там могут работать разные психологи, реабилитологи, логопеды, дефектологи, нейропсихологи, которые бы помогали социально незащищенным категориям людей. С этим надо работать системно, но это сложно», — объяснила Светлана.

А что, если родители бьют ребенка и жестоко обращаются с ним? Возможно, ему действительно будет лучше в детском доме?

Когда ребенок находится в ситуации насилия или угрозы жизни, когда его не кормят или регулярно бьют, конечно, его нужно изымать из семьи, говорит Цеплик. Другой вопрос, продолжает она, что надо минимизировать количество времени, которое ребенок проведет в сиротском учреждении. С точки зрения базовой безопасности детский дом — это альтернатива, но с точки зрения долговременной перспективы — реабилитации ребенка, адаптации, социализации — нет.

Согласна с Еленой Цеплик и Светлана Строганова. По ее словам, система сиротских учреждений выстроена так, что на нужды детей после изъятия не обращают особого внимания.

«Когда отец отдал в детский дом мою приемную дочь Полину, ее поместили в отдельный изолятор, — вспоминает Светлана Строганова. — Там был еще один мальчик. Им только еду давали, но никто не общался с ними. Так они лежали и рыдали две недели, поддерживали друг друга. То же самое происходит, когда ребенка изымают после жестокого обращения. Да, ему дают еду, одежду и кровать. Но ребенок находится в стрессовом состоянии, и никто ничего с этим не делает».

Другой вопрос — когда родители «чуть-чуть оступились», например никак не могут найти работу, уточняет Цеплик. В таких случаях, говорит она, можно попытаться избежать изъятия: для ребенка это будет лучше, чем «изъять и отправить его по этапу “детское учреждение — приемная семья”».

Правда, что ребенка могут сразу забрать, если кто-то пожалуется на семью?

Не отреагировать на сигнал органы опеки не могут. Они в любом случае должны будут приехать к семье и составить акт. Однако если в семье все хорошо, например родители лишь однажды сорвались и накричали на ребенка, а кто-то это услышал и дал сигнал в органы, то опасаться того, что ребенка заберут, не стоит. Кроме того, изъятие ребенка из благополучной семьи сопряжено с определенными рисками для органов опеки, потому что семья потом может пойти в суд, объясняет Елена Цеплик.

По словам Светланы Строгановой, случаи, когда органы опеки изымают ребенка, не разобравшись, все же бывают, но крайне редко.

Если ребенка забрали у родителей, но они хотят вернуть его, это сложно сделать?

Елена Цеплик говорит, что возврат ребенка в семью после изъятия потребует некоторого времени и усилий. Все зависит от того, что стало причиной: плохие бытовые условия, алкогольная зависимость родителей и так далее. Маме и папе надо будет предъявить очень убедительные аргументы: навести порядок в квартире, сделать ремонт, представить справки о том, что родители устроились на работу, принести характеристики с работы.

Куда может попасть ребенок, если не в детский дом? Есть ли альтернативные варианты, как, например, сопровождаемое проживание для людей из ПНИ?

Первое, что необходимо делать, — заниматься профилактикой социального сиротства. То есть работать над тем, чтобы было меньше отказов, и поддерживать кровную семью ребенка, считает Алена Синкевич. «Я по-прежнему уверена, что очень многие случаи можно было бы предотвратить просто за счет помощи семье на шаг раньше, а не когда все стало совсем плохо», — говорит она.

Нужна очень тонкая диагностика, чтобы было понятно, есть ли у семьи потенциал, чтобы поправить ситуацию, или вариант безнадежный и нужно искать альтернативу, продолжает Елена Цеплик.

Вторая альтернатива — это институт фостерной семьи, говорят эксперты. Под этим термином подразумевается временное размещение ребенка в семью — до исправления ситуации в кровной либо до поиска постоянной приемной.

«Эта история лучше, чем с детскими домами, но в ней тоже есть куча недостатков. Потому что ребенка в этой фостерной семье нельзя оставить навсегда. Известно, что ребенок, перемещенный из семьи в семью больше трех раз, тоже теряет способность привязываться. Кроме того, фостерные семьи тоже выгорают», — комментирует Синкевич.

Елена Цеплик также отмечает, что вариант фостерных семей требует много ресурсов: фостерных родителей нужно обучать, регулярно повышать их квалификацию. «Это практически профессиональная деятельность, а не просто “я люблю детей, давайте я буду брать их на два-три месяца”», — говорит она. Чтобы массово внедрить подобную модель, продолжает Елена, нужно создать профессию, понять, какие нужны программы, как обучать людей, как их контролировать и сопровождать, чтобы они не выгорали.

Третья альтернатива — развитие института приемных семей. По мнению Елены Цеплик, это тоже в какой-то степени профессиональная деятельность. Чтобы принять ребенка в семью, реабилитировать и адаптировать к социуму, нужны специальные знания.

Какие бывают формы семейного устройства?

Самая основательная форма — это усыновление, уточняет Алена Синкевич. В этом случае ребенок получает фамилию той семьи, которая его усыновляет, и юридически становится полным правопреемником своих родителей, как если бы он был кровным ребенком.

Приемная семья — это форма профессионального родительства, отмечает Алена. В этом случае родители получают деньги не только на покрытие расходов на ребенка, но и так называемое родительское вознаграждение. «На эту форму преимущественно устраиваются дети с особенностями развития. Закон это не прописывает и не предписывает, такова практика», — уточняет Синкевич.

Также существует вариант безвозмездной опеки. Форма, которой пользуются семьи, которые как-то связаны родством с ребенком, например бабушки или дяди, тети, продолжает Синкевич. Опека может быть и возмездной — когда семья получает деньги на расходы на ребенка.

Предварительная опека — форма, которая позволяет брать ребенка на какое-то время. Например, в ситуации, когда семья не готова принять окончательное решение и находится на стадии оценивания своих ресурсов, или если по каким-то причинам ребенок не может быть передан на полную опеку.

«Например, если пока не определено, осудят маму ребенка или нет. Или когда ребенка нужно забрать прямо сегодня, а родителям не хватает буквально одной справки, документа. Тогда быстро делают временную опеку, чтобы семья могла забрать ребенка и попутно доделывать документы», — разъяснила Синкевич.

Патронатная семья — юридически это семья опекунов, но по форме дети продолжают оставаться детьми детского дома. Родители получают постоянное специальное сопровождение и отчасти контроль со стороны того детского дома, в котором находился ребенок.

Правда ли, что взять ребенка из детского дома очень сложно — нужно собрать много документов и пройти комиссии?

Весь процесс состоит из двух частей, объясняет Елена Цеплик. Первое — сбор документов: медицинские, справки с работы, справка о несудимости — полный перечень дают в органах опеки. Второе — это обязательное прохождение школы приемных родителей (ШПР). Это законодательно установленный процесс обучения кандидатов в приемные родители по определенной программе. Пройти ШПР можно при органах опеки, детских домах, в фондах.

Тем не менее каждый случай индивидуален, говорит Алена Синкевич. По ее практике, сбор всех необходимых документов занимает немного времени и не требует больших усилий. Зато момент, когда органам опеки нужно принять окончательное решение — разрешить семье забрать ребенка или нет, — может затянуться из-за человеческого фактора. Синкевич объясняет, что во многих странах многим кандидатам предлагают специальные опросы. И если они успешно их проходят и все остальные собранные документы отвечают требованиям закона, то им разрешают усыновить ребенка или взять опеку над ним. В России же такой базы, на которую могли бы опереться сотрудники опеки, нет.

«Поэтому каждый сотрудник опеки, когда принимает решение, часто до конца не знает, что ему будет за это, правильно он делает или нет. Ему нечем себя защитить и не на что опереться. Часто бывает, что специалисты “динамят” кандидатов в надежде, что они сами передумают. Тогда не придется принимать решение, которое по какой-то причине принять страшно. Проще на все говорить “нет”. Потому что, пока ребенок в детском доме, там все понятно, все инструкции прописаны. Как только начинается свободная жизнь, то приходится брать на себя ответственность», — объяснила Алена Синкевич.

А если ребенок сам не захочет в семью, которая решила его усыновить, он может отказаться?

С 10 лет у ребенка спрашивают его мнение. Если он не соглашается, его не отдают в семью.

Где просить помощи приемным семьям, если сложно справляться?

Елена Цеплик уверена: лучше заранее найти специалистов, которые будут помогать приемным семьям в кризисные моменты, а не дожидаться ситуации, «когда у родителей пойдет кровь из глаз и дым из ушей». По словам специалиста, подобное сопровождение приемных семей должны осуществлять органы опеки. Но по факту они не могут это делать, «потому что невозможно совмещать в одной корзине контроль и поддержку».

«Если опека контролирует [cемью], не будет доверия. А родители должны чувствовать себя в безопасности и понимать, что если они скажут психологу: “Я его [ребенка] иногда просто убить хочу”, “Иногда я хочу сесть у себя в комнате, закрыть дверь и не выходить год”, то на следующий день ребенка не заберут. Очень часто в нашей практике бывает так: приходит семья и говорит, что обратилась в опеку, там их отправили к психологу, а психолог все рассказал опеке», — говорит она.

Сопровождения в России фактически нет, считает Цеплик. Однако, по ее словам, есть некоторые «островки благополучия» в крупных городах. Например, в фонде «Найди семью» работает федеральная дистанционная служба сопровождения. Получить помощь может семья из любой точки России, главное условие — наличие интернета.

Как можно помочь детям в сиротских учреждениях?

Exit mobile version