2 февраля по всей России вновь прошли акции протеста и задержания в связи с заменой условного срока политику Алексею Навальному на реальный. Задержания, по свидетельствам очевидцев, проводились с особой жестокостью: в некоторых случаях сотрудники ОМОНа били протестующих дубинками, применяли электрошокеры, избивали журналистов. По подсчетам «ОВД-Инфо», всего было задержано более тысячи человек.
Особая жестокость силовиков отмечалась и во время протестных акций, организованных сторонниками Навального 31 января в российских городах. Были отмечены нарушения прав участников акций и задержанных. Пострадавшие от действий ОМОНа и свидетели проявлений жестокости силовиков к участникам акций рассказали «Таким делам», как протесты прошли в их городах.
Мария, Казань
Мы с друзьями пришли на площадь возле театра имени Галиаскара Камала. Вся площадь была в силовиках, которые сразу же всех вытесняли. Насколько я успела увидеть, оттуда даже СМИ вывели. От площади мы пошли по Булаку [пешеходная улица вдоль канала Булак]. В какой-то момент, когда мы остановились на светофоре, омоновцы взяли моего друга под руки и увели — несмотря на то, что все было спокойно. Мы поняли, что нужно [помочь ему], и сошли с митинга, свернув на улицу Баумана [главная пешеходная улица города]. Там мы встретились с двумя подругами, которые вообще не собирались на митинг, и пошли в сторону метро «Кремлевская».
Чтобы пройти к станции, нужно спуститься по небольшому переулочку — как раз там нам навстречу вышла толпа людей и проход резко перекрыл ОМОН. Они окружили нас со всех сторон, положили на снег и орали: «Мордой в пол, суки! В снег лицом!» Была одна женщина, которая случайно попала в толпу при выходе из метро. Но омоновцы ей сказали: «Ничего не знаем, вы виновны, ложитесь вместе со всеми».
Потом нас выставили парами и повели в обычный красный автобус, который ездит по городу по 74-му маршруту. Там у нас пытались отнять телефоны. Конкретно мы свои телефоны не отдали, что позволило нам потом в отделении позвонить близким. А те, у кого все-таки отобрали телефоны, никуда позвонить не смогли. Им просто не дали, хотя мы все имели на это право. В некоторых местных СМИ потом писали, что со стороны силовиков все было вежливо и уважительно. Это полный бред.
В отделении нас досмотрели, ничего не объясняя: ни по какой причине задержали, ни в чем обвиняют. Все длилось очень долго. В 14:30 нас доставили в отдел и отобрали вещи, и только через три часа мы оказались в кабинете, в котором снимали отпечатки пальцев. Со мной еще была одна подруга, у нее ребенок одиннадцати лет. Она услышала, как следовательница разговаривала по телефону со своим ребенком, и попросила позвонить своему. Но ей просто холодно ответили: «Нет».
В итоге нас — пятерых девочек — посадили в одноместную камеру. Там не было нормальной вентиляции, а решетка была покрыта каком-то оргстеклом, поэтому воздуха практически не поступало. В туалет пускали, хотя и приходилось долго стучать. Еды нам не давали, принесли только бутылочку воды 0,5 на пятерых спустя девять часов. Это все. В самой камере все стены были в каких-то харчках и соплях. И я очень удивляюсь, когда слышу, что Любови Соболь или Кире Ярмыш вменяют нарушение эпидемиологических норм. Вот как раз в камерах ни о каком соблюдении санитарных норм речи быть не может. Нас также заставляли снимать маски и не давали санитайзеры.
Где-то в час ночи нас перевели в изолятор на Карла Маркса. В шестиместной машине ехали 12 или 13 человек. Мы всю дорогу сидели друг у друга на коленках, а потом еще [сидели] три часа, пока ждали возле изолятора. Потом, около четырех утра, нас приняли и расселили по камерам — таким полноценным камерам с туалетом-дыркой.
В шесть вечера у меня был суд по видеосвязи, который длился, может быть, минуту. Какой-то мужчина что-то неразборчиво говорил, а я повторяла свои показания: что на момент задержания я не участвовала в митинге, что в месте, где меня задержали, не было акций протеста. Судья отключил камеру секунд на десять, а потом сказал, что я виновна, и назначил штраф 10 тысяч рублей. Я знаю, что некоторым назначили еще принудительные работы.
Сейчас все ребята пытаются объединиться, чтобы увидеть материалы своих дел и обжаловать решения суда. Даже если признать, что я была на митинге, то я считаю, что имею полное право высказывать свою точку зрения и собираться с людьми на мирный протест, пусть даже несанкционированный.
Игорь Шпехт, Красноярск
Я был на двух акциях — 23 и 31 января. На второй акции было достаточно много полицейских и тех самых «космонавтов», но они пускали всех пришедших на площадь. Мы прошли, увидели много знакомых, немного пообщались. Из большого динамика монотонный голос стал говорить, чтобы мы расходились, что митинг несанкционированный и участие в нем преследуется по закону. Некоторые люди попытались уйти, но было просто некуда. Все выходы оказались перекрыты омоновцами. Людей не выпускали, хотя в то же время в динамик говорили расходиться. Это была очень показательная ситуация.
Я обратил внимание, что по одну сторону от нас стоят большие автобусы, снятые с муниципального маршрута, и понял, для чего их приготовили — чтобы абсолютно всех людей собрать в них. Они решили, что весь этот костяк людей, которые не побоялись мороза минус 35, нужно максимально запугать.
После этого вокруг нас начали постепенно сжимать оцепление до того знаменитого круга, который попал на фото. Мы стоим в центре, а ОМОН в три слоя складывает людей в пирог. Нам не было страшно. Девушки сначала пели «Катюшу», что было таким сюрреализмом, потом — гимн России. И в этот момент нас все плотнее сжимали в кольцо. Сжали до такой степени, что стало тяжело дышать, особенно девушкам.
Мы пытались объяснить силовикам, что если они хотят нас задержать, то пусть просто откроют автобусы, мы сами туда сядем. Но команды поступали сжимать [кольцо] все плотнее и плотнее.
Пока мы там стояли, получилось даже поговорить с двумя представителями ОМОНа. Один из них нас почему-то обвинил, мол, «вы, коммунисты, развалили страну». Поскольку я в Красноярске достаточно плотно занимаюсь вопросами загрязнения воздуха — у нас есть проект «Небо», — другой омоновец меня узнал и сказал, что на наш митинг «За чистое небо» никто не приходит, а сюда за деньги народ приходит. Я ему сказал, что вокруг стоят важные люди с активной гражданской позицией. Он сказал: «Они важные для вас, не для нас».
Разговор продлился недолго, потому что стали подгонять автобусы. В нашем круге образовались коридоры из цепей ОМОНа, нас стали выдавливать порциями. Когда один автобус заполнялся, приезжал другой. Мы абсолютно мирно шли, никто не сопротивлялся.
Нас увезли в Ленинский отдел полиции, возле которого мы еще полтора часа просидели в автобусе. Потом нас начали заводить. Абсолютно у всех людей забрали телефоны, ключи. Нас фотографировали как особо опасных преступников. У них явно не хватало ресурсов, чтобы оформлять всех людей, зависла программа, в которую вносили наши данные и вбивали отпечатки пальцев. Нам не давали копии протоколов, опросов, говорили, что закончилась краска в ксероксе. Всего в отделе мы провели шесть часов.
Количество полицейских на акции 31 января было беспрецедентное. Для Красноярска это совсем не характерно, как и большое количество участников акции. У нас все очень боятся незаконного и несогласованного. Но тут страх закончился. Люди устали и вышли. Даже не за конкретного человека, а за свои права.
Марина Крупская, наблюдала за акцией и фотографировала происходящее во Владивостоке
В центре города было огромное количество силовиков в обмундировании со щитами: они стояли чуть ли не на каждом углу, перекрыли подземные переходы. Для Владивостока это существенная проблема, так как это город автомобилистов, надземных переходов немного и они достаточно далеко друг от друга.
Возле площади вдоль дороги на месте остановки общественного транспорта стояли автозаки — я насчитала около семи штук — и несколько автобусов, в которых находились силовики. Потом в автобусах перевозили задержанных.
Когда я пришла на площадь, там остались в основном журналисты и ОМОН: часть активистов до моего прихода задержали, остальные стояли на противоположной стороне улицы или гуляли недалеко. Где-то во втором часу дня я узнала, что протест переместился к фонтану на Спортивной набережной. Проходы туда ОМОН, разумеется, успел перекрыть до того, как дошла основная часть людей.
Тех, кого оцепили на набережной, силовики попытались задержать, тем самым вынудив людей выйти на лед в Амурский залив. Тем, кто остался снаружи оцепления, осталось наблюдать за всем сверху, с улицы.
Люди на льду водили хоровод, пели песни, перебегали группой с одного участка льда на другой, вынуждая силовиков менять дислокацию. В какой-то момент появился катер МЧС с «говорилкой», через которую сообщали, что нахождение на льду опасно. Это была такая попытка выгнать людей на берег, потому что омоновцы, судя по всему, не понимали, как их разогнать со льда, а выходить на него не решались.
Закончилось все тем, что ОМОН вышел цепью на лед и погнал людей на берег, чтобы там начать задержания. Не очень выносливых поймали. Могу ошибаться, но основному количеству тех, кто был на льду, все-таки удалось убежать. Из-за того, что всех раздробили по городу и дезориентировали, трудно сказать, сколько было участников акции. Думаю, человек 400—500, хотя многие утверждают, что меньше, именно из-за раздробленности.
Раньше, если у нас планировалась какая-то несогласованная акция протеста на площади, то администрация устраивала на том месте ярмарки либо внезапно начинала мыть памятники, гонять тракторы, то есть имитировалась бурная активность, чтобы показать, что место занято. А тут в открытую выставили силовые войска в обмундировании со щитами по всему центру города, заблокировали переходы, наставили еще с утра субботы вдоль одной из центральных улиц автозаки. Такое у нас впервые.