На встрече с участниками всероссийской акции «Мы вместе» президент России Владимир Путин заявил, что пора заняться лицензированием психологической сферы деятельности. Закон о психологической деятельности разрабатывается уже несколько лет, однако финального варианта документа до сих пор нет.
Сегодня в России психолог может заниматься психотерапией без образования врача-терапевта, а психотерапевт — иметь практику без высшего психологического. Где и чему учатся специалисты в России и так ли это важно для клиента, психолог Анастасия Галашина обсудила с коллегами Наталией Казанской, Вячеславом Москвичевым и Юрием Лапшиным.
* В статье не затрагиваются вопросы психиатрии, поскольку тут все однозначно: психиатр обязательно должен иметь медицинское образование.
Какое образование может быть у психологов и психотерапевтов?
Психологи — это специалисты с высшим психологическим образованием. Они могут заниматься наукой, преподавать или оказывать психологические консультации.
Врач-психотерапевт — это человек с медицинским образованием. Он может применять как собственно психотерапию, так и назначать медикаментозное лечение.
Специалисты как бы договорились жить по западной модели: работать в различных подходах (гештальт, нарративная практика, экзистенциальная терапия и так далее) и называть себя психотерапевтами или просто терапевтами, работающими в разных подходах.
Для того чтобы работать немедицинским психотерапевтом, достаточно получить образование в определенном подходе. По форме это не второе высшее образование, а, как правило, профессиональная переподготовка или магистратура.
«Когда-то у московских абитуриентов, мечтающих стать психологами, было всего два варианта — МГУ, где была сильная академическая школа, и Ленинский педагогический, — вспоминает Наталия Казанская, экзистенциальный терапевт, логотерапевт. — В начале девяностых ситуация изменилась: появилось такое количество вузов, что проверить качество образования стало невозможно. В эти же годы в Россию начали приезжать зарубежные специалисты, которые стали проводить практикоориентированные тренинги и семинары. Появились первые негосударственные программы обучения: это были в основном гештальт, психодрама и НЛП. Потом стали появляться и другие подходы; сейчас их уже десятки».
Что значит «немедицинская психотерапия»?
В немедицинскую психотерапию, как правило, приходят двумя путями, объясняет Казанская. Первый путь долгий и требует больших вложений: высшее психологическое образование плюс дополнительное обучение какому-либо психотерапевтическому подходу. Обучение в программах постдипломного образования стоит дорого и длится в среднем два-три года.
«Не у всех выпускников вуза есть возможность и желание продолжать обучение, уже имея в руках диплом психолога, — поясняет она. — Многие начинают заниматься психологическим консультированием сразу после окончания института. Проблема в том, что в большинстве вузов упор делается на теорию, а не на практику; выпускники часто не имеют опыта работы под супервизией и начинают работать с клиентами на свой страх и риск».
Второй путь — магистратура по психологии или программа переподготовки на базе непрофильного высшего образования. Здесь можно встретить самые разные варианты: от курсов, обещающих «диплом психолога за год», до длительных международных программ, включающих наблюдение за работой преподавателей и работу под супервизией. Поскольку и то и другое называется «профессиональная переподготовка», это может вносить путаницу — слово «переподготовка» ассоциируется у многих с краткосрочными курсами.
«Речь идет о том, что можно быть экзистенциальным аналитиком, нарративным практиком, процессуальным терапевтом или логотерапевтом, имея непрофильное высшее образование», — поясняет Наталия.
Что дает высшее психологическое образование?
Главное, что дает высшее психологическое образование, — внутреннюю систему, знание о разных моделях психики и о том, что у них есть свои ограничения, объясняет Юрий Лапшин, психолог, руководитель психологической службы 57-й школы.
«Академическое образование дает возможность многомерного видения человека. Важнейшие вещи, например, история развития психологии, устройство нервной системы. Когда я учился на психфаке МГУ, у нас были хорошие курсы анатомии и физиологии ЦНС, это давало хорошее представление о биологическом субстрате психических процессов, — приводит пример эксперт. — Для меня, работающего с детьми и подростками в основном в их образовательной ситуации, очень важна оказалась психология развития. Полезным было также все, что давало опыт видения разных вариантов работы психики, в том числе курсы психиатрии и специальной психологии».
По мнению Лапшина, психотерапевт, получивший высшее психологическое образование, смотрит шире, чем тот, кто обучался внутри одного практического подхода, и понимает, что человеку может подойти и другой способ. «Тогда ты имеешь не одну хорошо разработанную модель психики в той системе, в которой проходишь обучение, а знание о многих. С академическим образованием ты видишь, что есть разные модели, все они в чем-то удачные, но не окончательные. И все они до некоторой степени противоречат друг другу, — добавляет эксперт. — Когда психолог в курсе того, какие модели бывают, какие методы существуют, тогда к своим представлениям он начинает относиться не так уж безапелляционно».
Надежнее ли обратиться к специалисту с высшим психологическим образованием?
«Многим кажется, что психологическое образование — это гарантия. Это не всегда так, если человек не получил дополнительной подготовки по какому-либо психотерапевтическому направлению, не проходит супервизии, не находится в диалоге с профессиональным сообществом, — отмечает Вячеслав Москвичев, психолог-консультант, нарративный практик, сооснователь нарративного содружества “Край”. — Но и при отсутствии психологического образования человек может быть хорошим практиком. Я знаю многих хороших психотерапевтов, у которых нет базового психологического образования. У них может быть педагогическое, философское или другое гуманитарное образование. Но главное — прохождение долгосрочных программ по психотерапии, стремление к самообразованию, опыт прохождения своей терапии, супервизии, диалог с коллегами».
Москвичев добавляет, что встречал психологов, которым, скорее, мешал взгляд с позиции «норма — не норма». «Образование и статус, к сожалению, не гарантируют безопасности. Особенно если они не принадлежат к какому-либо профессиональному сообществу, которое, помимо поддержки, может в то же время давать обратную связь об этичности действий специалиста. Но вопросами про эффективность и безопасность задаваться нужно», — резюмирует он.
А как тогда найти своего психотерапевта?
На что же ориентироваться клиентам в поиске специалиста? На репутацию, образование, опыт и, конечно, на собственные ощущения от встречи.
Выбор специалиста зависит от запроса: если известно, что у человека есть диагноз, подтвержденный психиатром (депрессивные состояния, биполярное аффективное расстройство, обсессивно-компульсивное расстройство и другое), то нужен терапевт, компетентный в этой области.
Если же запросы лежат в области отношений, развития, перемен в жизни, поддержки в трудные периоды, то подойдет психотерапевт без конкретной специализации или навыков.
Если возникают доверие, симпатия, ощущение спокойствия, то есть шанс, что будет эффект. Если нет, в любой момент можно выбрать другого психолога, нет нужды оставаться с тем, кто вам не подходит. Сейчас многие психологи ведут социальные сети, даже по ним можно понять, какие ценности транслирует автор и подходит ли он клиенту.
Лапшин как сторонник классического психологического образования у терапевта советует обратить внимание, есть ли у специалиста системное психологическое образование, психотерапевтическое образование, клиентский опыт и супервизия.
Что тогда делать, если психолог навредит клиенту?
«Мы часто сталкиваемся с тем, что именитый человек с образованием и статусом начинает считать себя экспертом и может начать вредить клиентам. У нас нет никаких инструментов влияния, если этот специалист не принадлежит к какому-либо профессиональному сообществу, которое может регулировать его деятельность, — признает Москвичев. — Единственное, что в этом случае можно устроить, — это скандал в социальных сетях. Это только репутационный ущерб, хотя хайп может дать и противоположный эффект».
Эксперт считает, что важно двигаться в сторону укрепления психологических сообществ, которые осуществляют саморегуляцию. И в сторону диалогов между сообществами, которые ставят во главу угла безопасность, эффективность и защищенность терапевтов.
«Сообщество должно иметь возможность возместить ущерб клиенту и помочь терапевту больше не совершать таких ошибок», — заключает он.