Утром 14 апреля в редакции студенческого журнала DOXA начались обыски. Днем сотрудникам издания предъявили обвинение по статье о вовлечении несовершеннолетних в действия, опасные для жизни. Речь идет о видеообращении в поддержку студентов, отчисленных за участие в протестных акциях (удалено по требованию Роскомнадзора. — Прим. ТД).
Изначально журнал DOXA создавался как студенческое медиа о проблемах университета. Однако с ростом давления на протестующих в 2019 году превратился в полноценное правозащитное СМИ с собственным телеграм-ботом для задержанных студентов. Это во многом способствовало тому, что НИУ ВШЭ лишила его статуса студенческой организации.
До обыска «Такие дела» успели поговорить с редакцией DOXA о том, как работает медиа без иерархий, чем непрофессионалы могут помочь правозащитникам и почему важно рассказывать о политическом давлении внутри университетов. Сегодня мы публикуем монологи сотрудников издания о своей работе в знак поддержки независимой журналистики.
«Нет главных и нет подчиненных»
Таня Колобакина
Помогать студентам во время протестов мы начали еще в июле 2019 года, когда во время митингов многие были арестованы, в том числе несколько человек из нашей редакции. На некоторых студентов были заведены уголовные дела — Егор Жуков, Валера Костенок, Андрей Баршай. Ну и вообще очень много людей было арестовано тогда.
Тогда DOXA объявила, что будет помогать студентам. И в этот момент я присоединилась к редакции. Мы собрались в кофейне, обсудили, как будем помогать, и за пару дней сделали бота, через который собираем информацию о задержанных, даем первичные консультации, оказываем психологическую поддержку.
Через месяц, когда начали выносить приговоры по административным делам, мы объявили сбор на штрафы студентам и сотрудникам университета и выплатили несколько сотен тысяч рублей штрафов.
Сейчас в случае политически мотивированных задержаний, отчислений из университетов или прессинга, каких-то санкций или дисциплинарных взысканий мы связываем студентов с юристами и поддерживаем, если они хотят бороться за восстановление или отмену дисциплинарки, постоянно на связи. По-моему, это классно, что о нас знают и к нам обращаются. Для меня это по крайней мере очень ценно. Мы рассказывали о студентах, о которых больше никто не рассказывал.
Мы устроили редакцию так, чтобы она была горизонтальной. Это такая форма взаимодействия, где нет главных и нет подчиненных: все находятся на равных позициях. Есть распределение обязанностей, например, по отделам или по деятельности: заливка, корректура, написание материалов, редактура и так далее, но нет, скажем так, начальников, нет главного редактора, шеф-редактора или выпускающего редактора.
Решения у нас принимаются коллегиально и методом консенсуса. Мы очень долго обсуждаем всякие спорные вопросы, каждый приводит свою точку зрения, мы не решаем вопросы голосованием, а именно решаем их консенсусом. Обсуждая, мы находим какую-то точку соприкосновения, где мы более или менее друг с другом согласны, и это и становится нашим решением.
«Никто, кроме нас, не сможет так»
Катя Мороко
Возможно, мы единственное российское медиа, в котором нет главного редактора. Структуру DOXA можно представить в виде огромного количества разных чатиков в телеграме — принципиально важные вопросы выносятся на общее обсуждение в общий чат. Еще у нас есть летучки отделов и общие летучки, где обсуждаются вопросы концепций и стратегий.
В боте стараемся вести нашу переписку максимально неформально — будто человек разговаривает с другом. 31 января о задержании нам написал Федя, парень из Питера: что он как открытый гей может столкнуться с дополнительными проблемами. Это были рутинные сообщения, которые мы обычно получаем от задержанных: «я в автозаке», «человеку рядом плохо», «уже час катаемся в автозаке» — такой обычный тлен. И тут он пишет: «Не знаю, насколько полезная информация, но я заказал еду в “Самокате” — и мне ее привезли».
А он писал: «Спасибо, что отвечаете, а то моя тревожность растет». И это прибавило сил: я поняла, что никто, кроме нас, сейчас не сможет так поболтать со студентами и дать им ощущение, что мы с ними и они не одни.
Хотелось бы сказать, что наш успех — это больше сотни обратившихся студентов, которые при нашей поддержке все сделали правильно и их отпустили из ОВД, но, конечно, от нас это не очень зависит. Но вот что точно можно назвать успехом — это распространение солидарности среди студентов: многие после выхода благодарили нас и спрашивали, как они могут помочь задержанным и DOXA. Это очень круто!
Также мы выполняем важную работу по фиксированию задержаний студентов и сотрудников вузов и собираем базу данных, которая может быть полезна для исследований и судебных разбирательств в прекрасной России будущего.
«Солидарность, которая нам всем нужна»
Арина Истомина
Мы всегда пишем о задержанных студентах, находимся с ними на связи, узнаем, где они и что происходит, есть ли правонарушения со стороны ментов и так далее. Не все, например, знают, как вести себя, если с ними в автозаке едет чувак из центра «Э». Мы ориентируем в этом и психологически поддерживаем: «Привет, как дела? Все ли у тебя окей?» Кто-то нам писал, что сильно нервничает, или переживает, или устал, или истощен и так далее. И мы понимаем, что да, ситуация реально ***** [кошмар], но все будет хорошо: это все равно когда-либо закончится, и главное не сильно унывать. Я звучу в стиле: «Если тебе плохо, сделай так, что тебе будет хорошо», но это про то, что все это очень трудно, но не навсегда.
После январских протестов я перенаправила свои силы: помогаю больше с дизайном сейчас. Сидеть на боте очень тяжело психологически: очень много задержаний, людям делают ужасно в автозаках, в ОВД и так далее. Последней каплей стала история, когда я поддерживала девушку, которая сидела с 10 утра до 10 вечера в суде и ждала приговора другу, писала: все будет окей, пожалуйста, не беспокойтесь. А спустя полчаса ему дали несколько суток ареста. Я почувствовала, что это моя вина отчасти, что как бы я какую-то дезинформацию дала — хотя это было не так. Поняла, что не знаю, что ответить. Вместо меня в итоге ответила другая девчонка с бота:
В начале марта я пошла к подруге на день рождения. Меня там сразу же представили как человека из DOXA, что конец для меня, потому что я искренне не хочу, чтобы меня определяли через работу. Меня спросили: «О, а Диму помнишь? Вы же знакомы?» Оказалось, что речь о Диме Петелине, который организовывал тюремный лекторий в Сахарове, а мы освещали его задержание и который закинул мое сообщение о поиске работы в чат, где мне ответил айтишники. Вот это я понимаю — солидарность, которая нам всем нужна.
«Небольшие вещи, но супер-пупер-важные»
Настя Якубовская
Когда меня на митинге 27 июля в 2019 году задержали и оставляли до суда, одним из трех людей, которым я успела сообщить, был [редактор DOXA] Армен Арамян, и в том числе поэтому я тонула в передачках, в адвокатах — во всем, в чем только можно.
Когда ты сидишь в автозаке или ждешь суда, это не то чтобы очень приятно. Но очень поддерживает понимать, что кто-то там, на свободе, конкретный человек о тебе беспокоится, просит апдейты и все такое.
Мы встретились в Шанинке в библиотеке. Я пришла сначала волонтеркой на бот: у нас были смены почасовые, мы все продумали про режим дня, безопасность и так далее. Но работа на боте не ограничивается днем задержаний. Это продолжается еще. Помню, был человек, с которым мы очень долго держали связь, а потом появилась информация, что его задержали как фигуранта «московского дела». Когда по нему объявили первый суд, я приехала и провела там 12 часов, встретила его маму, еще ее успокаивала. Когда он вышел, мы выпустили с ним интервью и с [редакторкой DOXA] Тимой Мутаевой повели его в бар «Делай культуру».
Я слышала от многих знакомых: «Мы узнали, что нашего однокурсника задержали, из DOXA, и поехали ему передачку давать». Мне кажется, это небольшие вещи, но супер-пупер-важные.
«Обращаются не только из Москвы ребята»
Аня Артамонова
Для меня сложности в работе были в первую очередь физические. Например, 23 января я провела за компом около 15 часов, пытаясь не заснуть и не потерять концентрацию внимания, а после 31 января и 2 февраля сообщения стали приходить регулярно и их поток почти не прекращался: про результаты судов и про условия содержания в спецприемниках. В такой ситуации очень сложно рассчитывать свое время, планировать что-то.
К нам же обращаются не только из Москвы или Санкт-Петербурга ребята. Самая классная новость была, когда к нам обратился мальчик из Тольятти, у него была арестная статья, но ему не смогли предоставить адвоката, потому что адвокатов «ОВД-Инфо» там просто не было, и мы ему скинули вообще все памятки, а потом он написал: «Ес! Все, у меня все хорошо! Всего лишь штраф, спасибо вам большое!»
Мы на самом деле очень сильно переживали, потому что он это все делал без адвокатов, у него не было никаких юридических знаний — первый раз вообще был на судебном заседании, первый раз задержан. Штраф для меня лично был победой.
«Это все нужно контролировать»
Арина Гундырева
Самая главная проблема работы на боте — не только что человека задержали: нужно отслеживать потом, где человек находится в ОВД, какая у него статья, какой суд, чтобы доехал защитник — это все нужно контролировать. Еще была проблема в том, что во всех ОВД был план «Крепость» и мы сидели на созвоне в ОВД: спрашивали, почему вы не выпускаете, как там с соблюдением прав, вы адвоката пустили или нет. То есть помимо коммуникации с задержанными была еще коммуникация с ментами — самая неприятная часть.
Когда я поняла, что закончились протесты до весны, все в твиттере возмущались, а я такая: «Ес! Я посплю! Извините меня, конечно, но ресурсы закончились».
Важным моментом работы нашей горячей линии стало то, что, если до этого вузы фактически отмалчивались, наши публикации о том, что вузы угрожают, заставили администрации некоторых вузов говорить о митингах. В частности, например, студсовет МФТИ выступил в поддержку протестующих, в КФУ как-то высказались.
Мне кажется, это важно, что мы заставили говорить администрацию вузов о том, что происходит: до этого они собирались отмолчаться или задавить студентов, чтобы те молчали, но по факту пришлось реагировать.