Недавно мы провели опрос в наших социальных сетях и выяснили, какие слова больше всего раздражают подписчиков. Список проанализировали журналистка и автор книги «Мы так говорим. Обидные слова и как их избежать» Мария Бобылёва и специалист по психолингвистике и проблемам языка и мышления/сознания, доцент кафедры иностранных языков РАНХиГС Андрей Яковлев. Эксперты объяснили, почему какие-то слова так бесят читателей «Таких дел» и что это говорит о них самих.
Новые феминитивы
Большинство опрошенных читателей не привыкли и не готовы употреблять новые феминитивы. Одни считают, что не нужно подчеркивать гендерную принадлежность в профессии, другие указывают на «дурашливое» звучание подобных слов, третьи сетуют на пренебрежительный оттенок при добавлении суффикса и окончания женского рода.
Психолингвист Андрей Яковлев объясняет, что люди не используют в своей речи новые феминитивы, потому что для них это с точки зрения психологии не имеет личностного смысла.
«Отказ от феминитивов означает только тот факт, что в речевом опыте человека не было ситуаций, в которых их использование привело к какому-то положительному результату. Грубо говоря, он не знает еще, как и зачем ему использовать именно эти слова. Он не осознает или считает несущественной разницу между ситуациями, когда нужно какого-то человека обозначить словом “авторка”, а не словом “автор”. А коль скоро этой разницы не осознается, то выбирается привычный способ обозначения, который мы, наблюдая со стороны, трактуем всегда как осознанный отказ», — говорит он.
«Я думаю, здесь нет мизогинии, патриархата или какой-то еще глубоко идущей психологической причины. Это привычка, — согласна журналистка Мария Бобылёва. — Это не хорошо и не плохо, просто мы привыкли: “спортсменка” для нас звучит нормально, а “директорка” — еще нет. Если бы мы жили сто лет назад, нам бы феминитивы советского периода точно так же казались бы ужасными, некрасивыми, смешными…»
Хотя повсеместного использования новых феминитивов, судя по опросу, пока не наблюдается, все же тенденция к нормализации таких слов, как «авторка», «редакторка», «режиссерка» и подобных, есть: часть подписчиков отмечают, что уже давно внедрили новые феминитивы в свою речь и не испытывают никакого дискомфорта, потому что так говорят в их окружении.
«Этот процесс действительно идет довольно быстро: еще три-пять лет назад многие из тех, кто был против слов “авторка”, “блогерка” и прочих, сегодня спокойно их употребляют. Есть, конечно, еще больше людей, которых эти слова по-прежнему раздражают, но не удивлюсь, если через очередные пять лет и они начнут их использовать. А еще лет через десять никто и не вспомнит, что была такая проблема, и возникнет какая-нибудь новая.
Что это говорит о людях? На самом деле ничего конкретного: это просто обычные люди. Они так привыкли и не хотят делать по-новому. Изменения никому не нравятся, и хорошие точно так же не нравятся, как и плохие.
Другое дело, что у языка есть маркировка. Например, если один человек говорит “моя психотерапевтка”, а второй “моя психотерапевт”, то мы уже только по этому признаку можем понять, что первый, скорее всего, как-то не чужд феминизму, скорее всего молод, образован и живет в крупном городе», — говорит Бобылёва.
Что почитать про феминитивы:
- «Как называются женщины. Феминитивы: история, устройство, конкуренция», Ирина Фуфаева;
- «Мы так говорим. Обидные слова и как их избежать», Мария Бобылёва.
Hate speech
Читатели ТД отмечают, что не приемлют также слова, выражающие ненависть, пренебрежение, уничижение, и приводят такие примеры: «телка», «фемка», «спермобак», «навальнята», «шкуры», «пропагандоны», слова, обозначающие какую-то болезнь или особенность, используемые как оскорбления («аутист», «даун»). Вероятно, это связано с общим неприятием агрессии, которой, по словам Бобылёвой, в обществе сейчас очень много: «Употребление таких слов говорит о том, что сейчас общество, как никогда раньше, поляризировано и очень агрессивно. Мне кажется, это в том числе связано с общением в соцсетях, которое дает иллюзию вседозволенности: человек сидит за компьютером, отгорожен от других экраном и может говорить все что хочет. Отсюда и формируется этот язык, который часто из соцсетей переходит в реальную жизнь.
О людях, которые так говорят, можно предположить разные вещи. Или это отсутствие критического мышления (то есть они просто не задумываются, что, например, “даун” может кого-то обидеть), или действительное намерение выразить презрение (сложно представить, что говорящий искренне может считать слова “телка” или “навальнята” нейтральными). И то и другое в разной степени грустно и свидетельствует о высоком уровне агрессии и толерантности к насилию в обществе. А все это начинается как раз со слов».
Некоторые подписчики также отметили, что не приемлют упоминание какой-либо нации в смысле оскорбления («ну что ты по-китайски все делаешь», «даже вон турки могут, а мы нет»). Мы попросили экспертов проанализировать выражение «во мне проснулся еврей» в качестве примера: является оно оскорбительным или нет.
Яковлев говорит, что сама по себе фраза не имеет никакого злого подтекста, а человек, произносящий ее, не транслирует какую-либо идею вовне: «В самой этой фразе не содержится оскорбления ни для кого, потому что она используется как метонимия. Существуют устойчивые стереотипы о евреях, которые, как и любые стереотипы, неприменимы ни к одному еврею. Рабиновичи и тети Сары существуют только в анекдотах. Однако у этих вымышленных и обобщенных персонажей имеется много признаков и свойств, одно из которых и упоминается во фразе “во мне проснулся еврей”. Не думаю, что стоит воспринимать ее на свой счет, ведь люди с именем Владимир не воспринимают на свой счет анекдоты про Вовочку.
[quote]Чтобы выяснить, имеется ли в подобных фразах оскорбление, нужно выйти за их рамки и проанализировать другие фразы и внеязыковой контекст, в котором они используются[/quote]
Это дело для лингвистической экспертизы. Но в них самих как таковых нет ни иронии, ни оскорбления, ни намека. Точнее, потенциально в них может быть все это».
Иной позиции придерживается Бобылёва: «Такая фраза точно транслирует ксенофобию — если не активную, то пассивную. Если слово можно заменить каким-то другим ругательством, значит, в этом контексте оно уже звучит как обидное — мы переносим значение одного слова в другой контекст и превращаем его в ругательство. Даже когда кто-то говорит: “Я не против евреев: они такие умные, они такие дисциплинированные, одаренные” — это тоже форма пассивной ксенофобии, потому что это выделение из группы по каким-то другим признакам, чем только национальные. Понятно, что есть разные степени ксенофобии, но корректным языком такое выражение уже не считается».
Фамильярные обращения
Читательницы, у которых есть дети, отметили, что не переносят, когда посторонние люди называют их «мамочками» и «мамашами», — возмущает фамильярность и нарушение личных границ, объясняют эксперты. К подобным же обращениям можно отнести также слова «тетя», «дядя», «бабуля», «дедуля» и тому подобные.
«Нарушение личных границ раньше было нормой, но сегодня у многих людей изменилась оптика. Если раньше считалось привычным и естественным, что каждый встречный может дать совет женщине, как ей вести себя со своим ребенком, чем кормить и как воспитывать, то сейчас это все чаще недопустимо. Неприятие подобных фамильярных обращений — это отражение процессов, которые сейчас происходят в нашем обществе: индивидуализация, слом патриархальных установок, внимание к своему психологическому состоянию. Поэтому нормально, что такие обращения бесят, нормально говорить “стоп” в таких случаях, но и непонимание другой стороны тоже объяснимо: они так привыкли, так было много десятилетий, а теперь вдруг по-другому», — объясняет Бобылёва.
Яковлев отмечает, что, ко всему прочему, в языке просто нет какой-то стандартной нейтральной формы обращения людей друг к другу, как, например, madame и monsieur во французском или sir и mam в английском: «Проблема здесь в том, что, с одной стороны, слова типа “бабуля” или “дядя” обозначают реальных родственников да еще являются ласкательными обращениями к ним (то есть как бы более интимными, чем констатирующие “мать” или “сын”). С другой — в русском языке нет слова для нейтрального обращения к незнакомому человеку. Отсюда и следует парадоксальная ситуация, когда человеку нужно как-то обратиться к незнакомцу или незнакомке, притом выразив некоторое уважение и стремление сократить на время межличностную дистанцию, но когда не только подходящих, а вообще каких бы то ни было языковых средств для этого нет. Что делать в таком случае? Верно: использовать слово, которое, во-первых, подходит по полу и возрасту, во-вторых, выражает два названных отношения говорящего, то есть выбрать “внучек”, “бабуля”, “дядя” и так далее, потому что именно они и сокращают дистанцию и являются обращениями. Отмечу, кстати, что обращение “внучек” или “доченька” не воспринимаются столь оскорбительными и фамильярными, как “обратные” “бабуля” или “дедуля”».
Изменения, которые претерпевает язык в последние годы, — это свидетельство того, как меняются этика и мораль в обществе, как меняются сами люди и их мироощущение. Эмпатия, уважение чужих личных границ и выстраивание собственных, внимание к разным группам людей, неприятие насилия становятся главными ценностями.