Чуть меньше половины воспитанников российских детских домов — ребята от 15 до 17 лет. В этом возрасте для человека решается многое: кем он станет и кто ему в этом поможет. Биографии тех, кто не нашел своего взрослого, складываются похоже: скудный выбор профессиональных сценариев, ограниченный социальный капитал, сложности трудоустройства.
«Такие дела» рассказывают историю экс-президента уфимского благотворительного фонда «Мархамат» Айгуль Гареевой, которая поехала на фотосессию с воспитанниками детского дома и поняла, что Алина — ее человек.
Алине — пятнадцать. Она стоит у дверей интерната с тремя пакетами вещей и направлением в общежитие при колледже. Это обычная ситуация для выпускника российского детского дома. После девятого класса большинство из них направляют получать среднее профессиональное образование. Так происходит из-за среднестатистической низкой успеваемости. Алина без двух пятерок отличница, но система нечувствительна к индивидуальным случаям.
Лето перед поступлением для Алины многое изменило: она приехала к Айгуль, которую знала уже два года, сначала — просто погостить. Они познакомились на благотворительном проекте. Когда Гареева, будучи депутатом, начала принимать участие в политических процессах, ее стали узнавать в Уфе. Управление опеки пригласило Айгуль сфотографироваться с ребенком из детского дома. Этим ребенком оказалась Алина.
«Я сама к таким вещам отношусь очень негативно. Это несправедливо по отношению к детям. Мы как с обезьянками с ними фотографировались: изобразите дружбу, возьмитесь за ручки. Мне было плохо после этой фотосессии. Но почему-то я согласилась», — рассказывает Айгуль. И оказалось, что не зря.
Айгуль
В начале пандемии семья Гареевых оформила временную опеку над двумя девочками. Еще до знакомства с Алиной Айгуль стала наставником 17-летней Леры, воспитанницы того же детского дома. Все лето 2020 года девочки провели в семье: жили за городом, ходили в поход на гору Иремель. Через два месяца Лера захотела уехать к родственникам, а Алина осталась.
За два месяца семья оформила постоянную опеку над Алиной. Биологическая мать говорила дочери, что это невозможно. «Алина даже немножко поплакала, она так на меня смотрела: это возможно сделать, это не сложно? Так быстро, говорит, вы оформили опеку, наверное, по блату. Она ко мне на “вы” обращается, по имени», — рассказывает Айгуль.
Она говорит, что никакого блата при оформлении опеки не было. «Оформляла обыкновенно, нигде никого не просила. Мне самой как депутату было интересно понять, как проводится эта процедура», — поясняет Гареева.
Сначала Алине было неловко, она стеснялась и переживала. «Алина была не готова, говорила: “Ну что вы, мне неудобно, я уже большая”. Ее нужно было уговаривать», — вспоминает Айгуль. Алине казалось, что она будет обузой в семье, где и так трое детей: 19, 18 и 7 лет.
Алина
Алина родилась в неблагополучной семье. Мать с отцом пили, не работали и не были готовы к родительству. «Им было под 30, и отец сказал маме: “Я еще не готов, а ты, такая никудышная, матерью быть не можешь. И зачем тебе этот ребенок? Делай аборт”. Но срок уже был поздний, и мама решила меня оставить. Папа был против, бил ее во время беременности, а она пила и увлекалась наркотиками», — рассказывает Алина. Когда она родилась, мать оставила ее у отца и бабушки и ушла — «жить и кутить». Алина видела маму очень редко, когда у той получалось отвоевать ребенка у отца.
Биологическую мать Алины лишили родительских прав, отец отказался от них сам, и опекуном стала бабушка. С ней у девушки были теплые отношения. «Бабуля обнимала меня, целовала. Это очень классно, когда детей любят таким образом», — говорит Алина. В 2018 году у бабушки случился инсульт, и девушка попала в детский дом.
«Там было даже лучше, чем дома, — рассказывает она. — Я вот, когда дома жила, училась на “три”,”четыре”. А там у меня появилась какая-то стабильность — уголок спокойствия, где я могла просто сесть и поучить уроки. Учиться мне нравилось, и я училась без “троек”». И все же Алина до последнего надеялась, что мама выполнит обещание и заберет ее домой.
Та действительно восстановилась в родительских правах, но забрала только Стаса, единоутробного брата Алины, которому вскоре опять пришлось вернуться в детский дом: матери почти никогда не было рядом, отчим постоянно пил, а ребенок фактически жил один, сам собирал портфель в школу, приходил в шесть утра и ждал, пока откроются двери.
Теперь открылись еще одни: в семью, где не приходится закрывать голову руками, хотя по привычке он все еще защищается при любом эмоциональном разговоре. Айгуль с мужем забрали девятилетнего брата Алины сразу, как узнали, что его отчим умер и Стас снова попал в детский дом.
«Я сильно провинилась перед женщиной, которая временно забрала меня на лето: сбежала в другой город, у меня там были дела. Когда я приехала обратно, женщина сказала, что мы поедем в детский дом на какую-то проверку. Мы поехали. Там она оставила меня с вещами и не вернулась. Понимаю, что я неправильно поступила, но можно же было поговорить со мной об этом и не сдавать. Я же не вещь — то я в семье, то в приюте, то в детском доме, то опять меня вроде бы кто-то пригрел, и потом по той же схеме», — делится Алина.
Девушка волновалась, что может не понравиться Айгуль – «У меня же другой характер, я другой плоти и крови».
«Она начала оттаивать. Я поняла, что все не зря»
В семье Гареевых Алина год с небольшим, а ее младший брат Стас — пять месяцев. Оба пока еще адаптируются к новой жизни. Айгуль говорит, что она строгая мама: режим, обязанности и никакого разгильдяйства, но никогда в их семье не было места насилию.
«Отец Алины ее бил. Я так понимаю, это было очень жестоко. Мы сидели за столом, пили чай, и она говорит: “Ребенка же невозможно воспитать без насилия”. Я спросила, за что ее били. Я, говорит, уронила колбасу. Ее убеждали: “Я делаю это ради твоего же блага. Я тебя бью, чтобы ты стала лучше”. И до 15 лет она жила с мыслью, что это норма. Я говорю, ну вот ходит Данис (младший сын Айгуль. — Прим. ТД.), за что можно его побить, скажи мне, пожалуйста? Было видно, как она переосмысляет», — рассказывает Гареева.
Свою заслугу она видит в том, что показала Алине другую реальность, в сравнении с которой та смогла оценить предыдущий опыт общения со взрослыми: «Любой ребенок любит папу, маму — психика так устроена, что мы не можем своего близкого взрослого считать монстром. Мы будем его оправдывать.
Она с ними созванивалась, а потом плакала, говорила, что у нее нет никого другого. Сейчас она совершенно спокойно не берет телефон. Она смогла дать оценку взаимоотношениям с родителями и переосмыслить их, войти в зону нормы и опереться на меня: теперь у нее есть, кому позвонить. Сейчас она уже может что-то рассказать, для меня это очень ценно», — делится Айгуль.
Алина говорит, что ее адаптация в семье проходит гладко из-за открытой коммуникации: «С Айгуль мы любим поговорить, бывает у нас. У нее замечательные дети, они сами шли ко мне на контакт, и я не скажу, что мне было трудно».
Поначалу Алина старалась всегда быть хорошей, послушной, вежливой. Но со временем поняла, что скрывать эмоции незачем.
«Один раз, когда она у нас жила уже несколько месяцев, я спросила ее, как дела, и она вдруг говорит: “Паршиво”. До этого всегда отвечала: “Да-да, все хорошо, спасибо”. Когда она сказала, что у нее что-то погано, я просто подпрыгнула. Она смогла это в себе увидеть, смогла об этом сказать, начала оттаивать. Я поняла, что все не зря», — вспоминает Айгуль.
Семья
Семья полностью поддержала Айгуль и приняла Алину и Стаса: «У меня муж — мусульманин. Мы много помогаем людям. Я считаю, что это вообще нормально. Нам повезло, что нам Бог дал возможность как-то себя проявить в этом. Это какой-то новый этап в семье, в отношениях супругов. Совместная задача, которую вы решаете. От этого ваши отношения становятся лучше. Дети старшие очень сильно переживали, когда узнали про Стаса: “Давай быстрее забирай, чем тебе помочь?”», — рассказывает Гареева.
Спрашиваю ее, было ли спонтанным решение принять Алину в семью. «Я все время смотрела базу данных, пошла в школу приемных родителей. Сказать, что это упало на голову, — нет», — уверенно отвечает она.
Айгуль предполагала, что возьмет из детского дома совсем маленького ребенка, а о 15-летнем даже не задумывалась. Теперь она считает, что в этом есть большие преимущества.
Во-первых, это не так сложно, как кажется. «Мы сейчас работаем, у нас определенный достаток, и мы понимаем, что в течение трех, четырех, пяти лет ничего не изменится. Это не то же самое, что взять ребенка с одного года до 20 лет. Если брать ребенка с нуля, непонятно, что будет по здоровью. Я очень много работаю, и у меня нет возможности и желания брать декрет. Подросток — совершенно посильная для меня нагрузка. Я могу уделить несколько часов в неделю, быть на телефоне, вместе обедать, ходить в кафешки и быть мамой, которая полностью справляется», — объясняет Айгуль.
«Мы сразу в хороших отношениях. Алина под этим теплом начинает настолько расцветать. Она уже взрослая, она все анализирует. У нее есть, с чем сравнить. Она понимает, что для нее это ресурс. Это тоже очень питает. Мы все на одной волне, вот сейчас уже год прошел, настолько мы стали родными», — делится Гареева.
Наконец, это очень нужно детям, уверена она. «В 15 лет очень тяжело оказаться с тремя пакетами возле детского дома без поддержки, когда у тебя есть опыт только негативного общения со взрослыми. Если не ставить высоких целей: что человек поступит в МГУ и сразу станет учиться, – а просто дать ему тепло, то это возвращается в стократном размере, потому что ребенок в этом возрасте способен оценить хорошее отношение», — уверена Айгуль.
«Все возможно»
Еще в детском доме в конце девятого класса Алина попросила соцпедагогов отправить ее в художественный колледж, ей нравилось рисовать. «Они говорили: “Да-да-да, мы попробуем”. Но им всем не до этого. Им главное — засунуть детей хоть в какой-нибудь колледж с общежитием», — объясняет Алина. Социальные педагоги не думали, что девушка справится с вступительными.
Выпускники детского дома имеют право поступления по особой квоте: для зачисления на бюджетное место им нужно набрать минимальный балл этого вуза. Но такой возможностью из-за незнания и отсутствия помощи взрослых пользуется всего 1% выпускников.
«У нас в регионе 99,9% воспитанников детского дома после девятого класса, несмотря на оценки, отправляют в самые ужасные колледжи. У детей там просто нет шансов. Им говорят: “Вы попадете туда же, куда и ваши родители”», — рассказывает Гареева.
«Благодаря Айгуль у меня появилось осознание того, что все возможно. Когда я была в детском доме, мы толком никуда не выезжали, все время были в одном помещении. Иногда получалось в конкурсе поучаствовать — были в Устюге, в Москве. Но надолго мы там не оставались. Я спрашивала соцпедагогов: “А если я захочу в другой город поступить в колледж?” Мне говорили: “Это очень сложно, зачем тебе это нужно, надо, чтобы опека за тобой присматривала, ты еще несовершеннолетняя, это опасно”», — рассказывает Алина.
Она признается, что до знакомства с Айгуль не задумывалась о будущем всерьез. Окончить как-нибудь девять классов, поступить в какой-нибудь колледж в своем городе и подрабатывать, этим ограничивались самые смелые мечты. С приходом в семью Гареевых Алина начала готовиться к поступлению в хороший художественный колледж, не тот, в который ее отправлял детдом.
Оказалось, что Айгуль и ее муж, как и Алина, увлекаются живописью и у них есть своя мастерская, где можно было упражняться и готовиться к вступительным. Сейчас они уже позади и сданы на «отлично».
Алина задумывается над тем, чтобы сдать ЕГЭ и поступить в Мухинское училище в Санкт-Петербурге, учиться работе со стеклом и керамикой. Айгуль показала Алине другие города, и страх стал рассеиваться. «Я думаю, что все возможно», — заключает Алина.