Наш приют — все равно как дом для ветеранов, пришедших с войны. Образно говоря, у всех, кто здесь оказался, как у Рэмбо, дымятся ружья, капает кровь.
Из Конго — в Зюзино
Вот, например, у нас живет одна женщина, Сильвия. У нее двое детей. Они жили в Конго, в деревне. К ним вторглись бандиты из соседней Руанды. Перебили взрослое население, зарубили мужа, а ее изнасиловали. Потом всячески изгалялись: на глазах у ее старшего сына съели белого ребенка и сказали, что с ним точно так же поступят. А вторым ребенком она забеременела после изнасилования. Они бежали, вслед — очередь из автомата. У мальчика коленка ранена, у матери — поясница. Куда-то они убежали и в итоге попали в Россию. Мы как трамплин или ступенька между Африкой и третьими странами, франко- и англоязычными, и часто здесь застревают надолго. У Сильвии смутные перспективы. Старшего мальчика мы устроили в московский приют «Зюзино»: он два дня в неделю с ней тут живет, остальное время там. У нас нет психологов, а у них есть. Там он и русский язык быстрее изучает.
Воплощение мечты
Сам я родился в Ашхабаде, но жил в Узбекистане, недалеко от Аральского моря, и вырос в Средней Азии. Хотел поступать на физфак МГУ, но сразу не получилось: отправили в армию, где я два года служил срочником в конвойных войсках на зонах строгого режима. Потом все-таки поступил в университет, стал физиком и занимался нанотехнологиями. Был ведущим инженером, получал неплохую зарплату. А 20 лет назад я все бросил и стал заниматься беспризорными детьми. Тогда это выглядело полным безумием.
Первый приют мы создали в Медведкове вместе с англичанами в начале 90-х. Он назывался Школа-приют им. Сергия Радонежского. Позже, в 1995-м, меня пригласили директором в российский приют, созданный фондом «Нет алкоголизму и наркомании». Год спустя я дал ему название — «Дорога к дому» и восемь лет проработал там директором. Все эти годы думал о создании реабилитационного комплекса для людей, попавших в трудную жизненную ситуацию.
Однажды появился бизнесмен, который сказал: «Я хочу помочь вам воплотить вашу мечту». Этот человек выкупил для нас здание в Подмосковье, а потом, когда дела у него пошли плохо, сделал мне дарственную, точнее — моему фонду «Приют детства». Так на меня свалился тяжелый чемодан с золотом, но без ручки, который очень тяжело нести и очень жалко бросить. Сначала мы открыли бесплатную гостиницу для молодежи, а потом ко мне хлынули женщины с детьми. Я брал тех, кто мог сам подписать договор — я до сих пор не имею права брать в приют детей без родителей. Иногда к нам приходят беременные, иногда целые семьи. Сейчас у нас живут 35 человек из России, Узбекистана, Киргизии, Конго, Кот-д’Ивуара, Украины. Дети есть от шести месяцев и до 14 лет. У нас тут гектар земли, два пруда, в одном раки водятся. У меня мечта — укрыть землю стеклянной крышей и тепло пустить, чтобы были настоящие парники. Сейчас мы приводим в порядок актовый зал и приспосабливаем его под ясли для малышей.
Помощники
Однажды из города Артема (это рядом с Владивостоком) приехала на попутках женщина с ребенком, выпускница детского дома. Она оттуда сбежала и, приехав, обратилась в аппарат президента по работе с гражданами. Те поняли, что ей даже переночевать негде, и позвонили в московский Департамент семейной и молодежной политики, который занимается такими людьми и у которого есть городской приют «Надежда» для женщин с детьми. Но там сказали: если она не москвичка — ничем помочь не можем. Тогда им дали мои координаты, и я согласился ее принять. Чиновник из аппарата президента говорит: «Давайте мы ваши координаты на сайте президента повесим?» Я говорю: «Ради бога, не надо. Давайте лучше поговорим». Я приехал, рассказал что и как. Он спрашивает: «А сколько вы берете с женщин за сутки?» — «Мы бесплатно все даем — у них ведь, как правило, денег нет». Ну, он расчувствовался: «Все, пишите письмо президенту, предлагайте федеральную программу, а я постараюсь, чтобы оно до него дошло». Это еще было при Медведеве, в прошлом году, 14 апреля. Через два месяца этот замначальника отдела по работе с обратившимися гражданами мне сообщил, что он дотолкал письмо до департамента Голиковой, что они в восторге: человек предложил не только идею, но и землю, здание и свой опыт. Мол, они вам сейчас позвонят. Потом лето наступило — не позвонили. Осенью этот товарищ ушел на пенсию. Месяца полтора я ловил его сменщика. Наконец застал. Он говорит: «Егоров про вас рассказывал. Хорошая организация. Но вот письмо потерялось. Пишите снова». Ну, я в итоге не стал писать.
Как-то раз приехали из Департамента социальной политики, объяснялись мне в любви, говорили: «Сапар Муллаевич, давайте вы будете принимать от нас женщин с детьми, а мы вас за это постараемся финансировать?» Я говорю: «Ну сказка, давайте». Но ничего не получилось. Они успели послать пять–шесть женщин с детьми, ни рубля денег, а потом сказали: «Помощь вам нецелевая, ждите». И еще предложили сделать дарственную государству — с тем чтобы меня назначили оперативным управляющим.
Сосед и пожарные
У меня нет ни рубля, ни одной ставки. Ни сам я, ни кто другой не получаем зарплату. У меня стопроцентно волонтерская организация. На 40 человек — чтобы не было проблем в питании, медикаментах, социальном — нужно где-то 500 тыс. в месяц. Спасаемся за счет пожертвований и волонтерского труда, продуктов и одежды, которые нам присылают. На все проблемы нас не хватает. Первое, что мы делаем, — даем крышу над головой и нормальные бытовые условия: постельные принадлежности, стиральную машину, воду, газ. Комендант Саша, бывший воспитанник моего приюта, занимается регистрацией, продукты привозит. Готовят они сами, у нас нет лицензии на столовую. Кухня общая, а едят кто где: кто-то на кухне, кто-то у себя в комнате. Еще мы делаем то, чего больше никто не делает: оформляем временную регистрацию. За прошлый год у нас побывали 80 человек. У всех складывается по-разному: кто-то возвращается на родину, кто-то в семью, кто-то находит работу, снимает жилье и уходит. У иностранцев свой путь: они или в России остаются, или в третью страну уезжают.
С осени прошлого года мы перестали отапливать электричеством, перешли на дрова. Соседи ополчились: дым им не нравится. И еще весной они нам пообещали, что нас закроют. Один пенсионер, он живет через забор, сначала написал, что сарай пожароопасен. Приехали проверять — все в порядке. Тогда написал в мэрию, приехали префект, прокуратура, пожарные, МЧС, Роспотребнадзор, полиция. Они у всех проверили документы, всех обошли и выставили вот такие вот «полотенца». Например, от МЧС — 19 пунктов, чего здесь не хватает: системы пожаротушения, огнетушителей, системы оповещения и все-все-все, а Роспотребнадзор заявил, что у меня должен быть санпропускник, медицинский пункт, медсестры и еще много чего. Я вышел на прокуратуру, показал документы, они мне: «Вот вам штраф 400 тыс. за такие нарушения». Я говорю: «Вы же законники и понимаете, что меня не касается ни Роспотребнадзор, ни пожнадзор, потому что это жилой дом, и во всех квартирах может не быть огнетушителей». Они согласились. Но сосед не унимался. Префект собрал всех проверяющих: нужны ли мы? Социальная служба ответила, что подобной организации нет в Московском регионе. Тогда он предложил проверяльщикам не гнобить нас, а помочь. Первыми откликнулись в МЧС: привезли в подарок огнетушители, детям сладкие подарки, сказали, что будут нас проверять, обучать и помогут навести порядок.
Если рассуждать разумно, то лавочку надо было бы закрыть или как-то использовать в коммерческом плане и ни перед кем не стоять на коленях. Жена мне говорит иногда: «Нормальные люди деньги зарабатывают…» И были ситуации, когда я не понимал, почему я так делаю, почему бросил физику — я же рвался к космонавтике, но вдруг ушел на улицу, полностью изменив свою судьбу. Не понимал, но никогда об этом не жалел.