Столовая для бездомных Мальтийской службы помощи «Альфгаузен-Оснабрюк» на улице Лесопильной — мальтийские рыцари кормят калининградских бродяг гороховым супом и киселем.
— Ты чего пришел без флюорографии? — спрашивает разливающая суп женщина у человека с красным лицом.
— Вы мне соль передайте, пожалуйста, — почему-то отвечает он, и женщина явно злится, но большую стеклянную банку с солью ему все-таки передает. Бездомные едят.
42-летний Эдик — длинные седые волосы собраны в хвост, который торчит из-под бейсболки с рекламой сотового оператора «Теле-2», — спрашивает, не встречали ли мы в Москве Глеба Орлова. Это такой калининградский телеведущий, он лет пятнадцать назад уехал жить в Москву, и Эдику интересно, как он там поживает. Услышав, что Орлова мы не знаем, Эдик улыбается — с Орловым он, оказывается, учился в одном классе и боялся, что мы расскажем ему, что Эдик живет в подвале с крысами («Но недавно появился кот, крысы ушли»). По той же причине Эдик не хочет фотографироваться. «Это Вовке все равно, кто его видит, он не местный, а я не хочу, чтобы одноклассники про меня узнавали», — объясняет Эдик, когда вместе с ним и с тем, кого он называет Вовкой, выходим из столовой. Они дружат, хотя живут в разных концах города. Эдик — в подвале девятиэтажки в брежневском спальном районе далеко от центра, Владимир — почти в центре, на улице Каштановая аллея, это старый район с довоенной застройкой. Район престижный, и подвал у Владимира тоже очень престижный — в старом двухэтажном особняке. В подвале есть электричество и даже телевизор, потому что хозяин дома владеет телевизорной мастерской. Разрешил Владимиру поселиться в подвале просто так, «чтобы в доме все время кто-нибудь живой был»; очевидно, вместо собаки.
Во дворе есть кран со шлангом, и Владимир принимает под этим шлангом душ — днем в плавках, чтобы не смущать жителей соседних многоэтажных домов, ночью голый. «И проблемы гигиены решаю, и закаляюсь», — объясняет он.
Владимиру 45 лет, в Калининграде живет с 1996 года — несмотря на доставшуюся от отца (мама русская) азербайджанскую фамилию Бабаев, в 1990 году бежал из Баку от гражданской войны, бродяжничал в Астрахани, потом еще где-то, и в 1996 году оказался в Калининграде. Российским гражданином так и не стал, и вообще никаким не стал, паспорт у него советский. Бездомным в Калининграде был не всегда — все нулевые прожил с женщиной, которая даже родила ему дочку, но год назад женщина его выгнала. Владимир снял комнату, заработки грузчика позволяли снимать жилье, но прошлой зимой Владимира придавило тяжелым контейнером, перестала работать рука. Сначала жил на улице («Самое неудобное — спать на бумаге»), месяц назад нашел этот подвал. — Улица есть улица, по морде получал регулярно, зато понял, чем могу заниматься и зарабатывать. На улице есть музыканты, есть художники. Я ни играть, ни рисовать не умею, но творческому огню жизни это не должно мешать.
«Творческий огонь жизни», — это вообще его любимое выражение, хотя он сам не помнит, откуда оно взялось, то ли сам придумал, то ли где-то вычитал, Владимир вообще много читает — показывая плакаты со своими афоризмами, он небрежно поясняет: «Это Карл Густав Юнг, а вот это Зигмунд Фрейд». Большую часть надписей, впрочем, придумывает сам, у Юнга такого не было: «Прекрасна невеста, наряден жених, бездомные тоже в восторге от них».
— Но это коньюнктура, просто свадьбы на нас очень хорошо реагируют, или просто влюбленные парочки, — и рассказывает, как однажды свадьба накупила у него афоризмов на 500 рублей, которые он в тот же день пртратил на новые кроссовки на рынке («Хотел в секонд-хенде купить, но там оказалось дороже»). Афоризмы, написанные красивым почти чертежным (в Баку Владимир был инженером) почерком на половинках листов бумаги А4 — это он придумал сам. Большой фанерный плакат, на котором написано «Будьте смелее, мы не кусаемся и не воняем» (это правда, от Владимира не пахнет), и к плакату приделан фанерный же конвертик, в котором лежат эти афоризмы: «Унижая кого-то, нельзя обрести легкость души, скорее наоборот», «Не имя делает человка, а человек имя», «Лучше быть бездомным, чем бездушным», и внезапно «Счастье — это когда тебя понимают» и «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». На приделанном к плакату конвертике написано: «Цена: сколько не жалко». Владимир говорит, что в среднем за афоризм платят по десять рублей. Владимир и Эдик (есть еще Костя и Митя, а все вместе, как говорит Владимир, «командочка») летом ставили плакат в главных туристических местах Калининграда — на площади Победы, у могилы Иммануила Канта и в Рыбной деревне, откуда их даже однажды прогнали люди в штатском, охраняющие губернатора, который в тот день тоже гулял по туристическим маршрутам. Теперь с Владимиром и Эдиком по городу гулям мы, и черт его знает, нарочно они, чтобы произвести впечатление, или просто так, проходя мимо памятника Шиллеру начинают спорить, кто кого пережил — Шиллер Гете или наоборот. Идем в областную библиотеку — последние полгода «командочка» посещает лекторий по античной культуре и философии.
— Первый раз, когда мы сюда пришли, на нас, конечно, все удивленно смотрели, — вспоминает Владимир.
— На вас так смотрели, потому что вы очень сложные вопросы задавали, — возражает бездомному старший библиотекарь Елена Ходаковская, которая и придумала водить бездомных на лекции по античности. Когда-то Ходаковская была просто старшим библиотекарем, а потом перешла на госслужбу и стала чиновником областного департамента социального развития. «Выдавала бездомным талончики на питание и собирала статистику, и поняла, что ерунда вся эта социальная политика. Люди живут в замкнутом круге и не могут из него вырваться».
— А надо зажечь в них творческий огонь жизни, — подхватывает Владимир и начинает (Ходаковская завороженно слушает) явно не впервые рассказывать, что бездомные — это не столько социальная проблема, сколько психологическая, и что это как в психоанализе — сознание и подсознание, и социальные службы занимаются только сознанием, а все дело в подсознании. «когда фундамент трещит, бесполезно штукатурить стенки».
— Я вернулась в библиотеку, потому что поняла, что это идеальная площадка для ресоциализации, — говорит Елена Ходаковская. — Самое эффективное средство от деградации — это интеллект. Чем выше интеллект, тем ниже шансы на то, что человек попадет в алкогольную или наркотическую зависимость.
На таком языке обычно разговаривают люди, осваивающие какой-нибудь иностранный грант, но когда я об этом спрашиваю Елену, она обижается: «Какие там гранты, кому мы нужны, мы просто библиотекари».
На очередной библиотечной лекции Владимир поспорил с филологом из местного университета Ладой Сыроватко — она говорила о Достоевском, и Владимир обиделся, когда она сказала, что путь к свободе лежит через страдания.
— Я что, приду на свадьбу к другу и буду желать ему страданий? — возмущается бездомный.
— У нас не свадьба все-таки, — отвечает Ходаковская.
— Достоевский сделал меня зрячим, но не счастливым, — резюмирует Владимир. Библиотекарь восторженно смотрит на него.
— Когда я стала водить бездомных в библиотеку, передо мной открылся какой-то другой мир. Они страдают, но они такие чистые, как дети. У них чистые глаза, в них нет агрессии в отличие, между прочим, от обычных людей, которые работают в офисах. Часто бывает, что вижу человека и понимаю — вот Христос. Христос тоже был бездомным вообще-то. Был, я помню, моряк Александр Иванович. Вернулся из рейса, а жена с другим, выгнала его, остался на улице. Тонкие пальцы, очень умный, Хайдеггера читал («Мартина?» — уточняет Владимир). Однажды ему выдали по гуманитарной помощи новые ботинки, дорогие такие. Он в них пришел и я почему-то подумала, что вижу его в последний раз. И тем же вечером его убили за эти ботинки.
По заказу даже не библиотеки, а мужа одной из ее сотрудниц, университетского экономиста, Владимир пишет исследование «Бездомность и решение социальной проблемы».
— Ну, не исследование, конечно, а такое эссе, — говорит бездомный. — Я хочу объяснить, почему проваливаются все программы по ресоциализации. У всех план по бездомности: найти, анкетировать, реабилитировать. Как будто мы кубики какие-то, а не люди. А нужно среду создавать, брать по одному и добавлять в здоровую среду, а все приюты, ночлежки, столовые этого не дают.
За библиотечными окнами идет первый калининградский снег, сезон стояния с афоризмами на улице закончился, и зарабатывать «командочка» больше не будет. Людного, но при этом не под открытым небом, места, в котором можно было бы встать со своим плакатом и торговать афоризмами, у Владимира и его друзей нет, и значит, они не смогут заработать, и их мечты не сбудутся.
Мечты у них, кстати, простые — снять на четверых или на пятерых квартиру, в которой можно было бы встретить новый год у телевизора и с шампанским.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
