Почему воспитанникам детских домов не могут помочь ни взрослые, ни закон, и за что здоровых детей отправляют в психиатрические больницы
Детский дом № 46
Гольяново, декабрь 2012 года
«Право злое, если не хочет верить нам, детям…» Эту фразу меня просили обязательно написать. Произнес ее мальчик Кирилл М., а записать просила девочка Ася Г. Когда мы познакомились, Кириллу было 12 лет. Выглядел он едва на 10, а говорил как первоклассник. Асе только исполнилось 15 — нескладный подросток с характерным выражением лица, которое пропадает, когда девочка превращается в девушку. Как сейчас выглядят Ася и Кирилл, какими они стали, я не знаю.
В декабре 2012 года мы встретились с Асей и Кириллом в московской специализированной коррекционной школе-интернате №8 в Филях. Известно, что две трети воспитанников российских детских домов, имеют живых, но неблагополучных родителейТвитнуть эту цитатуДо Нового года оставалась неделя, и в интернате устроили праздник для родственников детей. Известно, что две трети воспитанников российских детских домов — сироты социальные, то есть имеющие живых, но неблагополучных родителей. Праздник оказался наглядным подтверждением статистики: почти за каждым ребенком стояли мама или папа. Ася с Кириллом — исключения, полные сироты. Они недавно были переведены сюда из детского дома № 46 — с другого конца Москвы, из Гольянова. Рядом с ними cтояла их бывшая воспитательница Альбина Урбанская. И я — координатор детского правозащитного проекта «Правонападение» Российского фонда помощи.
Несколькими месяцами раньше Урбанская обратилась ко мне и нашим юристам за помощью. Альбина только что уволилась из гольяновского детского дома, узнав, что сирот там бьют и отправляют на принудительное лечение в психиатрические больницы: «Когда я приходила в ночную смену, то часто замечала у детей синяки и царапины — коллеги говорили, что так происходит во всех детских домах. А потом дети стали прятаться у меня в группе, не хотели никуда выходить. Подробности — об издевательствах над детьми, которые устраивали воспитатели, — я узнала у Кирилла М. Он написал мне записку, где рассказал обо всем, что с ним происходило, о том, как его били».
В наказание абсолютно здоровый ребенок пробыл в психиатрической больнице почти месяцТвитнуть эту цитатуУрбанская проработала в детском доме № 46 восемь лет. Скандал устраивать она не собиралась — хотела просто помочь детям, к которым привязалась, и добиться справедливости. Услышав историю Кирилла, Альбина отправилась к директору детского дома Ольге Шевченко и рассказала ей обо всем. Директор устроила собрание. Созвав детей и воспитателей, она спросила, есть ли жалобы. Промолчали все, кроме Аси с Кириллом. Вскоре последовало наказание: мальчика отправили в психиатрическую больницу № 6, где абсолютно здоровый, по словам Альбины, ребенок пробыл почти месяц. После этого Кирилла перевели в коррекционный интернат для детей с умственной отсталостью. Туда же попала и Ася.
О том, что происходило в гольяновском детском доме, мне рассказывала именно она:
воспитатель угрожала детям, что, если они не будут бить ребенка, она сама их побьетТвитнуть эту цитату«Кирилл лежал, накрытый одеялом, вокруг прыгали другие дети и стояли наши воспитательницы и медсестра. Касьян (Татьяна Касьян, воспитатель) говорила им бить его и угрожала, что, если они не будут, она сама их побьет».
«Молочуева (Татьяна Молочуева, воспитатель) однажды повела меня в группу одного и стала топить. А Фтодосьева (Ольга Фтодосьева, воспитатель) любила подушить», — буднично добавлял Кирилл, сидя на лавочке и болтая ножками.
Ася Г. рассказывает о своей жизни в детском доме № 46.
Видео: Митя Алешковский
После больницы Кирилл выглядел неважно. Он путал фамилии своих мучителей, и мы долго восстанавливали вместе картину воспоминаний. Он не ориентировался в числах и даже временах года. Я видела сочинения, которые мальчик писал до больницы: казалось, это был другой ребенок — с хорошей речью и взрослыми рассуждениями.
«В действиях воспитателей отсутствует состав преступления»
После увольнения, в мае 2012 года, Урбанская сразу отправилась в полицию, но заявление у нее приняли только в ноябре и «без особого интереса», как заметила воспитательница. Факты не подтвердились: на допросах дети молчали так же, как и в кабинете директораТвитнуть эту цитату24 января 2013 года пришло постановление, подписанное инспектором отдела по делам несовершеннолетних УВД Гольяново майором Оксаной Сотиковой. В нем коротко сообщалось, что «в действиях воспитателей Татьяны Касьян, Татьяны Молочуевой и Ольги Фтодосьевой отсутствует состав преступления». Факты не подтвердились: на допросах дети молчали так же, как и в кабинете директора.
Помимо полиции, свое собственное расследование начал московский Департамент социальной защиты населения, которому подчинены некоторые детские дома — в том числе и № 46. А после того как нам с юристами удалось привлечь к делу внимание министра соцзащиты Владимира Петросяна, Альбину приняли в Следственном комитете России. Там, наконец, был задан главный вопрос: как нормальные дети оказались в коррекционном интернате?
Ответ на него, правда, узнать не удалось: результаты расследования, проведенного Департаментом, строго конфиденциальны. Там, наконец, был задан главный вопрос: как нормальные дети оказались в коррекционном интернате?Твитнуть эту цитату Мне удалось поговорить со специалистом по сиротским вопросам, юристом и первым уполномоченным по защите прав детей при президенте России Алексеем Голованем. Он рассказал известное ему: «Проверка Департамента по переведенным из детдома ребятам показала, что это было сделано правильно, но просто с большим опозданием. Никого возвращать обратно не будут, так как нет оснований. Дети должны быть в коррекции».
Трудно понять, какие соцзащита нашла основания. По закону в коррекционную школу-интернат могут попасть лишь дети с ментальными диагнозами. Но я диагноза у Аси не заметила. Девочка побеждала на лингвистических олимпиадах, получала дипломы на конкурсах чтецов. Директору интерната на Филях даже удалось устроить девочку в российско-итальянский класс престижной школы № 136, патронируемой МИДом. Ей — единственной из всего интерната для детей с умственной отсталостью — разрешили одной ездить на учебу в центр Москвы: «Наверное, директору стыдно, что он меня взял в обход правил. Я рада, что так: закончу школу и стану журналисткой».
«Интересно, какой диагноз ей нарисовали? Девочка с умственной отсталостью учит итальянский, почему бы нет», — грустно заметила Альбина.
«Центр содействия семейному воспитанию «Радуга»»
Гольяново, апрель 2015 года
Гольяновский детский дом по-прежнему работает. Поменялась вывеска: теперь учреждение называется Центром содействия семейному воспитанию «Радуга». Сменился и директор — теперь это Людмила Соболева. По словам источника в московской соцзащите, Ольга Шевченко уволилась еще до того, как закончилась доследственная проверка. А вслед за ней по собственному желанию ушли воспитательницы Фтодосьева и Молочуева.
Соболева раньше руководила школой-интернатом № 55 в Кузьминках, которую в 2014 году «слили» с 46 детским домом, а затем переименовали. Департамент соцзащиты, судя по всему, позвал ее улучшить ситуацию. И действительно: в детском доме сделали ремонт, привезли новые игрушки. А еще сюда стали приезжать волонтеры, что при прежнем директоре было невозможно.
Однако система осталась прежней. В конце апреля на LifeNews появился материал о том, что воспитанники «Радуги» регулярно попадают в психиатрическую больницу № 15. Их там привязывают к кроватям и «лечат» за плохое поведение. Источник в больнице рассказал, что сирот привозили в психиатрические больницы и ранее, и из других детских домов.
Руководства детских домов и психиатрических больниц действуют заодно, считает президент фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская. «Мы столкнулись с тремя историями, когда детей клали в психушку в качестве наказания за проступки и без медицинских показаний. Но выяснения ни к чему не приводят. Например, одна волонтер собирала доказательства, что здоровых детей из детского дома отправляют в одну больничку в Рузе, в Московской области. Прокуратура проверила медицинские карты, а там все чисто: везде указаны симптомы и выставлены диагнозы. Больнице и детскому дому достаточно созвониться и все подправить, чтобы не было вопросов».
«Дети боятся давать показания»
По данным Следственного комитета России, к административной и уголовной ответственности ежегодно привлекаются около 600 тысяч родителей и других законных представителей несовершеннолетних, не исполняющих обязанностей по воспитанию детей. Статистики по обвиняемым директорам детских учреждений при этом не существует. Ее и не может быть, ведь для этого нужны прецеденты. «При подозрении на жестокое обращение с ребенком в семье его могут изъять у родителей, при подозрении на директора или воспитателя — никогда. Таких случаев просто не было. Прямых указаний на необходимость изымать детей в таких ситуациях в уголовно-процессуальном кодексе нет. Да и куда их изымать?» — говорит Альшанская.
Юрист Алексей Головань добавляет: «Дети, как правило, боятся давать честные показания, когда остаются во власти своих воспитателей и директора.Дети боятся давать честные показания, когда остаются во власти своих воспитателей и директора Твитнуть эту цитатуЯ считаю, что нужно внести изменения в положение о деятельности организаций для детей-сирот, которые позволят или даже обяжут помещать их на время расследования в другое учреждение. Кстати, это положение вступает в силу совсем скоро — 1 сентября 2015 года».
По словам юристов, расследование историй, подобных гольяновской, затрудняют две статьи уголовно-процессуального кодекса. Так, по статье № 45 следователь может отстранить от участия в уголовном деле одного из законных представителей ребенка. Например, это работает при подозрении о насилии в семье. Если папу подозревают в том, что он бьет сына, его не позовут стоять рядом на допросе — позовут маму. В случае с сиротами это означает, что отстранят, например, воспитателя, но оставят его непосредственного начальника — директора. Или наоборот. «Значит, при допросе сироты о насилии над ним рядом может стоять пособник насильника», — объясняет Альшанская.
Вторая статья — № 191. По ней на допросе не достигшего четырнадцатилетнего возраста ребенка-свидетеля (потерпевшего) должен присутствовать педагог. Значит, при допросе сироты о насилии над ним рядом может стоять пособник насильникаТвитнуть эту цитатуДругими словами, сироте нужно рассказать следствию о том, как его мучили, в присутствии потенциального мучителя. Закон, правда, еще предусматривает, что на таком допросе не помешало бы присутствие психолога. Однако в России независимого института психологической экспертизы для таких случаев просто нет.
«В Европе подобными расследованиями занимаются не полицейские и не соцзащита, но отдельное подразделение, специалисты, обладающие квалификацией. Если есть подозрение, что в детском доме с ребенком жестоко обращаются, на время расследования его обязательно изымают — это прописано в процессуальных порядках. Плюс в Европе на стенах в детском доме висят телефоны горячих линий, на которые ребенок реально может позвонить. Мы не знаем о большинстве таких историй, потому что система полностью закрыта», — рассказывает Елена Альшанская.
У Альбины Урбанской были улики: видеозаписи, где дети — не только Ася с Кириллом — рассказывают, как их били. Однако для суда они являются косвенными доказательствами. 25 таких косвенных улик не помогли открыть уголовное дело. И следователей не смутило, что на камеру дети рассказывают то, о чем умолчали на допросах.
«Детский сад № 1764»
Гольяново, настоящее время
Ася Г. хотела добиться справедливости, но получила только свой собственный хэппи-энд в виде хорошей школы и возможности нормальной жизни. Смог ли получить что-то Кирилл, выдержала ли его психика, я не знаю. Дети перестали выходить на связь, когда поняли, что мы с юристами бессильны и не можем им помочь. Однако история гольяновского беспредела на этом не закончилась. Недавно в «Правонападение» написала письмо женщина, пожелавшая остаться неназванной:
Кирилл М. рассказывает, как и после чего оказался в психиатрической больнице.
Видео: София Шайдуллина
«Мои дети ходят в детский сад № 1764 того же округа, где расположен детский дом № 46. Недавно выяснилось, что воспитатели, ушедшие после скандала из детского дома, — Фтодосьева и Молочуева, работают в нашем детском саду! В наступающем учебном году воспитателем младшей группы будет Молочуева Татьяна Владимировна. Сказать, что мы, родители, в ужасе, — это не сказать ничего. Подскажите, можно ли как-то повлиять на эту ситуацию? Как не допустить к работе с детьми этих «воспитателей»?»
Для отстранения воспитателя от работы нужны законные основания. У родителей же нет доказательств профессиональной непригодности новых воспитателей — ведь, по мнению всех проверок в детском доме № 46, ничего плохого они не делали.
Позже пришло и второе письмо от мамы: «Работает Молочуева, пока жалоб на нее нет особых, хотя она кричит на детей. Стараемся следить внимательно за ней и детей расспрашиваем. Купили минидиктофон на всякий случай, если будут вопросы — зашьем в одежду детям и послушаем».
«Что делать с этим?» — спрашиваю я Альшанскую. — «Весь фокус в том, что детдом — место особое. А вот в детском саду эти женщины ничего себе не позволят. Сиротская система зачастую делает насильником и абсолютно нормального человека. Это Стэнфордский эксперимент в чистом виде. Представьте, мы закрываем двери обычной школы, говорим детям, что они больше никогда не выйдут оттуда. У них начинается агрессия и выстраивается своя иерархия — или же эту иерархию выстраивают сотрудники. В детских домах не работают герои: детишек жалко, но детишки-то ведут себя ого-го как. Возникает ощущение «порченных детишек», ощущение, что мои-то дома не такие».
За десять лет работы Альшанская пришла к выводу, что отдельные изменения проблемы не решат, нужна реформа всей сиротской системы: «Если мы сейчас пробьем, чтобы детей изымали на время следствия, куда их будут изымать? Если даже в другое учреждение, но относящееся к тому же ведомству, к той же соцзащите, как в нашем случае, — это ничего не изменит, и все друг с другом договорятся. Если увольняют директора, как проверить, кто пришел ему на смену? Как узнать, не остался ли в коллективе кто-то, кто продолжит насилие? Очевидно: если что-то происходит, этому потакает весь коллектив. Нужна реформа всей системы — открытые двери для волонтеров, телефоны на стенах, вообще общественный контроль».
В соответствии с государственной линией защиты сирот журналистам приходится называть детей не по фамилии, а М. и Г. Чиновники, для которых Ася и Кирилл всего только буквы, могут предъявить иск изданию за публикацию фамилий несовершеннолетних без разрешения законного представителя — директора детского дома.
