В леденящих душу историях женщин, оказавшихся в Убежище для пострадавших от домашнего насилия, больше всего поражает налет обыденности: много лет, изо дня в день, все соседи знали. Почему они годами не бежали от мучителей и что заставило их все-таки это сделать?
Текст: Дарья Царик
Статистика такова: каждая третья женщина в Беларуси подвергалась физическому насилию в семье. 77% женщин переживали опыт домашнего насилия: психологический, сексуальный, экономический и физический. Каждое четвертое женское самоубийство в стране — следствие насилия в семье. 80% женщин, которые хотят подать в суд на насильников, отказывают в возбуждении дела.
Общественное объединение «Радислава» было создано в Беларуси двенадцать лет назад женщинами, пережившими насилие, для помощи таким же как они. Они открыли Убежище для женщин, пострадавших от домашнего насилия, где можно получить юридическую, социальную и психологическую помощь. Некоторые из его «постоялиц» согласились сфотографироваться и рассказать свои истории.
Когда Насте было десять лет, сожитель ее матери стал укладывать ее на диван, стягивать всю ее одежду и трогать:
– А где-то раз в месяц… да, не реже, он пытался положить мою руку себе в область паха, но я всегда отдергивала.
Так продолжалось три года. Иногда это было два раза в неделю, иногда три раза на дню. Настя вспоминает, что каждый раз он отрывал ее от любого занятия со словами: «Время отдохнуть». Когда все заканчивалось, он произносил: «Не надо говорить маме, не будем обижать ее. Ты же не хочешь, чтобы мама волновалась и переживала?» Настя не хотела обижать маму, поэтому молчала. Сегодня ей 21 год, и она с трудом справляется с эмоциональными и психологическими последствиями тех эпизодов.
«Знаете, она как пчелка всегда. И работала, и за домом следила: уберет, почистит, приготовит. Она перед отъездом из Убежища наморозила ягод следующим постоялицам», — с улыбкой вспоминает психотерапевт Татьяна Гончарова про Юлию. Сама Юля рассказывает, что перед тем как попасть в Убежище для женщин, пострадавших от домашнего насилия, она четыре года сожительствовала с человеком, который над ней издевался.
— Я была беременна. Он стал орать, пьяный. У него день рождения как раз был (длинная пауза). Он же стаканами пьет. Начал меня избивать. Сказал: «Не мой ребенок, ты гуляешь». Ногами по животу, душил, вырывал там изнутри из меня. Дело сделал — лег спать. Волосы на голове вырывал. Оделась и пошла, еле- еле. Ехал мужчина какой-то, увидел, что плохо. Остановился: «Вам куда?» — «Не знаю». Дальше проснулась в больнице. Ребенка потеряла. Заявлять не стала.
У сожителя была несовершеннолетняя дочь, которая до сих пор называет Юлю «мамой». Потому-то Юля и терпела так долго, не могла оставить ее, но однажды все-таки сбежала:
— Он крепко поскандалил с начальником. Сказал ему: «Выгонишь меня, Юля не будет работать». Начальник ответил: «Юля будет, потому что она работает, а вот ты — не будешь». Вечером после этого я собиралась на смену, он стал мне ноги и руки выкручивать, кузнечика делал, приговаривая: «Никуда не пойдешь, работать не будешь». Сделал хорошее дело и спать, а я потихоньку, хромаючи, взяла его палатку, велосипед и уехала.
Три ночи она провела в лесу, позже нашла убежище в Минске, еще позже — работу в агрогородке. Прошли семь месяцев относительно спокойной жизни, мужчина выследил Юлию, и та снова вернулась в ненавистный ей дом. Иногда она звонит и рассказывает, как у нее дела. Последний наш разговор:
— Я опять от него сбежала, укрывалась в своем старом доме. Вчера дом сгорел. Когда он горел, мне пришла смс: «Умри». Сейчас опять милиция разбирается.
— Аня, он тебя часто бил?
— Часто, если я не так что-нибудь сделаю. Постоянно ударит рукой: то по уху, то по голове. Говорил, звони маме, упрашивай, чтобы вернулась. Я ей звоню, а у нее, к примеру, не получается на выходные приехать. Я кладу трубку и говорю об этом ему. Он начинает меня бить, — мало поплакала, мало попросила, раз мама не приедет.
Юлия П.:
— Раньше, когда я убегала одна, он ее за это бил. «Почему не проследила, куда мама ушла?» Однажды, когда я совершила побег, он ее обстриг. Как-то среди ночи выкинул ее из дома искать меня.
Получалось, что за мои грешки она расплачивалась. Терпим мы это давно. Аня до меня еще. Молчала,маленькая была. Но сейчас это другой характер принимает, он садист и зверь. Второй раз ребенку нос ломает.
Каждый раз, когда Тамару хвалили на группе взаимопомощи женщин, пострадавших от насилия, она начинала плакать:
– Меня никто никогда не хвалил, – говорила женщина.
Она исправно готовила, убирала, вечерами выгуливала собаку, а на работе вкалывала сверх нормы. Только через два года после того как Тамара осознала, что живет в ситуации психологического насилия в семье, она решилась обратиться к участковому, – написала заявление на мужа: тот оскорбил ее, а потом ударил. Еще два года Тамара безрезультатно пыталась через милицию привлечь бывшего супруга к административной ответственности за участившиеся к тому времени проявления психологической агрессии.
– В итоге я подала заявление в прокуратуру, и после тщательной проверки возобновили дело, которое передали в суд. Его привлекли.
Сегодня Тамара сменила работу, развелась с мужем, занялась собой: спа, тренинги, дача. Помогает женщинам, столкнувшимся в жизни с тем же, с чем и она.
Отец Лианы отдал минскую квартиру кредиторам, а свою двадцатилетнюю дочку выдал замуж за мужчину, семье которого остался должен. Позже отвез ее на родину мужа, в грузинское село Баисубани. В Минск Лиане с детьми удалось сбежать только 13 лет спустя, в 2013 году, после нескольких неудачных попыток. В кармане у нее было 20 тысяч белорусских рублей. Два года ушли на социальную реабилитацию и борьбу с преследованием со стороны бывшего мужа. Но теперь Лиана и ее несовершеннолетние дети (сын и две дочери, все граждане Беларуси) снова оказалась под ударом:
— Как только закончится договор пребывания в Убежище, мы с детьми можем просто оказаться на улице.
За всю совместную жизнь муж, красавец с высшим образованием, не избил Анну ни разу. Только душил и пугал. Душил так, что не оставалось ни синячка. Пугал, что скинет с пятого этажа. Включал газовую конфорку и держал ее лицо над струящимся газом.
— Все на страхе, чтобы показать, кто в доме хозяин, чтобы не пилила, не предъявляла претензий, чтобы не просила помощи в каких-то бытовых вопросах. Я стирала, убирала, приносила пакеты из магазина, готовила ему, приносила к дивану, а потом забирала и мыла. Заявление? Если честно, мне надоело объяснять и оправдываться, почему я не писала. Одна из главных причин: он душил так, что следов не оставалось, а если я начинала кричать и царапаться, то накидывал подушку, — следов не оставалось. Или когда держал над включенным газом и угрожал, о чем писать заявления? Про газ? Я же знаю, как все работает у нас. Уходить? Уходила и не раз. Но далеко ли в нашем маленьком городе уйдешь? Он приходил на работу, позорил. Находил. Да он даже в столице, куда мы с сыном убежали, нашел, несмотря на все наши попытки замести следы.
Анна ходила к психологу и приносила мужу буклеты и брошюры с информацией о домашнем насилии, на что он реагировал так: «Ну, я же тебя не избиваю. Я же тебе сперва объясняю несколько раз, что не так ты делаешь, а когда ты все равно продолжаешь, то мне ничего не остается, кроме как принимать меры». Она говорит о том, что в состоянии алкогольного опьянения он становится зверем, не осознает, кто находится перед ним:
— Душил и пугал, но на трезвую голову. Все эти годы, когда он выпивал, мы уходили из квартиры, убегали. Мы никогда не оставалась рядом с ним, когда он был пьяным. Я видела, как он поступает с другими людьми, будучи в нетрезвом состоянии. Он пил, шел на улицу и выискивал тех, кто ему не понравится: «Кому разбить е***о?». И пока с кем-нибудь не подерется, обратно не возвращался. В последнее время я стала приходить к мыслям о том, что лучше ужасный конец. Так хотелось, чтобы это все закончилось. Все из-за страха, напряжения. Мне постоянно надо было быть начеку, потому что он мог неожиданно пойти и выпить, а значит мне с ребенком надо было за время его отсутствия успеть собраться и покинуть квартиру. И этот момент (определить, что он пьяный) надо было всегда отслеживать. К примеру, я услышала по телефону, что он нетрезв и направляется домой, — бежим из квартиры, ночь ли это, день ли это , собираемся и бежим. Поехал по делам, выпил, — бежим из дому. Тревога, постоянный стресс, всегда начеку. Однажды ему не понравилось, как ребенок повесил его брюки. Потом начал обвинять десятилетнего мальчика в несамостоятельности, что тот слабо проявляет инициативу в школе. В итоге он его сперва побил, а потом схватил за шею и поднял руками на высоту своего роста. Ребенок обделался в этот момент. Я не писала заявления, ничего. Мы просто собрались, пока его не было, и бежали из города. Сейчас подала на развод, будем с сыном как-то начинать все с чистого листа.
Уголовный процесс по статье 153 УК Беларуси (умышленное причинение легкого телесного повреждения) в отношении бывшего мужа Александры Т. начали не сразу. Пять судебных слушаний. Обвинительный приговор: общественные работы и пять миллионов рублей моральной компенсации. Такова цена ушибленного колена, — единственного доказанного эпизода. Мать троих детей описывает и другие, доказать которые оказалось невозможно:
— В любое время суток. Дети спят или не спят, — его не волновало. Всегда в извращенной форме. Всегда с основанием: «Так с вами, бл…ми, и нужно». Иногда мне казалось, что каждую ночь по три-четыре раза. Сказать никому не могла. С одной стороны, стыдно о таком говорить, с другой, думала, что заслужила. Ему очень нравилось, когда я просила прощения на коленях. Я спрашивала: «Когда это закончится? Я больше так не могу!» В ответ он говорил только: «Ожидание наказания хуже самого наказания».
Муж Светланы Ж. не пьет, не курит, ведет здоровый образ жизни. В прошлом — профессиональный боксер, сегодня «поддерживает форму». Со слов Светланы, все женщины для него «кухарки, уборщицы и няньки», а она, Светлана, ко всему прочему еще и «шкура, животное, шлюха, шалава подзаборная». Вместе они прожили двадцать семь лет.
— Не было жизни никакой. Были скандалы, драки, синяки и увечья. Деспот. Детей бил, меня бил. Маленькому однажды руку сломал. Всегда его по носу бил, а у того ведь нос слабый, всегда в кровь. Никогда не выпускал детей поиграть с другими ребятами. Все бегают, играют, а наши, Катя и Ваня, — дома, калитка всегда закрыта. Когда входил в раж, то чуть ли пена изо рта не шла, глаза навыкате, как дикий человек, выбежавший из лесу и готовый съесть тебя. Любимая фраза: «Я же ни в чем не виноват». Домой постороннего никого и никогда не впускал. В магазин выйду, — раз десять позвонит: где ты, скорей, ни с кем не разговаривай.
Мужчина не работал лет двадцать, семью содержала Светлана. Она часто ходила на работу вся в синяках, но за помощью не обращалась ни к соседям, ни к коллегам, ни к представителям власти.
— Соседи и так все знали, все видели. Его боялись. Все боялись. Милиция… Никто не хотел с ним связываться, как услышат фамилию, сразу отмахиваются. Он же два года отсидел и вообще буйный. Угрожал убить меня и детей, если что не по его сценарию пойдет. Я опасалась за свою жизнь, он ведь в состоянии аффекта бьет чем угодно и куда угодно, лишь бы сделать больно, заставить замолчать: «Еще одно слово, и я убью тебя, животное. И сына завалю». Одного человека инвалидом сделал, соседу челюсть сломал. Два раза милицию вызвали, никакого толку. Вот спустя 27 лет мы собрались и бежали от него. Боялась его и сейчас боюсь. Я знаю, что он меня ищет. Написал заявление о моей пропаже. Боюсь, что найдет, что выследит. Никакого суда не хочу, никакого возмездия, одного хочу, чтобы в покое оставил и никогда больше не видеть его.
Карина объясняет свое переселение в Убежище тем, что последние десять лет муж бил ее и проявлял агрессию в отношении их четверых детей:
— Когда я в очередной раз лежала на сохранении, моя старшая дочь стала писаться по ночам. Она рассказывает психологу, что тогда он ей надавливал пальцами на закрытые глаза и предупреждал: «Еще раз ты это сделаешь, тебя тут не будет». Когда она продолжила писаться, он заставлял ее пить свою мочу стаканами.
Так прошло десять лет, но теперь Карина приняла решение выкарабкиваться. Состоялся первый суд: «Его признали виновным — по статье 9.1 КоАП (умышленное причинение телесного повреждения. — прим. ТД) — влепили штраф, 10 базовых. Сейчас ждем второго — «истязание»».
Отец насиловал Олю с девяти лет до четырнадцати. Позже на суде он сухо объяснял: «Я хотел от нее ребенка». Но ребенка все не получалось, так как у Оли еще даже не было месячных. «Только в девятнадцать пошли. Наверное, он понял, что ребенка не получится, ударил меня монтировкой и кинул умирать в сарай, а сам подал в розыск. Спасли меня соседи. Его в милицию забрали, дали двенадцать лет».
Весь последующий жизненный путь Ольги — это путь взросления глубоко травмированного ребенка, так и не получившего своевременной помощи и защиты. Однажды путь чуть было не прервался, когда от отчаяния и страха за будущее уже своих четырех маленьких детей Ольга отправилась в церковь, чтобы замолить будущий грех — самоубийство — и попросить, чтобы ее похоронили на кладбище. Батюшка внимательно выслушал ее и сказал: «Больше тебе не надо бегать. Ничего не делай. Я тебе помогать буду». И до сих пор помогает.
Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»