Простые движения

Помню, как первый раз вошла в больничную палату, где после инсульта лежал мой отец. Он дремал, но услышав стук двери, открыл глаза — и вдруг улыбнулся. Я к тому времени уже знала, что инсульт был обширным, и что правая половина тела парализована. Знала, что говорить он не может. Знала, что прогнозов — не только благоприятных, но вообще никаких врачи не дают. Я все это знала. Но он улыбнулся! Кривовато, как-то робко, по-детски, но все-таки! Позже, когда я навещала его в больнице, он улыбался еще много раз. Когда из его перекошенного рта вываливалась каша. Когда я меняла ему памперсы. И когда вложила в работающую руку карандаш: мне, взрослой испуганной девочке, хотелось верить, что хоть так мы сможем общаться, что он сможет написать самые простые слова: есть, пить, люблю. Я держала перед его лицом листок бумаги, а он крутил в неловких пальцах карандаш, не понимая, чего я от него хочу. И улыбался.

Инсульт страшен для близких тех, кого настиг внезапный удар. Но он во сто крат страшнее для самих больных. Представьте: еще недавно послушное тело предает тебя. Самые простые движения, знакомые с детства, становятся либо нечеловечески трудны, либо вовсе невыполнимы. Умыться. Одеться. Налить чай. Отрезать хлеб. Открыть дверь. Выйти за эту дверь и пойти — своими ногами! — туда, куда хочется. Я как-то читала статью об одном социальном эксперименте. Чтобы объяснить подросткам, как живут незрячие люди, ребятам плотно завязали глаза. Они были в знакомом месте, кажется, в школьном классе. И с завязанными глазами им нужно было пройти от входной двери к своей парте, сесть за нее и достать учебники, то есть совершить простые и привычные движения. Это оказалось трудно. Очень трудно. Не справился почти никто. Похожий эксперимент может провести каждый. Попробуйте привязать одну руку и ногу к телу. Или, например, сделать одной рукой то, что привык делать двумя — да хоть завязать шнурки! Получится? Вряд ли. А понять, хотя бы отчасти, что чувствует человек, перенесший инсульт? Может быть. Самые простые движения, знакомые с детства, становятся либо нечеловечески трудны, либо вовсе невыполнимыТвитнуть эту цитату

Мой отец прожил после инсульта год. Лекарства, массаж, специальные упражнения, снова лекарства, снова массаж… Он научился самостоятельно есть. Он передвигался по квартире, хоть и с трудом. Он включал телевизор и смотрел его по многу часов, потому что читать не мог. Речь не вернулась. Ни устная, ни письменная. Он пытался что-то говорить, но из измученного рта вырывалось только мычание. Мы ничего не понимали, он сердился. Иногда плакал. А иногда — улыбался. Криво. И очень горько. Врачи, наверное, со мной не согласятся, но думаю, он умер тогда, когда полностью осознал, что с ним произошло. И перестал надеяться, что выздоровеет.

Без надежды трудно жить даже абсолютно здоровым. И почти совсем невозможно — тем, кто здоровьем похвастаться не может. 25 человек в возрасте от 55 до 70 лет, которые живут во Всеволожском доме-интернате в Ленинградской области, пока надеются. Все они перенесли инсульт, все нуждаются в реабилитации. Но одной надежды для возвращения к нормальной жизни мало. И самоотверженной работы сотрудников интерната тоже, увы, недостаточно. Нужны специальные тренажеры. Один — балансировочный тренажер-стендер, на котором человек учится снова стоять. Второй — «Манупед», нечто вроде велосипеда, на котором можно крутить педали как ногами, так и руками. Тренажеры не так уж дорого стоят, но у дома-интерната денег на них нет. И не будет, если мы, все вместе, их не соберем. 100, 200, даже 500 рублей — небольшая сумма, незначительная для нас, здоровых и трудоспособных людей. Но она бесценна для тех, кто надеется и верит: инсульт — не приговор.

Каждый рубль из собранных денег будет потрачен на то, чтобы вернуть им радость жизни и способность совершать простые движения. Умыться. Одеться. Налить чай. Встать навстречу дочери, которая приехала навестить. Погладить по голове внука. Обнять его. Двумя руками.

Сделать пожертвование