Бессмертный барак

— Ты обувь снимай. Только в углу аккуратнее, не топчись особо. Там под тобой прямо балка лопнутая. Кто знает, сколько она протянет. Проходи лучше сразу в комнату. — Юрий живет на втором этаже дома по Бердскому шоссе, 36 в Новосибирске. Вместе с женой, тещей и ее второй дочерью. В комнате Юрия висит большой флаг ВДВ, а на столе в соседней комнате — ноутбук, окруженный кипой бумаг и документов. Это его рабочее место по борьбе за переселение из барака.

С этой осени в доме на Бердском шоссе нет воды и канализации, в одной квартире обрушился потолок, а крен некоторых стен уже достиг тридцати градусов. Чтобы поддерживать тепло, жители топят печь углем и пользуются обогревателями. Только вот с электричеством бывают перебои, потому что оно подведено от светофора, стоящего на трассе.

– Если дома гаснет свет, мы звоним не электрикам, а в ГИБДД. Там быстро перенаправляют куда надо. Мы же на федеральной трассе живем! Починят светофор, и у нас дома свет сразу появляется, — рассказывает Юрий.

— Нас еще в 1991-м должны были снести и расселить, — жена Галина разбирает папку бумаг на столе. — Тут даже документ сохранился советский, от 1988 года. Дом уже тогда признали непригодным для жизни, он износился на 75%. Еще тогда здесь обещали сделать капитальный ремонт, но Советский Союз закончился, а с ним и хоть какие-то надежды. В новой стране наш дом стал аварийным только в 2005 году. Чиновники прислали бумагу о том, что расселят барак до 2010 года. Прошло еще шесть лет. В связи с этим почти все коммунальные службы потихоньку от нас отказались, когда у нас сломалась канализация, чиновники посоветовали жильцам «ходить на ведро». Но мы, как видите, все еще здесь живем, поэтому и говорят, что это дом-призрак.

Юрий с семьейФото: Влад Некрасов

— Таких отписок у меня почти шестьдесят, из всех инстанций, — продолжает Юрий. — От губернатора и всех его замов, от мэра и от его заместителей, от главы района. Мы не можем ни до кого достучаться: пишем Путину, все бумажки спускают главе района. Я пишу в Генеральную прокуратуру о том, что местный прокурор бездействует, а эта бумага кладется на стол ему же, чтобы он «осуществил проверку» самого себя.

Вместо потолка коммунальщики натянули в ее комнате простой полиэтилен. Она думала, что это временно, но оказалось, что навсегда. В мэрии ей сообщили, что деньги выделены, и ремонт уже давно сделан. Никто так и не приехал к ней с проверкой, зато потом пришел счет на 500 рублей — за полиэтилен. Теперь в этой комнате температура опускается до –12 зимой, а через чердачные щели видно небо. Галина ходит дома в валенках.Пока Юрий пытался побороть кафкианскую бюрократию, у их соседки Галины обвалился потолок. Она проснулась ночью от треска. Выбежала из комнаты в коридор за несколько секунд до того, как балки рухнули и раздавили мебель.

Управляющая компания «Сибирский сервисный центр ЖКХ» перестала обслуживать дом по Бердскому шоссе еще в апреле прошлого года и подала в суд на жильцов за долги, хотя они исправно платили по счетам. Жильцам дома удалось выиграть суд с первого раза, но управляющая компания расторгла договор с домом и исчезла. Эту компанию жильцы знают не понаслышке. Она уже не раз меняла название и “возрождалась” по одному и тому же юридическому адресу, не меняя номер лицевого счёта.

— В подъезде у нас тоже потолок падал, — вспоминает Юрий. — Ремонтировали мы его своими руками, я и мой сосед Валентин Федорович. В этом году ему исполнилось 77, он ветеран труда.

Валентин Федорович живет с внучкой, ее мужем и тремя правнуками в двухкомнатной квартире. Каждый день дядя Валя, как его называют соседи, по несколько раз ходит на колонку за водой. Вместе с мужем внучки они сделали в ванной некое подобие водопровода. Теплую воду заливают в конструкцию из самодельных труб. Не очень много, но для того чтобы помыть детей, хватает. После похода за водой Валентин Федорович топит печку. У каждой семьи из барака есть небольшой сарайчик напротив дома, где хранится уголь. Дядя Валя тихонько курит около большой печи и ждет, когда из школы вернется правнучка. Рядом с ним на стуле сидит кошка Муся.

— Я тут с семьдесят пятого года живу, а дом этот построили аж в 1954-м. В то время с жильем туговато было, и ставили такие времянки. Да, их по всему городу понастроили. В нашем доме ремонта уже лет тридцать не было. Летом у нас вода под домом побежала. Стучались к управляющей компании долго. Подъезд уже поплыл, вода везде стояла. Только после этого рабочие наконец приехали, начали ремонт делать: рыли наугад, искали трубы. В итоге только дом сломали, но ничего не нашли.

— Они рыли в подъездах и прямо у людей в квартирах на первом этаже, хотя по закону, если износ дома больше 60%, нельзя вообще никакие земельные работы даже рядом проводить, — объясняет Юрий. — Потом они решили перед домом, вплотную к стене, сделать яму глубиной в пять метров. В какой-то момент фундамент не выдержал и начал в эту яму сползать. Барак затрещал и немного просел. Угол дома держали ковшом экскаватора, пока дыру засыпали с помощью трактора. После этого рабочие все бросили. Несколько дыр на первом этаже не засыпали до сих пор. В одной из них все еще стремянка торчит. Мы с соседями до часу ночи стояли на улице и слушали, как скрипят стены дома. Вызвали спасателей. Они осмотрели дом и сказали:

«Если будете дома и вдруг услышите резкий треск — просто выпрыгивайте из окон. Это братская могила». Пожаловались в прокуратуру на управляющую компанию и рабочих, которые чуть дом не развалили, а нам ответили, что копали некие «неизвестные люди». Прокурору просто наплевать, а он должен был только за эти раскопки тут всех уже пересажать!

На первом этаже, прямо под квартирой Юрия, живет одинокий инвалид Олег. Его каморка горела три раза, поэтому из всех комнат уцелела только одна. Стены остальных в саже, на полу одной комнаты не зарытая коммунальщиками дыра. Повсюду лед, в неработающем туалете температура, как и на улице, —23. Жители пытались доказать, что огонь довел квартиру на первом этаже до аварийного состояния, но местные пожарные прислали справку о том, что пожаров в доме по Бердскому шоссе, 36 не зафиксировано.

Дом 36 по Бердскому шоссе

— Олег там живет один в обнимку с обогревателем. У него одна рука и одна нога. Иногда стучу ему по стенке, спрашиваю: «Олег, живой? Ты как там?» А он: «Нормально, чего надо?» Ну отзывается, и слава богу, — говорит Юрий. — Сегодня вот видел его, он за водой выходил на костылях с канистрой. А так в последнее время уже ни с кем не общается и никому не открывает. Боится, что его заберут в дом инвалидов, если не согласится съезжать. Работники мэрии ему так прямым текстом и пригрозили.

— Когда мы стали активно жаловаться во все инстанции, писать в общественные организации, газеты, приглашать телевидение, чиновники начали нас травить. Звонят со служебных телефонов и угрожают. Поэтому люди боятся говорить с журналистами, открывать дверь вообще кому-либо, даже знакомым. В местных СМИ про нас написали раз двадцать, а толку — ноль. Люди уже ни во что не верят, руки опускаются, — Юрий стучится в окно на первом этаже, но оно плотно занавешено простыней. Никто не отзывается. — К Наде, вот, тоже не попасть. К ней через день приезжают врачи без вызова, якобы просто проверить состояние ее трехмесячного ребенка. Чисто психологическое давление. До этого из мэрии приезжали, угрожали вообще забрать ребенка, если она не съедет из квартиры во временное жилье. Она об этом всем каналам рассказывала, выбегала тут вся бледная, ее прямо трясло, но это почему-то вырезали. Я даже с «России 24» сюда корреспондента вытащил. Они приехали, сняли материал. Проходит месяц-полтора. Я звоню, спрашиваю: «Ну что, когда выйдет?» А они мне: «Редактор сказал, что не выпустит это в эфир. Остальное не в нашей компетенции. Не могу комментировать».

Вот такие, блин, государственные каналы. Никакой помощи народу. Нам помогли в новосибирском ОТС, приезжали раз восемь, после них Рен-ТВ раза четыре, даже «Вести» местные были. Три месяца нас по телевизору в местных новостях показывают, а толку нет. На федеральный уровень с проблемой не выйти, а тут выше местной власти, судов и прокуратуры все равно никого нет. Рука руку моет. У нас одни и те же люди во власти сидят с начала нулевых. Вы представляете, какая тут коррупция? Мы пытались обращаться в ОНФ, приезжали они, ножками топтали, один даже орал, что Путина привезет, но ничего, никаких результатов по сей день. К тому же после наших жалоб стало только хуже. К Валентину Федоровичу и многодетной семье его внучки тоже «заезжали», но уже из соцобеспечения. Ко мне из УФМС. До абсурда доходит. Я гражданин Российской Федерации, я дал присягу, служил в ВДВ, я стою на воинском учете, а ко мне прислали человека, чтобы они проверили, русский ли я. Вы что творите? Прямо с официальной бумажкой пришли, посмотрели паспорт. Это просто унижение!

После шумихи в местной прессе накренившийся барак все же признали аварийным и решили расселить.

— Наш дом признали аварийным 24 декабря, — рассказывает Юрий. — По закону нас должны были уведомить на следующий день, потому что это угроза здоровью, а за месяц тут должны были бы поставить подпорки. Нам сообщили об аварийности 19 января, принесли предписание. Месяц нашу жизнь подвергали опасности. Чиновники только за это уже должны сесть, даже если не считать предыдущие годы, а они нам в глаза теперь говорят: «Давайте забудем все старое, вы самые главные у нас, мы о вас заботимся».

Валентин Федорович спускается за водойФото: Влад Некрасов

В январе жильцов дома собрали на совещание. Чиновники предложили покинуть аварийный дом на Бердском шоссе и переехать в жилье маневренного фонда. Такая жилплощадь обычно предоставляется на короткий срок из расчета шесть квадратных метров на человека. Жильцам выдали ключи в обмен на паспорта и отправили их оценивать свое временное пристанище.

— Я включил свет в ванной, проводка задымилась, — рассказывает Юрий. — Эти квартиры не лучше наших. Мы их еле нашли. Ходим вокруг первого дома, все подъезды уже обошли, а 166-й квартиры нигде нет. Спрашиваю у мужиков местных: «Где такая?», а они: «У нас там вроде слесари когда-то сидели». Оказалось, что это помещение на цокольном этаже, бывшая подсобка. Вход отдельный с улицы без подъезда. Прямо в квартиру выходит подвальная вентиляция и, как следствие, — вся вонь. Второй вариант — в старом общежитии, с трещинами в стенах и щелями в окнах. На скорую руку сделали ремонт, поставили окна новые, снаружи здание отделали сайдингом. Наверное, чтобы специально показать, что жилье якобы «нетронутое». Ага, новостройка. На деле старый разваливающийся советский дом. Чтобы там жить, надо еще кучу денег потратить на обустройство. Но зачем делать новый ремонт в жилье, которое у тебя потом отберут? Третий вариант был еще привлекательнее. По адресу Вторая улица Петухова. Жаль только, что такой улицы в Новосибирске нет.

Больше всего власти позаботились о многодетной семье Валентина Федоровича.

— Сперва нам дали две смежные квартиры, — рассказывает Валентин Федорович. — Мы попросили их соединить, но нам не разрешили. А у меня внучка с мужем, две правнучки и правнук. Как нам разделиться? Потом еще показали вариант в общаге, а там еще хуже, чем у нас здесь. Четвертый и девятый этаж одного подъезда.

— Как только мы выедем из нашего дома, его тут же снесут. Люди, приватизировавшие свои квартиры, не получат ничего. Шумиха уляжется, а нас через годик просто пнут под ж**у с маневренных квартир. Это же временное жилье. Оттуда могут выселить на улицу после окончания договора. Вы сами закон почитайте: «Маневренное жилье предоставляется до решения своей жилищной проблемы». Если не решаешь, то все, до свидания, — объясняет Юрий. — Максимальный срок — три года. Что я заработаю за это время? Ипотеку мне уже сейчас никто не дает, а я обращался и не раз. Однушка в Новосибирске стоит 1,7 миллионов рублей. Средняя зарплата — 17 тысяч. В банке мне говорят: «Нужен первый взнос — 300 тысяч  — и доход у семьи — примерно 50 тысяч в месяц». Я работаю начальником смены охраны, как мне накопить эту сумму? В банке девушка проверила документы зарплатные, говорит: «Можно попробовать», а потом смотрит на меня и спрашивает: «А гарантии у вас какие? Кто будет платить, если с вами что-то случится? Машина собьет?» Вот именно — кто? Жена у меня на инвалидности, с нее по закону деньги брать нельзя, теща — на пенсии, поэтому банки нам и отказывают.

Соседи наши стали медленно съезжать во временное жилье. Три семьи уехали, пять осталось. Ломают нас. Сказали, что готовят бумаги на принудительное переселение во временное жилье, и на все про все у нас неделя. Дальше придут с полицией, а мы не можем ничего сделать.

Я не боюсь властей, бандитов, никого. Мне нечего бояться, я свое отбоялся уже. Что мне эти чиновники, если я на Кавказе не загнулся? Так что пусть дальше пугают. Единственное, за что я теперь переживаю, — это моя семья. Этот барак может рухнуть в любой момент, как и четыре других, которые тут стоят по соседству. Уже невозможно терпеть, хоть собирайся и езжай в Москву. Только кто нас там выслушает, и куда нам идти?