Паллиативный адвокат

Часто работу адвоката путают с правозащитной деятельностью. Но это неправильно, это совершенно разные вещи. Они пересекаются, у них есть общий предмет, общие цели, но при этом совершенно разные методы. Даже если я защищаю человека, которого признали, допустим, политическим заключенным, или судьбой которого параллельно со мной занимаются правозащитные организации, это не означает, что я примыкаю к ним. Я подчиняюсь совершенно другим правилам, у меня другие права и обязанности, другой набор полномочий.

Но в той крайне тяжелой ситуации, которая у нас сложилась в последние годы в России в уголовном процессе и с правами человека в нем, чем больше разных вариантов, разных возможностей может использовать защита для проведения своей линии, тем лучше.

Общественный защитник хорош тем, что он не адвокат. И если он присутствует в процессе наряду с адвокатом, это расширяет поле возможностей защиты. Есть вещи, которые я как адвокат, узнав от своего клиента или из материалов дела, не могу предать огласке, не могу публично комментировать, иначе на меня напишут представление, которое, может быть, и не завершится лишением статуса адвоката, но я вынужден буду оправдываться, защищаться, и это отвлечет меня от основной работы.

Общественный защитник же — фигура свободная. И если уж он присутствует в процессе, если его туда допустили, он гораздо более свободен в своих публичных высказываниях, нежели адвокат.

Но вместе с тем есть опасность, что такой человек, если он не подготовлен или не слишком хорошо представляет себе, что полезно, а что вредно, может очень сильно навредить, даже испортить работу адвоката. Мне было бы крайне некомфортно работать в ситуации, когда мой клиент или — что более вероятно — его семья навязывают мне общественного защитника, с которым у меня нет взаимопонимания, нет общего языка, который входит в процесс и совершает какие-то процессуальные движения без согласования со мной.

Поэтому хорошо, что есть такой проект, где неравнодушным людям, которые решили начать что-то делать в этой сфере, будут объяснять самые азы. У профессиональных адвокатов есть знание и опыт (чаще всего печальный). И хорошо, что теперь люди, которые не имеют такого опыта, будут узнавать о профессии хотя бы в рамках ликбеза.

Илья Новиков, адвокат Надежды Савченко. 1 февраля 2016Фото: Валерий Шарифулин/ТАСС

Дальше начинаются детали и тонкости, потому что у каждого адвоката, у каждого юриста есть свое мнение о том, как и чему нужно учить людей на подобных курсах.

На мой взгляд, первое, что нужно объяснять, — это следование принципу «не навреди». То есть нужно начинать с того, чем защитник, работающий параллельно с адвокатом, может испортить его работу. Ведь далеко не всегда защита обязана носить конфликтный характер. Да, безусловно, классика жанра — невиновный подсудимый, вор-следователь, герой-адвокат. Такие случаи бывают нередко, но представление о том, что так будет каждый раз, — это иллюзия. Очень часто наиболее выгодной для клиента позицией будет позиция частичного, а иногда и полного сотрудничества со следствием. Очень часто, взаимодействуя со следователем и что-то ему объясняя, можно добиться большего, чем если мы будем на него давить или изображать Перри Мейсона. Поэтому первое, что должна сделать Школа общественного защитника, — это избавить своих слушателей от романтических иллюзий.

Второе — и это, к сожалению, неизбежно: надо объяснять азы конспирации. Общественный защитник становится носителем информации, часто внутренней информации. И если он не умеет ее хранить и не умеет обращаться с ней, то даже при самых лучших намерениях он становится тем самым ситом, через которое все вытекает.

Третье. В рамках этих курсов обязательно нужно приглашать работающих адвокатов правозащитного направления (это не очень удачное определение, потому что по-хорошему у адвокатов не должно быть «направлений», мы должны быть мастерами на все руки, но это происходит неизбежно, появляется прослойка адвокатов, которые занимаются именно такого рода делами), чтобы объяснять новичкам-энтузиастам, как, собственно, устроена работа, что бывает, и чего не бывает.

Четвертое. Надо обязательно учить хотя бы азам техники работы с документами. У каждого судьи есть своя коллекция безумно написанных бумаг. Любой юрист сразу скажет, что такие бумаги — пустая трата времени. При этом часто нормально написанное ходатайство, даже если оно не удовлетворяется, если оно просто остается как бумага в деле, очень полезно. Оно фиксирует, что адвокат о чем-то разумном и законном просил следователя, а ему в этом отказали. Если бы этой бумаги не было, то не осталось бы следов того, что такой разговор вообще был. По моему опыту, те люди, которые приходят на пике энтузиазма и не понимают, как эти шестеренки крутятся, они очень любят писать бумаги, которые можно было бы не писать, которые заведомо никому и ничему не помогут. Этому различию, к сожалению, не научишь быстро, но можно донести какие-то элементарные вещи — как написать шапку документа, как подавать ходатайства, объяснить, что нужно оставлять себе копию и ставить отметку о вручении и так далее.

Иногда общественный защитник — это такой паллиативный адвокат, который заполняет нехватку рук, нехватку ног и нехватку времени. Сейчас в роли общественных защитников часто выступают жены или родители подсудимых, потому что это дает им возможность посещать своих родных в СИЗО не на правах и по квоте родственников, а без ограничения по количеству посещений. Но это ситуативное решение, а в Школе общественного защитника готовят людей, которые собираются заниматься этим системно.

Сейчас Школа общественного защитника существует исключительно на пожертвования. Помочь проекту бесплатного юридического образования можно, перечислив любую возможную сумму. Все деньги пойдут на работу школы и обучение юридической грамотности любого, кто захочет помочь себе или своим близким отстоять правду в суде.

Сделать пожертвование

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!