10 лет без приписки

Съемка любительской камерой: полиция изымает ребенка у опекунов. Камера стоит на столе криво, как-то случайно, в объектив попадает кусок комнаты с розовыми обоями и часть коридора. По комнате бессмысленно мечется женщина и девочка лет 13. Девочка приговаривает: «Что же делать?!» Неожиданно в кадр вваливаются люди, кидают кого-то на пол и начинают бить ногами. За кадром – жуткий детский визг. Девочка визжит так страшно, что у меня начинает болеть сердце. Она кричит: «Не трогайте папу! Я сдаюсь! Я сдаюсь!» Видно, как ее уводят за руку, камера остается на столе незамеченной и продолжает снимать пустую комнату…

Так забирали девочку с ВИЧ-инфекцией у опекунов, которые 10 лет пытались доказать, что она здорова.

Девочку зовут Юля. Мужчину на полу, которого бьют ногами, — Сергей Никитин. Он муж Юлиного опекуна – Марины Никитиной. Но Марина комментариев прессе не дает, и даже на той съемке ее лицо затерто квадратиками.  

Кстати, в отличие от лица девочки.

Семья Никитиных – одна из первых, кто 10 лет назад взял в семью ребенка с ВИЧ из московского дома малютки №7.

В 2005 году это была очень смелая мысль. Даже сегодня детей с ВИЧ берут в семью только очень сведущие в теме люди, которых не пугают сложности типа регулярных анализов крови и лечения.  А 10 лет назад не было ни таблеток, ни информации, а вот отказников с ВИЧ-инфекцией было довольно много. И дом ребенка № 7 в Москве прикладывал все усилия, чтобы пристроить их в семью.

Юле тогда было два или три года. Никитины услышали о ней по радио, скачали из базы фото на рабочий стол компьютера, потом приехали в Москву, навестили девочку, быcтро оформили опеку и увезли ее домой, в Тамбов.

С Сергеем Никитиным мы общаемся по скайпу. Он надевает большие наушники, садится перед компьютером и обстоятельно рассказывает мне, как было дело.

— На сайте было написано, что у девочки ВИЧ. Мы и ехали за ребенком с ВИЧ, — говорит он. – Но Крейдич (директор дома ребенка № 7 – ТД.) нам сказал: «Вообще-то, белки неопределяемые, остались антитела матери, все может рассосаться».  Но когда мы получили ее медкарту на руки, там такого не было! А стоял диагноз «ВИЧ». Так мы поняли, что нас обманывают.

В Тамбов они приехали с рекомендацией встать на учет в Центр по профилактике и борьбе со СПИД, раз в четыре месяца там показываться и пить лекарства: сироп девочке дали с собой.

— Выдали сироп, — ворчит Никитин, — но я сомневаюсь, что она его в доме ребенка получала. Это было чисто воровство лекарства… Приехали в Тамбов, копию справки с диагнозом отдали в опеку.

— А в Центр-СПИД пошли? — интересуюсь я.

— Нет, зачем? Никаких проявлений ВИЧ у нее не было. Я же сразу сел за книги американские, начал читать, полез в интернет. У нее все показатели хорошие были. Клетки СД4 – 2000. (СД4 — иммунные клетки. В норме их должно быть 800-1000. Ниже 500 начинают лечение — ТД.) Мы же думали как: заболеет — надо в Центр-СПИД. А она не болеет! Так что туда мы не пошли. Прикинули, что дело нечисто. Мы действовали в интересах ребенка, которому скорее всего поставили неверный диагноз на неизвестно чьей крови …

Никитины решили с документами на руках доказать, что ВИЧ-инфекции у девочки нет. И что врачи, ошибочно поставив Юле диагноз при рождении, защищают «честь халата».

Никитин говорит, что в Тамбове они «проверяли в двух местах», но результаты их не устроили. И они решили сдать кровь анонимно в местном Центре-СПИД.

То есть они привели трехлетнего ребенка анонимно сдать кровь на ВИЧ.

Врачам Центра-СПИД это тоже показалось странным. Но таким образом Юлю первый раз увидел педиатр Центра-СПИД. Врач начала задавать вопросы, просить документы, чтобы поставить ее на диспансерный учет и наблюдать за здоровьем. Никитины сочли такое внимание чрезмерным и решили сменить Центр-СПИД. Для начала они поехали в Москву.

— Мы сунулись в Федеральный Центр-СПИД. А в этот момент заведующая тамбовским Центром-СПИД Марина Цыкина пишет на нас в опеку, что Юля не состоит на учете, и ребенка надо отбирать…

Поставить девочку на учет в Федеральном Центре-СПИД отказались, так как у них не было лицензии на лечение детей, да и вообще им показалось странным, зачем из Тамбова ехать за учетом в Москву? Отказались ставить и в Липецке, когда поняли, что ребенка регулярно обследовать им не дадут. А вот в Рязани Никитины выдали себя за бездомных, и их прикрепили к Центру-СПИД, в который они, впрочем, не собирались ходить. Случилось это только в 2008 году.

И тогда же Марина Никитина была первый раз отстранена от обязанностей опекуна за отказ обследовать ребенка у врачей.

Впрочем, по апелляции ей удалось восстановиться. Никитина успела предъявить справку, что Юля стоит на учете в Рязани.  Суд решил, что «какого-либо злостного или преднамеренного уклонения опекуна от обследовании девочки не установлено», но закрепил за Никитиными обязанность приводить ребенка к врачам.

— Но больница продолжала портить нам кровь, — говорит Никитин, — а опека снова начала готовиться к суду. Им всем надо было только одного – доказать, что у ребенка ВИЧ. Больше их ничего не интересовало…

***

— Девочка попала к нам странно, — вспоминает заведующая центром по профилактике и борьбе со СПИДом ОГБУЗ «Тамбовская инфекционная клиническая больница» Марина Цыкина. — Приходит наша процедурная сестра с округленными глазами и говорит: «Там пришел человек, который хочет анонимно проверить трехлетнего ребенка на ВИЧ».

Медсестра сказала, что Никитин вел себя очень странно, просто прилип к окну процедурной, пока у девочки забирали кровь.

— С 3 мая по 20 июля 2007 года опекун с ребенком была на приеме шесть раз, — говорит врач. — Опекун четыре раза отказалась от осмотра, каждый раз давая согласие на отдельные обследования. Это было непонятно: они говорили о любви к ребенку, а пришлось несколько раз проводить забор крови у маленькой девочки из вены, хотя можно было все сделать за один раз. Да и потом они бесконечно в частных лабораториях перепроверяли, опять проводя забор крови из вены. А ребенка мы больше не видели, несмотря на неоднократные выходы на дом, письменные вызовы и так далее. Но ребенка с ВИЧ нам обязаны показывать регулярно! Поэтому через какое-то время мы обратились в органы опеки. Так мы узнали, что ребенок не наблюдался ни в одном государственном учреждении здравоохранения. А в частных клиниках о диагнозе ребенка опекун умалчивала. Опека опешила – эта семья казалась такой приличной. Причем в документах опеки есть запись опекуна, что она ознакомлена с диагнозом девочки. И разумеется, директор того дома малютки никогда не говорил, что «ВИЧ у нее рассосется»! Все опекуны знали! И началась эпопея.

Марина Никитина подала встречный иск на Центр-СПИД. Ее заявления на 300 листах с длинными выписками из интернета приходилось носить в пакете. Одновременно она начала искать лояльный Центр-СПИД, в котором можно будет числиться, но не наблюдаться. Поэтому вскоре тамбовским коллегам позвонили раздраженные врачи из Липецка: «Что такое? Почему не оказываете помощь ребенку?» Разумеется, они нашли у девочки и ВИЧ-инфекцию уже с высокой вирусной нагрузкой, и гепатит С. Но вскоре и в Липецке разобрались и постарались отделаться от странной семьи.

— Никитины уехали в Рязань, — продолжает врач. — Там их поставили на учет, но и там тоже надо было наблюдаться! Поэтому рязанские специалисты в конце концов обратились к нам, так как после единственного визита девочка там не появлялась. Дальше начались суды, но не спрашивайте подробности. Их было много и не по одному заседанию. У меня папка судебных документов толщиной 12 сантиметров. Судьи сначала смотрели недоверчиво на все это: такая женщина хорошая, положительная, доцент. Но Марина Никитина очень изменилась со времени своего замужества.

Под угрозой изъятия ребенка Никитина в конце концов написала заявление в тамбовский Центр-СПИД: «Прошу поставить на учет в центр мою подопечную. От повторного освидетельствования, первичного и периодического обследования отказываемся в письменной форме».

— А так нельзя! – говорит врач. – Мы не документы на учет ставим, а ставим пациента с документами. Я ее поставлю на учет, а потом выяснится, что ребенка в живых нет. Мы же ее не видели. Ее вообще мало кто видел. Девочка все эти годы не встречалась с другими детьми, училась дистанционно в Рязани. А последний год, что они скрывались, Юля просто не выходила из дома. Вообще судьба девочки очень печальна, у нее уже сломана психика. У нее, когда в приют забирали второй раз, нашли нож и электрошокер. Опекуны так ее к жизни готовили.

***

Одного лишения прав на опеку в 2008 году Марине Никитиной удалось избежать. Но в 2014 году она от обязанностей опекуна была отстранена окончательно. Рассказ Сергея Никитина о том времени звучит просто завораживающе. Человек включал дурачка, и об это разбивалась вся судебная и медицинская система Тамбовской области. И именно в его власти была жизнь Юли, так как хоть он и не был опекуном, но, похоже, манипулировал женой. Хочу – лечу. Не хочу – не буду лечить.

А я не хочу!

Дело не стоило выеденного яйца. При выявлении вируса иммунодефицита в организме человека ставят на учет. То есть его посчитали, зафиксировали.

А затем он должен прийти в Центр-СПИД по месту жительства и там наблюдаться у врача. Это называется диспансерный учет.

И вот Никитин несколько лет ухитрялся морочить всем голову. Ему говорят: «Почему не лечите ребенка, почему он не стоит на учете в Центре-СПИД?» А Никитин отвечает: «Как это не стоит? Да ее при рождении поставили на учет! Вот запись! Какого учета вам еще надо?»

Тем не менее, в начале 2014 года органы опеки администрации Тамбова в очередной раз потребовали поставить девочку на диспансерный учет и заниматься здоровьем Юли по существу.

— А это обязанность инфекциониста — ставить на учет, — раздраженно говорит Никитин. — Нам зачем это делать? Даже лучше, если не стоит на учете. Значит, и болезни нет.

Но бесконечно увиливать Никитиным не удалось: 4 июня 2014 года Марине пришло постановление об отмене опекунства.

— А 11 июня – звонок, — говорит Никитин. — Открываю, стоят двое из опеки, трое из полиции. Поймали момент, когда жены-опекуна дома не было. Так сейчас по всей стране идет, когда ребенка из семьи забрать хотят. Звоню жене, но… В общем, сломали мне руку, по морде надавали.

Так Юлю изъяли первый раз. Ее отправили в Мичуринск в приют «Семейный родник», где поставили диагноз: «ВИЧ в 4А стадии (вторичных заболеваний в фазе прогрессирования, —  ТД). Количество СД клеток — 151 (это очень мало даже для взрослого, — ТД). Вирусная нагрузка — 126.923. Хронический гепатит С, стадия ремиссии. Рекомендовано начать лечение».

9 июля приют получил лекарства для ребенка. А 14 июля после приема одной таблетки лечение было прервано, потому что опекуны Юлю выкрали.

— Мы ходили вокруг приюта, нас не пускали, — гордится Никитин. – Юля же все это время думала, что я труп. Она перешагивала через меня, когда я лежал в коридоре, а ее увозили. Агеев, директор приюта, не разрешил встречаться. Через месяц ей начали давать лекарства, и она оттуда деру дала. Поймала момент, когда дверь была открыта, и убежала. Позвонила нам, мы приехали, в кустах ее нашли. Забрали.

На Никитиных подала иск прокуратура, они подали в суд на опеку и полицию. Параллельно они подавали апелляции по поводу прекращения опеки. Но даже когда Никитина получила на руки постановление об изъятии ребенка, она сначала оспорила постановление о взыскании исполнительного сбора в 5 тысяч, потом подала жалобу на Центр-СПИД о взыскании исполнительного сбора в 5 тысяч с них, а затем обратилась в суд с просьбой отсрочки, чтобы ее муж успел собрать документы на удочерение Юли.

Типичное заявление Марины Никитиной: «Врач Цыкина М. Н. неоднократно органам опеки заявляла, что в соответствии со стандартами оказания помощи ВИЧ-инфицированным, мы обязаны проходить диспансерное наблюдение 4 раза в год. В методических рекомендациях «Диспансерное наблюдение» указано, что частота обследований зависит от клинического состояния пациента… То есть, назначая более частое обследование, Цыкина М.Н. нарушает рекомендации Минздрава, занимается растратой государственных средств и зарабатыванием денег, так как любое действие медперсонала оплачивается из государственного или местного бюджета, то есть присутствует меркантильный интерес, а не интересы пациента. Это упорное стремление назначить лечение и выписывать лекарства наводит на мысль, что ОГУЗ ТИБ списывает на ребенка лекарства и диагностические средства, которые потом разворовывают. Прошу Цыкину М.Н. уволить за нарушение прав пациента, нарушение законов и аморальное поведение».

Так шло весь год, пока постановление не вступило в силу. Но параллельно Никитины искали жилье. И однажды они пропали: сняли квартиру в двухэтажном доме в частном секторе Тамбова.

— Нам писали, чтобы мы сами ребенка привели, — говорит Никитин. — Но мы решили: хотят отбирать, пусть отбирают, сами не отдадим. А тут полиция завела дело о похищении Юли. Сказали, что ребенка никто не видел с октября 2014 года. Как это никто не видел?! Мы ее видели, соседи…

Но сначала-то дело завели об убийстве! Чтобы доказать следователю, что ребенок жив, Никитин снял Юлю со свежим журналом в руках и отправил видео следователю. Вот после таких фокусов и случилась сцена, снятая на домашнюю камеру Никитиных.

— Они постучали в дверь, но не представились, — вспоминает Никитин. — А я слышу, что сосед Серега орет, хочет мне морду набить. А это такой двор, там драки постоянно, зачем мне это? Я взял с подоконника молоток. Они высверлили замок. Дверь распахивается, там МЧС. Две секунды, и я лечу уже на пол. А там был начальник областного угрозыска, и этот молоток ему вскользь царапает по башке, когда я упал. Вот так вот без постановления на обыск они ко мне вломились. Повалили, начали бить ногами по ребрам. Решили, что если я с молотком в руке, то представляю какую-то опасность. Это вот неадекватное мышление, характерное для психов, — укоризненно мотает головой Никитин.

На видео зафиксировано, как человека валят на пол и бьют, чем придется. Но потом отчетливо слышны крики: «Кислота! Это кислота!» Вопрос с кислотой Никитин поясняет так же охотно, как и все остальное, и так же страшно.

— А это у них под ногами оказалась банка с кислотой. У нас на чайнике накипь была на дне, и мы купили. У нас на рынке это запросто, соляной кислоты сколько хочешь. И вот немного оставалось, я ее в коридоре поставил. А кислота открытая была, и она у них под ногами разливается. У меня мошонка обожжена, ноги, на брюки где попало, — Никитин закатывает рукав и показывает рубец на запястье. – Вот здесь были наручники, и кислота пропитала рубашку. Им тоже досталось, но они смыли.

Молоток упал, кислота сама разлилась. Никитин говорит, что полицейских от процесса избиения отвлекла Юля, когда разбила окно. Но сотрудники опеки уверяют: опекунша пыталась вытолкнуть девочку в окно, чтобы Юля сбежала. Все происходило на втором этаже.

Сцена с окном в съемку не вошла. Все заканчивается диким криком девочки, на глазах которой ногами лупят человека, которого она всю жизнь считала отцом, и ее задыхающийся голос: «Я сдаюсь! Сдаюсь! Не бейте его».

Никитина забрали в отделение на 48 часов. Юлю – в приют «Орешек».

— Жена с претензиями в полицию сначала не обращалась, я ее обучаю психологии поведения в таких ситуациях, как вести себя в полиции, — говорит Никитин. – А Юлю отправили в приют, поместили в изолятор, в бокс на четырех человек. И вот к ним приехал ребенок с кашлем. У Юли поднялась температура. И они — вот не знают, что делать люди! – вместо больницы отвозят ее в Центр-СПИД, а потом в туберкулезную. Сказали, что у нее туберкулез. Кого они хотят одурачить! Я же немного в медицине разбираюсь. Они поместили ее к детям с открытой формой, чтобы она заразилась. И там ее заразили!

Поначалу Никитины навещали Юлю, пока Управление образования не направило в больницу бумагу, что они ее уже один раз выкрали. А врачи, увидев, что у ребенка поднимается вирусная нагрузка, стали подозревать, что девочка, подученная опекуном, выплевывает таблетки. С тех пор опекуна с мужем в больницу не пускают.

***

Никитиным не вернут девочку, которую они воспитывали 10 лет. Юля находится на лечении семь месяцев. Да, туберкулез лечится трудно и долго, не менее года. Особенно трудно идет лечение, если туберкулез сочетается с ВИЧ-инфекцией. Это так и называют: «турбович» — лидирующая причина смерти при ВИЧ.

— По 19 таблеток ребенок в день пьет, — сокрушается Никитин. – Но там не откажешься, следят.

— Теперь по 19 таблеток ребенку приходится глотать, — говорит Марина Цыкина, — из-за того, что так ее запустили. Помимо гепатита С сейчас у Юли туберкулез легких и очень низкий иммунный статус.

Я спросила Сергея Никитина, что бы он изменил в прошлом, будь у него такая возможность. Я думала, он скажет: пошел бы в Центр-СПИД, выполнял все указания врачей. И тогда бы у меня не отняли ребенка.

Но он ответил:  

— Не нужно было опеку делать. Надо сразу усыновлять было. У кого усыновление – сразу уезжают. У нас все уезжают. В Екатеринбурге тоже вечно идут склоки из-за детей…

Да, именно в Екатеринбурге находится «штаб-квартира» ВИЧ-отрицателей, которые убеждают матерей не лечить своих детей. На сегодняшний день из-за этого умерло не меньше семи малышей.

Сейчас Сергею Никитину грозит до 10 лет тюрьмы по ст. 318, ч. 2 «Применение насилия в отношении представителя власти».

— Я на них всех тоже в суд подал, — бурчит Никитин. —  Еще неизвестно, кто из нас первый в тюрьме окажется.